Алексей КОЛЕНСКИЙ

08.09.2016

Российский продюсер и режиссер вернулся на голливудские холмы, чтобы превратить пеплум в мыльную оперу. И до пришествия варяга античному жанру приходилось несладко. В 2014-м прогорели «Помпеи», надорвался «Геракл» и провалился его аватар («Геракл. Начало легенды»). Полгода назад, едва засветившись на экранах, обезумели «Боги Египта». И вот для «мечей и сандалий» пробил смертный час — Тимур Бекмамбетов не оставил камня на камне от одноименной фрески Уильяма Уайлера, раскинув над руинами цыганский шатер. 

По совести, «Бен-Гур» этого заслужил: «наиболее влиятельной христианской книгой XIX века» является распиаренный графоманский роман. В 1880-м его никто не заметил — за три года он разошелся тремя тысячами экземпляров. Затем плечо автору — генералу, губернатору, масону Лью Уоллесу — подставили вольные каменщики, в 1907 и 1925 годах сочинение бережно перенесли на экран. В конце 50-х Гор Видал и Максвелл Андерсон подарили иудейскому князю новую, счастливую жизнь. 

Профессиональные писатели вычеркнули половину персонажей и любовных линий, отжали христианские мотивы, превратив Сына Божьего в безликую тень, путающуюся под ногами у героя. Причем в этом самоуправстве ничуть не разминулись с генеральной линией — историей ближневосточного аристократа, примиренного кровью Христа со всемогущим Римом. Монументальная фреска Уайлера завоевала одиннадцать «Оскаров», а сцена гонки на колесницах вошла в учебники операторского искусства. От этого и решил сплясать Бекмамбетов. 

...33 год нашей эры, Иерусалим, цирк. К выезду на арену готовятся всадники. Двое пылают лютой ненавистью и клянутся прикончить друг друга. За что? Время покажет. Мы переносимся на восемь лет назад, и тут выясняется, что в отличие от предшественников речь у Бекмамбетова идет не о поссорившихся друзьях, а о сводных братьях. Тем острее проявляется конфликт: оказывается, кровники не поделили Родину. Джуда Бен-Гур (Джек Хьюстон) почитает отчизной Иудею и прожигает жизнь в счастливой праздности, а Мессала (Тоби Кеббелл) — Римскую империю, ради которой отправляется проливать кровь. 

Спустя годы израненный легионер становится правой рукой нового прокуратора, возвращается под семейный кров, вежливо просит Джуду потолковать с местными повстанцами, обеспечить мир и покой. 

Как назло, воспользовавшийся гостеприимством зилот пускает стрелу в Понтия Пилата с кровли Бен-Гура. Домочадцев репрессируют, князя ссылают на галеры. По пути следования к месту службы бедолаге является харизматичный плотник, протягивает плошку воды и просит оказать ту же услугу в свой черед. Спустя мгновение происходит чудо... 

Уильяма Уайлера нередко упрекали в чрезмерной статичности изображения, зато он всегда точно знал, куда ставить камеру. Оператор Бекмамбетова ни на миг не выпускает ее из натруженных рук — экспериментирует с панорамной съемкой, упражняется в автоматической скорописи, интригует, импровизирует, ломает ритм. И все равно не поспевает за кордебалетом. Первые сорок минут происходящее напоминает зарисовки из цыганского быта: смуглые красавцы лупят в бубны, шумные дамы трясут монистами, за танцами следуют скандалы, там-сям мелькают клинки, тут же — объятия, все счастливы и беспечны. Даже Мессала, с одинаковым задором кромсающий то викингов, то негров вдали от иерусалимских стен. 

Но как только Бен-Гур спускается в мрачное чрево галеры, объектив начинает биться, как пташка в клетке, и его полет наконец обретает подобие траектории, а чехарда кадров — подлинный шарм. Режиссер сосредотачивается на выразительном образе: буквально за пару гребков невольник расправляет плечи и мощно налегает на весло. «Узилище» устремляется на строй вражеских кораблей, вгрызается в бок эллинской галеры, дает задний ход, да поздно — в пробоины брызжет греческий огонь. Как спички вспыхивают надсмотрщики, связанных цепью рабов вихрем выносит сквозь брешь кормы. Погрузившийся в пучину герой освобождается от оков и оказывается наедине с безбрежным простором. Взгромоздившись на обломки мачты, Бен-Гур приходит в себя... И видит склонившиеся над ним морды белогривых кобылиц. 

Увы, это не рай, а чужой табор. Тут и сказочке конец. Мудрый вождь, шейх Илдерим (трясущий густыми дредами Морган Фриман), учит парня управляться с лошадьми, торговаться на скачках и, главное, побеждать в гонках. «Всех римлян не убьешь, — рассуждает старик, — но порой можно обесчестить врагов, одолев одного-единственного. Для этого и придуманы арены...» 

Поскольку данной сентенцией исчерпывается философия постановщика, дальнейшие приключения навевают зевоту. Создается впечатление, что кинематограф представляется Бекмамбетову расписной каруселью, которую следует закружить и продать. Проблема в том, что экшн он способен создать лишь в искусственных замкнутых пространствах — начиная с «Ночных дозоров» его герои, как заговоренные, хороводятся вокруг неких мест силы. Да все без толку, поскольку все бекмамбетовские «заповедники» ограничиваются емкостью жесткого диска. 

Однако сказочнику удается нащупать актуальные драматургические схемы (в данном случае — наметить конфликт рода и большой истории в регистре «родная кровь против гражданской совести») и накрутить на них сопутствующие обстоятельства. Правда, освоить фактуру не получается. О том, чтобы овладеть киноязыком, и речи нет. Зато, будучи находчивым продюсером, Бекмамбетов протоптал уже все тропинки — приручил Минкульт, заинтриговал Америку «Ночными дозорами», отправил «Он — дракон» покорять Китай, а сейчас пустил пробный шар в ближневосточный регион с дальним индийским прицелом.