Зачем они спускаются с гор

Владимир ХОМЯКОВ, сопредседатель Партии Великое Отечество

14.08.2013

Нашу тихую равнинную Россию опять штормит. То читаешь, как дагестанец изнасиловал казака и не понимаешь, куда смотрело все прочее казачество с его «орденами» и лампасами. То узнаешь, что в городке Пугачеве несколько чеченцев зарезали десантника и если бы местные жители не поднялись и не потребовали поголовного выселения всех «гостей», местная полиция наверняка привычно бы замяла это дело. И, наконец, всему венец, — досталось самой полиции: в Москве при задержании насильника, его дагестанская родня без колебаний проломила голову оперативнику (спасибо, хоть не изнасиловали). И это только самые громкие из последних ставших известными случаев. Ощущения предгрозовые, и гроза эта надвигается со стороны Кавказа. Можно не сомневаться: вот-вот снова прорежутся сторонники раздербанивания России с провокационным лозунгом «отделить Кавказ»…

С детства нас учили: нет плохих народов — есть плохие люди. Однако глупо отрицать и то, что в ментальности различных народов присутствуют родовые поведенческие архетипы, которые другими народами с другой ментальностью воспринимаются как откровенное варварство и дикость. И когда читаешь в блогосфере откровения некоторых выходцев из кавказских регионов о том, что «Аллах поделил людей на волков и баранов; мы — волки, а значит, имеем право и обязаны питаться баранами», понимаешь, что эти люди воспринимают мир принципиально иначе. И как прикажете рядом с ними жить? 

Объясняю — как. Например, среди некоторых племен Новой Гвинеи до сих пор практикуется ритуальное людоедство: у врага съедают печень, чтобы получить себе его силу и храбрость. Но есть сдерживающий фактор — за каннибализм там сажают, а то и лишают жизни, плюнув на национальную специфику, и именно по этой причине подобные случаи — редкость. То есть, государство, осознавая не совместимые с XXI веком «особенности» некоторых племен, при помощи строгого закона просто не позволяет им развиться до опасного для окружающих уровня. 

Вот и у наших горцев тоже есть своя особенность: многие столетия их национальное самосознание формировалось под влиянием господствовавшей на Кавказе так называемой набеговой экономики. Земли в горах мало, а возделывать ее в предгорьях, перестав при этом бояться друг друга, там стали только при Ермолове. Посему единственным достойным мужчины-кормильца занятием считалось в горах то, что в русской культуре именуется словом «разбой» (кстати, у других горцев — например, шотландских или непальских, было примерно так же). Именно под это формировалась и выстраивалась вся культура, вся внутренняя этика, отношение к своим и чужим.

Вот почему, когда в самом начале XIX века в Грузию вошли русские и сказали: «Грузины теперь — российские подданные, их грабить и продавать в рабство нельзя!», это было воспринято горцами как кровная обида: все равно, как если бы у русского крестьянина отобрали землю-кормилицу. Именно это и стало главной причиной полувековой Кавказской войны, ибо никаких иных причин «покорять» горцев, кроме защиты от их набегов своих подданных, у России не было. Земли своей — и так завались, а вплоть до открытия в конце XIX века бакинской нефти, Кавказ приносил империи одни только потери и убытки. При этом налогов с горцев русские не брали, в дела веры и местное самоуправление не лезли. Требовали одного: «Не разбойничать!» 

Но это единственное требование, совершенно очевидное для русской ментальности, оказалось абсолютно неприемлемым для ментальности горской. И — перевесило все остальное. Поэтому, когда на Кавказе в том же ХIХ веке возник мюридизм — исламское (ваххабитское по сути) учение, провозглашающее, что набеговая экономика — богоугодное дело, часть джихада против неверных, то за мюридами пошли очень многие. Все прочее — английские и турецкие инструкторы, 3 000 воевавших за Шамиля поляков, Крымская война, начатая Европой для уничтожения Черноморского флота, чересчур успешно перехватывавшего транспорты с идущим Шамилю британским оружием — все это было уже потом. А началось с того, что горцы поднялись за сохранение привычного образа жизни, основанного на глубоком убеждении, что волки имеют право и должны резать баранов. И чтобы разубедить в этом Кавказ, потребовалось полвека войны, стоившей огромных жертв обеим сторонам.

Но оставим исторический экскурс и вернемся в наше время. Чем считает ту же Москву, согласно этой своей традиционной горской ментальности, мальчик, спустившийся с гор? Разумеется, не родным домом и даже не другим селом, в котором живут другие горцы и вести себя надлежит уважительно к местным обычаям. Вырвавшись из родного аула, юный горец попадает словно на другую планету, где все не так, и, следовательно, никакие прежние нормы не действуют. 

Теоретически — он должен попытаться адаптироваться к этой новой реальности. Но тут он видит своих сверстников — компьютерных заморышей с африканским пирсингом во всевозможных местах, рассуждающих исключительно о «бабле, тусе и сексе». Видит насквозь продажные власти и «правоохранителей», готовых за мзду продать честь, Родину, а уж единокровных своих — тем более. Видит насквозь фальшивую национальную политику государства, в основе которой лозунг: «Меньшинствам — все, большинству — ничего!» И, подобно варвару, созерцающему Рим времен упадка, он относится к этому городу как к своей законной добыче — дому без хозяина, который можно и должно грабить, а по возможности — и вовсе забрать себе, выгнав бывших жильцов. Для этого надо только не становиться частью чужого города, а прогнуть его под себя. Как? Естественно, опираясь на общину единокровных, преследующих те же цели. На ее ресурс и круговую поруку, которые пропасть не дадут, какую бы гнусность ты ни сделал…

В этом, а отнюдь не в какой-то особой «дикости» горцев, корень проблемы. Горец уважает только силу и подчиняется только ей. У него свои понятия о справедливости: он презирает власти, продающие своих земляков чужим, и презирает людей, терпящих над собой власти, которые их продают. И до тех пор, пока русские в русских регионах не станут вести себя так, как, по понятиям горца, должен вести себя государствообразующий народ, пока власть вместо пустых заклинаний о толерантности не предложит приезжим адаптироваться под русские нормы поведения, а нарушителей этих норм не станет прессовать всею мощью закона, мальчики, спустившиеся с гор, никогда не оставят попыток завоевать этот город и прогнуть его под себя — вместе с населением и властями.