Пастушка и дирижер

Сергей КОРОБКОВ

02.10.2014

Концертным исполнением оперы П.И. Чайковского «Орлеанская дева» Большой театр представил нового музыкального руководителя — главного дирижера Тугана Сохиева.

Написанная вслед за «Евгением Онегиным» монументальная и наделенная всеми свойствами большого оперного стиля «Орлеанская дева» казалась полной противоположностью лирическим сценам на пушкинский сюжет. Однако сказать, что Чайковский, еще недавно выступавший против фальшивого пафоса императорской сцены с ее ряжеными шествиями, карикатурными сражениями и мелодраматическими страстями, изменил себе, нельзя. 

Сменив тенистые аллеи ларинской усадьбы на дубовую рощу близ французской деревеньки, а дом петербургского вельможи — на многолюдную площадь перед кафедральным собором в Реймсе, автор остался лириком и поэтом. Хоть и обставил действие новой оперы с подобающей историческим хроникам обстоятельностью.

Слышащиеся в «Орлеанской деве» интонации «Онегина» не случайны, они обнажают извечный интерес композитора к миру изменчивой женской души. Образ Иоанны д’Арк волновал Чайковского с детства. Семилетним мальчиком он записывает себе в дневник: «Ее отец был пастух, и она сама была пастушкой, и как поверить, что это она, пастушка, спасла Францию! О, какая героиня».

Литературные источники для либретто «Орлеанской девы» (драму Фридриха Шиллера в переводе Василия Жуковского, пьесу Жюля Барбье и французские хроники) Чайковский взялся обрабатывать сам — столь горячо было желание воплотить в музыке волнующий сюжет. Перелицовка текстов слегка морщила, но твердое перо оставляло на нотной бумаге сцену за сценой, хоть и писались они вразнобой. 

Понять Тугана Сохиева, который выбрал для дебюта в качестве главного дирижера Большого театра редко исполняемую оперу, можно: неровная драматургия не затеняет музыкальных сокровищ партитуры. Сохиев «прячет» швы и расставляет акценты столь виртуозно, что даже в концертном варианте «Орлеанская дева» предстает произведением художественно целостным и совершенным по оркестровому воплощению. Фантастическое, заставляющее вспомнить золотой век Большого театра впечатление производят выступающий в разных ипостасях хор (главный хормейстер Валерий Борисов) и оркестр, «выпускающий» из нарастающих tutti проникновенные голоса солистов Галины Эрман (флейта), Софьи Беляевой (гобой), Сергея Петрова (кларнет). Сохиев не просто «рифмует» контрастные по звучанию картины оперы — эпические (блестяще сыгранные интродукция, вступление к третьему действию и финал) с лирическими (молитвой, арией и рассказом Иоанны, дуэтом «О чудный, сладкий сон»). Он создает некий музыкальный алтарь («Да будет ей воздвигнут здесь алтарь!» — восклицает коронованный дофин), на который возводит простую пастушку, ставшую по истории — национальной героиней, по Шиллеру и Чайковскому — жертвой «преступной» любви. Сохиев режиссирует спектакль без костюмов и декораций о тонкой и мятущейся душе героини и тем самым восстанавливает бездумно прерванную связь Большого с его же традициями, с осуществленной на главной сцене страны постановкой «Орлеанской девы» 1990 года (режиссер Борис Покровский, дирижер Александр Лазарев, художник Валерий Левенталь). Тогда вместе с исполнительницей титульной роли Маквалой Касрашвили они прочли оперный сюжет Чайковского как житие Иоанны д’Арк. Сегодня Сохиев трактует его как романтическую поэму. 

Утверждать, что блестящий дебют музрука поддержали все без исключения солисты, было бы опрометчиво. Высокое меццо-сопрано Анны Смирновой звучало проникновенно в лирических сценах, но заметно тускнело в «массовках». Не хватало «серебряных нитей» нежному голосу Максима Пастера — партия Карла VII предназначена для драматического тенора, и выступивший в премьерный вечер Олег Долгов в этом только убедил. Без должной экспрессии исполнил роль Дюнуа Андрей Гонюков, чей бас не столь подвижен, чтобы вести строчку, написанную для драматического баритона. Не взял предложенного Сохиевым объема вокального образа Петр Мигунов в партии Тибо д’Арка. Безупречным по тембру и певческой культуре оказался, пожалуй, один Игорь Головатенко (Лионель). Но все шероховатости одолимы, если работать дальше и дать спектаклю сценическое воплощение. Пойти на это надо, хотя бы ради одного Сохиева и ведомых им музыкантов.