Елена ФЕДОРЕНКО

21.11.2019

Художественный театр имени А.П. Чехова готовится к премьере по роману Сергея Клычкова «Сахарный немец». Молодая команда спектакля возвращает публике незаслуженно забытого писателя первой четверти ХХ века.

Поэт и прозаик. Потомственный крестьянин и друг Сергея Есенина, посвятившего ему стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу». Талант Клычкова высоко ценили Максим Горький и Николай Клюев, Осип Мандельштам и Николай Гумилев, Модест Чайковский и Сергей Коненков, а Анна Ахматова называла его «человеком ослепительной красоты». Клычков попал под молох истории: поверил новому, вышел на баррикады, воевал на фронтах Первой мировой, потом разочаровался в идеалах, пережил травлю, был арестован и расстрелян по ложному обвинению.

Он воспевал природу старой Руси и мистические народные поверья. В его романах переплетены крестьянская реальность и патриархальная мифология. В его космосе «оживают кочки» и пни, встает «в овраге леший старый», ручьи скороговоркой будят старый сад, всю ночь ворочается «церковный пруд в снегу тяжелом», а «лесные зори» завораживают, «как оклады у икон».

Ставит «Сахарного немца» талантливый режиссер Уланбек Баялиев из первого выпуска мастерской Сергея Женовача в ГИТИСе. Москвичи знают его «Барабаны в ночи» Брехта в «Et Сetera», «Грозу» Островского в Вахтанговском и раннюю «Позднюю любовь», тоже по пьесе «певца замоскворецкой жизни». Спектакли режиссера с успехом идут в Петербурге, Екатеринбурге и Вильнюсе. «Культура» расспросила Уланбека о горькой участи автора «Сахарного немца» и ностальгирующем герое романа, узнала, почему Клычков рыдал «над людьми, над собой, над судьбой» и на каком основании его назвали родоначальником магического реализма.

культура: Как состоялась Ваша встреча с прозой Клычкова?
Баялиев: Увлечение передалось от Сергея Васильевича Женовача — моего мастера. Он когда-то хотел ставить «Чертухинского балакиря», и даже читка была в Студии театрального искусства. Проза Клычкова удивительна, я выбрал роман «Сахарный немец». Мечтал он написать «эпическое девятикнижие» — серию романов, сюжет каждого последующего уходил бы в прошлое.

культура: То есть движение в обратной хронологии?
Баялиев: Да, логика построения — назад, к истокам. Герои так или иначе взаимосвязаны, имеют родственные отношения, они из одного мира. По времени создания «Сахарный немец» — самый первый, а по событиям — наиболее близкий к нам: начало ХХ века, канун революции, разгар Первой мировой войны. Главный герой — Зайчик, а в «Балакире», следующем романе, его мать еще молодая девушка и выходит замуж. Куда бы, интересно, Клычков добрался, отправляясь вглубь веков? Каждая книга — о предыдущем поколении. Осуществить задуманное он не успел — в 1937-м его расстреляли. Что-то из написанного уничтожено, остались стихи, три романа и фрагмент четвертого.

культура: Зайчик — кто он?
Баялиев: Миколай Митрич Зайцев, которого все зовут Зайчиком. «Последний Лель», так назывался роман в первом варианте, поэт, в детстве «мечтунчик пристал к его голове». Он живет в своем полусказочном мире, воспитан «полем за околицей и Чертухинским лесом». Литературоведы отмечают, что он последний святой. Такая идея есть у автора. Фекле Спиридоновне, матери Зайчика, снится сон, в котором к ней приходит Князь Сорочий, богатырь в шлеме золотом. Это сновидение дает намек на непорочное зачатие, и Зайчик должен был спасти мужицкий мир, крестьянскую Русь.

культура: Но он убивает немца — святой этого не мог бы себе позволить. Зачем он это делает?
Баялиев: Вопрос: почему он это сделал, — быть может, самое интересное в романе. Зайчик вышел за водой на берег Двины, зная — с другой стороны реки немцы и можно получить пулю. Понятно, это шаг отчаяния, но что привело к этому шагу, вот что любопытно. Автор проводит Зайчика через ряд событий: окопная война, чертухинцы — жители его деревни, ставшие солдатами, поездка домой, встреча с любимой Клашей, которая вышла замуж и родила детей от другого, он находит в лесу тело погибшей Пелагеи, которой так и не довез письмо. Зайчик теряет свою вселенную и самого себя, уходит любовь, обессмысливается то, что дорого. Он живет в двух измерениях: реальном и том собственном, где сказка и явь равноправны. И это его гармоничное архаичное мироздание, где существуют Лели и Лада, лешие и русалки, разрушается. Новое время забирает его вместе с юностью и молодостью, и Зайчик становится — нет, не озлобленным, а потерянным. Страх заменяет веру, страх как основа мира невыносим для героя. Каждый эпизод описывается удивительным языком и разворачивается в двух плоскостях: начинается как реалистичная, бытовая сцена, а потом диффузно переходит в магическую — вдруг Зайчик видит человека зеленой жабой или неожиданно персонаж начинает ржать, словно лошадь, а встреча с Клашей заканчивается верхом на свинье.

культура: Почему немец — сахарный?
Баялиев: Сахар в старообрядческой культуре — символ греха. Немец как грех, который герой взял на себя. Кстати, перед выстрелом солдаты делили сахар, полученный на праздник. И в снах к Зайчику приходит убитый в образе карлика с карамельным ружьем.

культура: Странное многослойное «двоемирие» романа можно с чем-либо сравнить?
Баялиев: Литературоведы сравнивают с Габриэлем Гарсиа Маркесом, а «Сахарного немца» называют первым образцом магического реализма — направления в литературе, где фантастика настолько «растворена» в повседневности, что сама становится реальной. В городе-призраке, в запутанном роде Буэндиа из «Ста лет одиночества», тоже не поймешь, где сон, а где явь, что выдумка, а что правда. Похоже очень, только мифические сюжеты Маркеса рождены спустя более четырех десятилетий. Предтеча, конечно, проза Клычкова, и в ней — какой-то удивительно чистый и наивный взгляд, освобожденный от иронии, на время, которое скользит между реальностью и мифологизированными пространствами.

культура: Это соединение пространств — трудная задача для драматической сцены.
Баялиев: Из такого текста создавать театр очень сложно, но увлекательно. Мы хотим проследить, как можно искать «действительность» и на глазах ее терять, какими сценическими ходами можно совмещать несколько реальностей.

культура: Причудливую, метафорическую, похожую на древний сказ прозу Клычкова, по-моему, невозможно переложить в инсценировку, а Вы решились.
Баялиев: В романе действие выстроено как дорога самого Зайчика: от войны до отчего дома и обратное бегство, уже из мирной жизни — вновь на поле боя. Это движение я положил в основу инсценировки. Внутри, конечно, эпизоды меняются, передвигаются, но идея пути к роковому выстрелу объединяет их. Зайчик должен его пройти, чтобы зеркально столкнуться с немцем, а по сути — с самим собой.

культура: Сергей Клычков имел опыт Первой мировой, а нет ли в Зайчике автобиографических черт?
Баялиев: Отчасти Клычков пишет о себе, мы во многом угадываем в Зайчике автора — и в отношении к войне как к чудовищной бессмысленной бойне, и в верной привязанности к любимой, которая выходит замуж за другого. Оба — поэты, и про них пишут в газетах — «поэтом-воином» называл Клычкова Сергей Городецкий в очерках. Возможно, убийство — тоже факт биографии писателя. Ведь признавался он другу: «Первый выстрел будто разбудил, ошеломил, накинулся на меня, как вор на дороге жизни, и сделал меня из богача нищим».

культура: Почему так получилось, что Сергей Клычков, необыкновенным дарованием которого восхищались знаменитые современники, — забытое имя?
Баялиев: Много думал об этом, но ответа не знаю. Расстрелять талантливого человека, забыть навек, оправдать посмертно — история трагическая, но не редкая. После реабилитации в 1956-м книги Клычкова, да и то не сразу, издали небольшими тиражами, но общенародными и доступными они не стали. Может, потому, что значительная часть наследия потеряна и многого он не успел написать? Или время не пришло, и нужно еще столетие? Наша задача — ускорить этот процесс. Вдруг удастся разбудить интерес зрителей?

культура: Об отношениях Клычкова и Есенина известно, а кто еще входил в круг его друзей?
Баялиев: С Осипом Мандельштамом они сблизились за десять лет до трагической гибели обоих в годы Большого террора. Ценили друг друга, как-то нежно и даже трепетно берегли свои отношения. Жена Клычкова вспоминала: «Оба вспыльчивые, горячие, они ни разу не поссорились. Беседы их были изумительны, высокий строй души, чистоты, поэтическая настроенность объединяли их». Сергей Антонович искренне общался с Сергеем Городецким и Павлом Васильевым, которого называл родоначальником «героического периода» в отечественной литературе, дружба связывала его со скульптором Сергеем Коненковым.

культура: Клычков в пору, когда был известен как поэт, писал: «Сам не ожидал, что заговорю прозой, да еще такой древностью пронизанной». Новому миру, конечно, мешали писатели, славящие патриархальную старину и страдающие душой за крестьянский мир, но все-таки нужен был повод для расправы. В чем обвинили Клычкова?  
Баялиев: В троцкизме. Когда его перестали печатать, пришлось зарабатывать переводами. Один из них — киргизский эпос «Манас». В герое из главы «Алмамбет и Алтынай» усмотрели намек на Троцкого. Шито, конечно, белыми нитками — повод для расправы с неугодным. Когда-то, 16-летним юношей, он принял революцию с воодушевлением, участвовал в восстании 1905 года, был на баррикадах, ушел на фронт Первой мировой. Позже разочаровался, замер в оппозиции, что стало приговором. И он это хорошо понимал. В 1937-м к нему пришли, и во время обыска Сергей Антонович сидел спокойно, в ожидании неизбежного. Его расстреляли сразу, а родным сказали — отправлен в ссылку без права переписки. Место захоронения неизвестно.

культура: А как умирает Зайчик?
Баялиев: Неизвестно, умер ли он. В финале фельдфебель Иван Палыч вытаскивает его из разрушенного артобстрелом блиндажа.

культура: В Вашей «Грозе» по Островскому, которая три года с аншлагами идет в Вахтанговском театре, самоубийство Катерины тоже казалось неочевидным.
Баялиев: И у Островского в пьесе загадка. Персонажи говорят: бросилась с обрыва, попала на якорь, а она лежит как живая — только капелька крови на виске. Я услышал такую историю про каплю крови на виске: когда человек умирает во сне, врачи скорой помощи называют подобную кончину «смерть ангела». Не было никакого самоубийства, Катерина не прыгала в воду — душа не вынесла и улетела, а в омут упало тело. Не о смерти, не о самоубийстве эта история.

культура: В Вахтанговском у Вас сложились добрые отношения, как чувствуете себя в Художественном?
Баялиев: Здесь интересно и сложно. И время сейчас для театра непростое, переходное, ушла одна история, начинается другая, и, конечно, все, что происходит сейчас, будут сравнивать с тем, что было. Понимаешь: попал под лупу, под увеличительное стекло, по другим меркам станут судить.

культура: С амбициями пришлось столкнуться — все-таки мхатовцы, служат в легендарном театре?
Баялиев: Нет, не довелось — все артисты, службы — в хорошем рабочем тонусе, и никакого пафоса не заметил. Определенные сложности с тем, что есть нацеленность на постановочные спектакли, а мы воспитаны Женовачем — в системе сочинения спектакля вместе с артистами. Сейчас редкость, когда труппа бросается в постановку очертя голову. В МХТ есть ощущение некой насыщенности разными авторами, материалами, режиссерами, и новый спектакль для них — не последний бой, а как бы очередной на конвейере, это, конечно, надо перебороть. Нельзя важное откладывать на потом, каждый день — последний, каждый спектакль — прощание с уходящей жизнью. У нас собралась хорошая банда из десяти человек, в основном молодежь. Сначала прочитали роман, а потом инсценировку. В главной роли Валера Зазулин. Надежда Жарычева, Ксения Теплова, Артем Волобуев, Николай Сальников, Алексей Агапов, Алена Хованская, Ростислав Лаврентьев, Дмитрий Сумин, Антон Ефремов — мы все вместе. Жанр еле-еле нащупали — «сказ об одном убийстве». Так и обозначили. С композитором Фаустасом Латенасом и художником Евгенией Шутиной я уже работал. Такой небольшой творческой группой мы выпускаем спектакль.

Фото на анонсе: Александр Иванишин