Виктория ПЕШКОВА

25.01.2019

Сразу два столичных театра — Ермоловский и на Малой Бронной — обратились в этом сезоне к шекспировскому «Макбету». Событие это тем более примечательное, что мрачная «шотландская пьеса» ставится у нас не в пример реже «Гамлета» и «Ромео и Джульетты» — безусловных фаворитов среди трагедий Великого барда. И дело, разумеется, не в тянущемся за ней мистическом шлейфе. Похоже, что сила, заключенная в гениальном тексте, вызывает в душе рискнувших окунуться в него с головой, их собственных демонов, с которыми, подобно славному и могучему кавдорскому тану, не каждый способен совладать.

Отечественный театр Вильяма нашего Шекспира чтит и почитает не меньше, а в чем-то, вероятно, даже больше, чем его соотечественники. Но в отличие от британцев нашего зрителя чаще тянет на трагедию, чем на комедию, — обливаться слезами над вымыслом нам как-то привычнее, чем хохотать. Но дело не только в этом. Как ни стараются нас отучить от этой вредной привычки изготовители модных интертейнментов, зритель в театре сопереживания ищет. Нам просто необходимо сочувствовать хоть кому-нибудь из персонажей, причем по возможности — из главных. Иначе не в кайф. И если с несчастным датским принцем, незаконно лишенным трона, как и с обездоленными веронскими возлюбленными, все яснее ясного, то кому сочувствовать в «Макбете» — вопрос вполне себе философского масштаба.

Для своей постановки в Театре на Малой Бронной режиссер Антон Яковлев выбрал классический перевод Михаила Лозинского и все действие выстроил на явных и неявных аллюзиях с «Глобусом» шекспировских времен. В сценографии Николая Симонова инфернальность просвечивает лишь как легкий намек: за происходящим на земле пристально наблюдают и с небес и из-под земли. Художник Мария Данилова одела героев пьесы так, что по обе стороны временного портала — «здесь», у нас, и «там», посреди шотландских холмов, — они могли бы сойти за своих. Все они, за одним-единственным исключением, о котором чуть позже, заняты поисками ответов на неизбывное быть или не быть, а если уж быть, то кем — жертвой, палачом или судьей. 

По версии режиссера Макбет — человек уставший, жизнь для него — это только война, кровь и смерть. В сцене пророчества ему являются не мерзкие старые фурии, а маленькая девочка, хрупкая и трогательная, от которой демонического коварства ну никак не ожидаешь. И Даниилу Страхову удается сыграть не жажду власти, но невиданного накала стремление начать какую-то другую, новую жизнь, где крови больше не будет, — королю-то своими руками убивать ведь не обязательно.  

В Театре Ермоловой за постановку взялся сам худрук — Олег Меньшиков. Он шел к ней долгих три года — впервые о замысле было объявлено на сборе труппы еще в 2016 году. Для него, по собственному признанию, «Макбет» — это вызов. Себе, жизни, смерти, профессии. Неудивительно, что заглавную роль он сыграл сам. Вот в этом спектакле инфернальности, круто замешанной на остроумных и броских видеоэффектах (художник Елена Марченко, оператор Дмитрий Шебунин), хоть отбавляй. Микс «живого плана» с телесъемкой с некоторых пор стал фирменным знаком Ермоловского. Надо отдать должное, здесь научились монтировать аттракционы так, чтобы они не затеняли игру актеров.  

Искушение властью, причем неограниченной, пожалуй, сильнейшее из всех, с какими приходится сталкиваться человеческой душе. Но что же происходит с убийцей и узурпатором, когда он понимает, что пророчество на самом-то деле никакое не провозвестие исключительного жребия, а ловко подстроенная ловушка, в которую со всего маху угодила его мятущаяся душа? Макбет-Страхов убеждается, что его игра проиграна и мир, который он пытался возвести на руинах прежнего, разваливается, как карточный домик. И рядом нет никого, ради кого стоило хотя бы попытаться эту империю спасти. А раз так, то пусть все горит синим пламенем. Макбет-Меньшиков краха не признает: со мной такого произойти не могло. Ловишь себя на том, что не видишь в душе героя не только раскаяния, но даже сожаления о происшедшем, одну обиду на «несправедливость» судьбы.

При всем различии трактовок и режиссерских решений в одном оба спектакля схожи — ни режиссеров, ни исполнителей, похоже, совершенно не интересовало то, что волновало автора. Не в первый раз «Макбета» привычно решают как трагедию человека, искореженного жаждой власти, которому добытая ценой преступления «шапка Мономаха» оказалась не по челу. Но ради одного только изобличения тиранов Шекспир, пожалуй, вряд ли бы взялся за перо — слишком легкой была для него такая задача. И штудировать в поисках сюжета именно шотландские хроники он принялся отнюдь не случайно.

Невинноубиенный Банко был, как в те времена считалось, дальним предком вступившего на английский трон после бездетной Елизаветы шотландского короля Якова Стюарта. В одном из видений перед Макбетом проходят потомки убитого им тана «со скипетром тройным, с двойной державой». Это как раз о Якове, соединившем под своей властью Англию, Шотландию (отсюда двойная держава) и Ирландию. Он первым из английских монархов стал обладателем столь многочисленных знаков королевского величия. Шекспир своей пьесой адресовался именно к нему — дабы напомнить его сиятельному величеству, каким должен быть властитель. Не стоит забывать, что Шекспир был человеком своей эпохи, и ему — художнику — положительный пример был даже более важен, чем отрицательный. 

Но сцена объяснения Макдуфа с избегшим смерти сыном Банко Малькольмом в обеих постановках решена как хитроумный розыгрыш, затеянный не слишком смелым наследником с целью проверить верность своего потенциального подданного. Введенный в заблуждение Малькольм признает, что при стольких пороках человек недостоин «не то что править, жить», но, поглощенный разворачивающейся интригой, зритель пропускает все мимо ушей. Увы, но подсказка, оставленная великим драматургом, на сей раз пропала втуне. Ведьмы ведь в самом начале всех честно предупредили: Макбет станет королем, но Банко — основоположником королевской династии.

Фото на анонсе: Владимир Кудрявцев/mbronnaya.ru