24.01.2019
культура: Почему для новой постановки Вы выбрали эту пьесу? Чем она созвучна нашей эпохе?
Доннеллан: Мне кажется, это очень важная пьеса. Она была созвучна своей эпохе, остросовременна сейчас и, боюсь, будет актуальна и дальше. Нам, как и прежде, пытаются нарисовать радужную картину мира, где все прекрасно. Уверяют, что мы живем в счастливом и упорядоченном социуме, в котором если и есть плохие люди, то государство способно их контролировать. В итоге у нас полно оптимизма, но нет надежды. Когда мы показываем людям то, что они хотят видеть, мы им врем. Потому что жизнь всегда удивительна, а если это не так, то либо она мертва, либо мы. Художник не обязан говорить правду, оставим это политикам и журналистам. Но мы должны хотя бы постараться не врать. Люди жаждут, чтобы искусство показывало жизнь проще и радостнее, чем она есть на самом деле. К этому часто относятся как к безвредному эскапизму. Но безвредный эскапизм — это оксюморон.
культура: Почему спектакль, поставленный для Театра имени А.С. Пушкина, вначале идет в Париже, а не в Москве?
Доннеллан: Моя команда приезжает в Les Gémeaux с 1999 года, мы показали здесь уже 15 спектаклей. Это наш французский дом. Очень интересно посмотреть, как зрители из разных стран будут реагировать на один и тот же спектакль, посвященный сущности и природе театра. Премьера в Москве состоится в марте (спектакль получит название «Рыцарь пламенеющего пестика». — «Культура»), в апреле мы покажем его в Мадриде, а в июне — в Лондоне.
культура: С российскими актерами Вы работаете так же, как с английскими и французскими?
Доннеллан: Мы с Ником (постоянным сценографом Доннеллана Ником Ормеродом. — «Культура») ставили спектакли на французском, русском, финском и итальянском языках. Мне кажется, один артист гораздо больше отличается от другого, чем один язык от другого. Слова — всего лишь начало пути. Любая работа рождается в репетиционном зале с артистами. И наша задача — попытаться дать им возможность открыть переживания и опыт, лежащие в сердце пьесы, вдохнуть в нее жизнь. Театр, как и любое искусство, начинается тогда, когда слова бессильны. Если ты смог выразить что-то одними словами, можешь быть уверен — это «что-то» мертвое. Язык ограничен. Особенно хорошо это заметно на похоронах. Рукопожатие гораздо быстрее ведет к сближению, чем тысяча слов.
Например, когда я работал в Большом театре, люди спрашивали меня, скучаю ли я по словам. Я отвечал, что не только не тоскую, но и счастлив возможности отдохнуть от них.
культура: Что Вы больше всего цените в российских актерах?
Доннеллан: Их способность видеть мир. Они всматриваются в него, а он — в них. Люди всегда находятся в конфликте. Но это и есть жизнь. Когда нет напряжения, наступает смерть.
культура: Существует ли «система Доннеллана»? В чем ее суть?
Доннеллан: От одной мысли об этом мне становится плохо. Я не диктую, каким должен быть театр. Лишь говорю о своем личном опыте и о том, какой театр нравится мне. Его связующая роль сегодня особенно актуальна. Оглянитесь, и вы увидите, насколько все вокруг разобщены. Интернет дает нам ощущение близости, хотя на самом деле позволяет нам все больше отдаляться друг от друга.
Я написал книгу «Актер и мишень» (вначале она вышла на русском, а потом была издана на 15 других языках. — «Культура»). Она не про то, как нужно играть. Скорее, она посвящена препятствиям, стоящим на пути артиста. Сложно говорить о том, как надо играть. Потому что такие разговоры приводят к обобщениям, а любое обобщение съедает уникальность. Хорошая актерская работа всегда конкретна и не поддается анализу.
культура: В отношениях с артистами Вы — мэтр, духовный наставник или, скорее, друг, старший брат?
Доннеллан: Мне важно, чтобы в репетиционном зале была настоящая жизнь. То есть, репетируя пьесу, мы не вгоняем себя в рамки придуманной заранее интерпретации. Тогда смыслы рождаются сами собой, а связи выстраиваются. Как режиссер, я слежу за этим, стараюсь, чтобы не нарушался контакт как между самими артистами, так и между актерами и зрителем. Сохранять эту связь сложно, это требует внимания и терпения.
культура: Когда зрителю очень понравился спектакль, он выходит из театра счастливым?
Доннеллан: Необязательно. Лично меня настоящее искусство трогает. Оно оказывает живительный эффект на мое корпулентное тело. Что-то внутри меня меняется. Я вижу что-то под другим углом. Больше не чувствую себя таким умным.
культура: В Большом театре Вы поставили два шекспировских балета — «Ромео и Джульетту» и «Гамлета». У Вас есть новые проекты, посвященные Терпсихоре?
Доннеллан: Меня завораживает танец, он проникает очень глубоко. Свою первую награду в восьмилетнем возрасте я получил за ирландские танцы на ярмарке в Роскоммоне. Я выступал не очень, и кто-то сказал, что мой папа дал взятку, чтобы меня отметили. Мне всегда казалось, что вначале все-таки было не слово. Сначала появилось дыхание, потом движение, потом песня, а маленькие слова начали неуклюже появляться лишь спустя какое-то время.
культура: Вам было бы интересно снять фильм с русскими актерами?
Доннеллан: Даже не знаю, что бы еще смогло доставить мне такое удовольствие. Серьезно. Любой жанр. Триллер. Романтическая комедия.
культура: «Если бы я не стал режиссером, — сказали Вы однажды, — то хотел бы быть профессиональным регбистом». Вы это серьезно?
Доннеллан: Этими словами я желал почтить память отца. Но на самом деле, не могу себе представить, что занимался бы чем-то другим.
культура: Ваши спектакли отмечены премиями «Золотая маска», «Хрустальная Турандот» и Лоуренса Оливье, французским Орденом искусств и литературы. Наконец, в ноябре минувшего года Вам вручили премию Станиславского за выдающийся вклад в развитие мирового театра. С какими чувствами Вы отнеслись к новой награде?
Доннеллан: Я необыкновенно благодарен. Считаю это большой честью.
культура: В России 2019-й объявлен Годом театра. Какие Ваши пожелания нашему театральному сообществу и зрителям?
Доннеллан: Театр сейчас важен как никогда, потому что способствует единению. Он не виртуален. Он про людей, таких, как я и вы, со всеми нашими мечтами, страхами и потребностью друг в друге. Мы собираемся вместе в одном пространстве и исследуем загадку, нечто важное, что не дано до конца познать. Миф никогда не будет развенчан, а иначе он перестанет быть мифом. Ирония заключается в том, что театр, искусство иллюзии, существует, чтобы помочь нам отделить настоящее от подделки. В 2001 году моя труппа Cheek by Jowl приезжала в Нью-Йорк. Мы побывали в башнях-близнецах, которые через некоторое время были уничтожены. Тогда на последнем этаже размещалась экспозиция, где была показана очень большая модель очертаний Нью-Йорка на фоне неба. Но больше всего меня поразило то, что посетители смотрели на картонную модель, в то время как за окнами были реальные захватывающие виды Манхэттена. Меня беспокоит, что мы живем в мире, где люди все больше предпочитают реальности подделку. Почему она так желанна? Кажется, что ее можно контролировать. В театре же мы смотрим друг на друга, а не на виртуальные концепции. Поэтому сердце театра также является сердцем христианства. Дорога к Благодати кроется в живом, в умении находиться рядом, чувствовать дыхание и биение сердец друг друга. Необходимо дать любви заполнить пространство.
Фото на анонсе: Алексей Филиппов/ТАСС