Виктория ПЕШКОВА

17.01.2019

Кого из смертных хотя бы раз не посещала безумная мечта повернуть время вспять, чтобы заново прожить некоторые мгновения, повнимательнее вглядеться и понять нечто очень важное, что в навсегда исчезнувшем «тогда» просыпалось песком сквозь пальцы. Но единственно доступной для человека машиной времени по-прежнему остаются воспоминания, собственноличные и заимствованные из коллективного бессознательного предыдущих поколений. Ее и запустили на сцене МХТ им. Чехова создатели спектакля «ХХ век. Бал» — хореограф Алла Сигалова и продюсер Константин Эрнст.

Сложносочиненная пластика, хореография, в буквальном смысле слова экстраполирующая слово — в жест, текст — в движение, давно уже чувствуют себя на драматической сцене как дома. И кажется немного странным, что МХТ, с легкой руки Олега Табакова перевоплотившийся из театра вполне себе академического в экспериментальную мастерскую по синтезу жанров, на такой опыт отважился много позже, чем его не столь авангардные собратья. Глядя на бурлящий на его сцене «Бал», снова убеждаешься в том, что искусство — не гонка за лидером: чтобы дать результат, отличный от нулевого, эксперимент должен вызреть, а в данном случае, пожалуй, и вытанцеваться. Хореограф-постановщик Алла Сигалова классифицировала его как «отражения памяти в двух частях, с прологом, музыкой и танцевальными этюдами».

Изначально предполагалось, что хореограф и продюсер совместными усилиями накреативят некоторое количество эскизов по ключевым сюжетным узлам, которые профессиональный драматург превратит затем в сценарий. В итоге созданием драматургической основы занялась сама Сигалова, благо выступать в качестве инсценировщика ей уже приходилось, и не однажды. А чтобы зрителю было легче ориентироваться в созданном ею пространстве отражений, его снабдили остроумной «шпаргалкой», стилизовав программку спектакля под хронологическую таблицу с нужными датами, именами и фактами. На фактографическую полноту это наглядное пособие не претендует: весь минувший век станцевали за два с небольшим часа — примерно по десять минут на каждое десятилетие с тщательно отобранными музыкальными акцентами — от Сибелиуса до «Би-2», от оптимистичного «Эй, вратарь, готовься к бою» до клинически депрессивного «Гни свою линию».

Век начнется вихрем лепестков, слетающих с вишен погубленного Чеховым ни в чем не повинного сада, а закончится трагифарсовым прощанием Ельцина и первым новогодним приветствием Путина. Между ними уместились и октябрь 1917-го, и июнь 1941-го, и Гагарин, и взмывающий под облака олимпийский Мишка. Но есть и точки, которые, на первый взгляд, реперными назвать нельзя. Но когда видишь кадры, на которых Роднина и Зайцев танцуют легендарную «Калинку» на чемпионате мира в Братиславе под аплодисменты зрителей, но без музыки, отключенной кем-то из техперсонала в виде «мести» за Пражскую весну, ком подкатывает к горлу, как и тогда, в 1973-м — сорок пять лет тому назад.

Способом передвижения по стреле времени выбрана железная дорога. Обеспечивает этот процесс целое локомотивное депо: и паровоз, запечатленный братьями Люмьер, и работяга-тепловоз ударных комсомольских строек, и электровозы, уносящие новобранцев в знойное пекло афганской войны. Возникнув в глубине сцены, эти гремящие монстры «проносились» буквально над головами зрителей, заставляя их забыть, что перед нами всего лишь видеопроекция. Сам бал устроен в некоем сооружении, похожем и на роскошный вокзал, и на забытый полустанок, и на товарный пакгауз, развиртуаленный светописью Оскарса Паулиньша. Работа Николая Симонова — редкий пример того, что компьютерная графика не обязательно устраивает актерской органике жесткий клинч.  

Мхатовские артисты в костюмах от Александра Васильева и Марии Даниловой создают коллективный портрет каждой эпохи, ставя мировые рекорды по скорости переодеваний и точности преображений. Узнаваемых персонажей в спектакле совсем немного, и половина из них вообще литературные герои, но каждый на этой сцене обладает лица необщим выраженьем даже в толпе встречающих Гагарина или бунтующих матросиков. Это ансамбль с безукоризненным чувством партнера, царящую в нем гармонию анонимностей лихо и дерзко выводит на контраст Ирина Пегова во всех своих воистину бенефисных ипостасях — от Комиссара из «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского до переплясавшей всех своих соперниц «а ну-ка, девушки».  

В нелинейном пространстве, созданном Сигаловой, Иосиф Бродский, выпевающий «Колечко», конгруэнтен Высоцкому, читающему монолог Гамлета, вампиловский Зилов — Вертинскому с его бананово-лимонным Сингапуром, рефлектирующие чеховские сестры — неистовой Айседоре Дункан, безбашенные девочки 90-х — своим ровесницам из 1941-го, а уходящие сражаться с фашистами мальчишки — галопирующим под американским посольством хипарям. За горизонтами памяти противоположности сходятся? Возможно. Не исключено даже, что там, за этими воображаемыми линиями, такое понятие, как «противоположности», вообще не существует. Но где-то в самом дальнем уголке души остается саднить занозой государственный флаг России, служащий «фоном» для эскапады в майкло-джексоновском вкусе.

По словам самой Аллы Сигаловой, чувство ностальгии ей незнакомо: она живет сегодняшним днем, и он у нее всегда слишком насыщен и интересен, чтобы тосковать о прошлом, мечтая вернуть его хоть ненадолго. Так что поставленный ею спектакль только «оммаж, жест любви и уважения тем людям, той музыке, тому времени», а отделяющие нас от финала ХХ века без малого два десятилетия — срок вполне достаточный для того, чтобы захотеть его вспомнить и даже переосмыслить. Правда воспоминания — штука до крайности субъективная. Как известно, один и тот же человек-событие-факт, может оставлять у собеседников отпечатки, схожие не более, чем негатив с позитивом во времена доцифровой фотографии. А по сему тур по России ХХ столетия, заложенный в сконструированную Сигаловой «машину времени», подойдет только тем, кто готов адресовать этой стране негромкое визборовское «ты у меня одна».

Фото на анонсе: Вячеслав Прокофьев/ТАСС