Елена ФЕДОРЕНКО

27.01.2016

Литовский тандем — ​драматург Марюс Ивашкявичюс и режиссер Миндаугас Карбаускис — ​представили семейную сагу из жизни Льва Толстого.

Отношения в толстовской семье давно будоражат писательские умы. В спектакле сам Лев Николаевич не появляется. Хотя и становится смыслообразующим центром действия — ​тем незримым сгустком энергии, что управляет всеми героями. Свита играет короля. Его последние дни — ​как непомерно тяжелую плату за гениальность.

Спектакль называется «Русский роман» — ​неброско, но точно. Роман как литературный жанр («русский роман» и Лев Толстой почти синонимы) и роман как особые отношения между людьми (романы по-русски — ​особый градус кипения, тут полувздох до преступления). Драматург сплел пьесу из произведений классика («Анна Каренина», «Дьявол», звучат размышления из «Дневников») и фактов его биографии. Образы вымышленные и реальные крепко спаяны. Жизнь оборачивается романом, роман управляет жизнью.

Мечтая о большой и дружной семье, молодожены Лев Николаевич и Софья Андреевна бережно выстраивали идеал: гостеприимный дом в Ясной Поляне, дети, на века заложенные устои и традиции. Обернулось все горем и ударом судьбы. Взаимные раздражения, толпы паломников, гнетущая атмосфера — ​супружество превратилось в ад. Из-за этого Толстой и покинул дом, а совсем не по причине старческой деменции, как то представляется некоторым сегодня. Сам материал тянет на сентиментальную драму, чего счастливо избегают авторы спектакля. Никого не обвиняют, диагнозов не ставят.

Действие происходит в опустевшем без хозяина доме. Одиночество Толстого — ​им пронизана вся атмосфера спектакля — ​разделяет и Софья Андреевна. Как она всегда разделяла его судьбу — ​беззаветно любила, рожала детей, переписывала сочинения, терпела, просила, добивалась… Софью Андреевну играет Евгения Симонова, и это едва ли не лучшая театральная роль актрисы за многие годы. Трагедия семьи, масштаб личности Толстого показаны через ее женский мир. Хотя оба уже давно стали единым целым, проросли друг в друга — ​потому и рвется все с кровью. Симонова играет великую женщину, в ней кипят шекспировские страсти, в душе героини — ​бездна страданий: мучилась от «уменьшения твоей любви ко мне», подслушивала под дверью, решалась на самоубийство, брала в руки пистолет, теряла разум, понимая, что «перестала быть ему нужна».

Ее истерзала ревность — ​тайная в молодости, теперь она вырвалась бушующей стихией. Подозреваются даже литературные герои — ​зачем они отняли у нее мужа. Замечательна сцена объяснения Кити и Левина (глубокие работы Веры Панфиловой и Алексея Дякина). Он рассказывает невесте о своих романах. «Вы всех этих женщин… трогали?» — ​оторопела Кити. «И не только!» — ​в порыве честности признается Левин. Конечно, барышня клянется «всю эту грязь» забыть. Но она лишь притаилась в темных углах подсознания — ​Софья Андреевна так и не смогла пережить дневниковых признаний мужа. Конечно, Левин во многом автобиографичен, Кити — ​отчасти Софья Андреевна, подавленность литературных героев после женитьбы — ​это предчувствие их бед.

В романах Толстой словно программировал собственную жизнь. Во всяком случае, она срифмовалась с судьбой Анны Карениной. Анна (емкий образ создает ученица Сергея Женовача Мириам Сехон) бросается под колеса поезда, чтобы умереть любимой, не дожить до гибели любви. В судьбе старца из Ясной Поляны тоже зловещим образом пробегут рельсы: он простудился в поезде и умер на железнодорожной станции. Из дома сбежал, чтобы не натворить непоправимого в период раскола семьи. Он живет в своих героях, связывая через них в роман то, что обозначено «мыслью семейной».

Обреченный финал — ​сиротство Софьи Андреевны в некогда шумном доме. Счастье мерцает сном или грезой: все собрались за столом, дети — ​и даже младший, умерший любимец Ванечка — ​рядом, по тарелкам разливают суп и говорят об отце. И так хорошо в этом милом дворянском гнезде, под крепкими колоннами, рядом с книжным шкафом и со сложенными в стопки изданиями отца семейства (сценография Сергея Бархина). И нет в этом сновидении Черткова — ​упавшего метеорита, разбившего семейное счастье. В блистательном исполнении Татьяны Орловой Чертков — ​демон, разрушитель дома, олицетворение зла — ​бесполый, он морочит головы детям, вбивает клинья между супругами, делая всех глубоко несчастными. Прямолинейность суждений доводит до исступления дочь Александру (Юлия Соломатина). Сын Лев (Алексей Сергеев) живет в тени гениального родителя, безуспешно учится «чему-нибудь и как-нибудь» у Родена — ​судьба отдохнула, дав ему только великое имя. В эмиграции рассказывает любопытствующим о своем гениальном отце, заполняя паузы между выступлениями эстрадных артистов и клоунов. Клоуны — ​под их личинами Карбаускис «спрячет» всех действующих лиц — ​соберутся в привокзальной зале, надев на носы красные шарики…

«Русский роман» увлекает ходом мыслей и замечательно традиционным способом их изложения. Тут важны не концепция — ​свет — ​звук или новомодные технологии, а Его величество Актер. Тем более обидны упрощения, когда, например, толстовцы изображаются хамами с повадками бандитов: наглые взгляды, руки в карманах. Толстовцы хамами не были, скорее — ​сектантами, объявившими Льва Николаевича своим гуру. Они извращали не только мысли Толстого, но и само понятие любви, не ведали, что, запрещая Софье Андреевне проститься с умирающим мужем, совершают страшный грех. То же снижение сопровождает сцену изгнания дьявола, где батюшка предстает юродивым, а его ритуал выглядит забавной интермедией. Трактуя Черткова как злого гения семьи, авторы спектакля словно оправдывают желание Софьи Андреевны очистить дом. Но зачем же иронизировать?

Три с половиной часа в построенном на сцене «Маяковки» доме Толстого пролетают незаметно и заставляют думать о неотвратимой повторяемости ситуаций, о хрупкости отношений людей, решивших связать свои жизни в одну. Вот уж действительно: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».