Елена ФЕДОРЕНКО

13.01.2016

Городской Театр поэтов и компания «Театральное дело» на сцене Дома культуры имени Зуева показали открытую репетицию спектакля «Севастополь».

Спектакль по мотивам «Севастопольских рассказов» Льва Толстого сочинил режиссер и актер Таганки Влад Маленко.

«Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах...» — писал офицер граф Толстой о месте, где пережил горькие военные тяготы. Любовью к городу русских моряков дышит спектакль. Ею и поделился Маленко с первыми зрителями. Минкульт выделил постановщику грант, в актерскую — по преимуществу молодежную — команду вошли воспитанники разных школ и театров, основной костяк составили артисты Таганки. Декорация сценографа Василия Семенова — нижнее мужское белье, развешенное по пространству сцены — вызывает устойчивые ассоциации с госпитальной бедой, когда снята форма и отстегнуто оружие. С исподним будут танцевать женщины, словно оплакивая своих родных. А по плоскости, «выкроенной» кальсонами и рубашками, побегут военные кинокадры. На этом фоне разворачивается история юного прапорщика артиллерии, новобранца Володи, отправившегося добровольцем на фронт, ведется рассказ о встречах по пути в осажденный Севастополь (кто-то улыбается над молодым оптимизмом парня, другие искренне не понимают, как можно было по своей воле лишить себя мирной жизни), и его гибели — жестокой и бессмысленной, что сравнима со смертью Пети Ростова.

Тут не только взгляд на иную историческую эпоху, но прежде всего желание говорить об острых проблемах сегодняшнего дня. По словам режиссера, «Севастополь» — попытка найти точку сборки русского характера с помощью гениальной оптики молодого Толстого. 

К счастью, спектакль лишен пропагандистского пафоса и ура-патриотической патетики. Размышлений и вопросов больше, чем утверждений и ответов. Режиссер ищет свою правду, как искал ее Толстой под обстрелами на четвертом бастионе и в сражении на Черной речке. Зачем он, 25-летний, человек сугубо штатский, с началом Крымской войны переводится в действующую армию? Одна из тем спектакля — ужас человека, попавшего в пекло: «Одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать». Вот она — истина, какой нельзя манипулировать. «Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда», — писал будущий автор «Войны и мира».

Ранние «Севастопольские рассказы» дополнены рефлексиями позднего Толстого, поэтическими строками самого режиссера, рефреном звучат современные диспуты, репортажные зарисовки и актуальные вопросы из соцсетей. Некоторые противоречат строгому вкусу. Например, когда публику, находящуюся от сцены на расстоянии вытянутой руки, настойчиво спрашивают: «Кто готов умереть за Отечество?» — и указывают на того или иного зрителя. Неловко слышать и реверансом проброшенную фразу: «Власть озабочена национальной идеей, на такие спектакли дают гранты». И уж совсем как на экзамене чувствуешь себя, когда актер с горящими глазами вопрошает публику о датах Крымской кампании. К счастью, подобных сцен меньше, чем тех, где в разреженном пространстве и сдвинутом времени возникают образы-метафоры. 

Тишина звенит и перетекает в мелодию, слова звучат и переходят в песню — по сути дела нынешний «Севастополь» продолжает жанр поэтического представления, коим славилась Таганка периода расцвета. Невольно вспоминаются «Павшие и живые», «Товарищ, верь!», «Берегите ваши лица», «Антимиры», «Под кожей статуи Свободы», «Послушайте!». Язык Любимова (для Влада Маленко естественный и близкий) живет на новом уровне, образуя внятную эстетическую модель и сценическую форму. Задуманный поэтический театр предполагает высокую степень условности и нетривиальный способ актерского существования — умение концентрировать душевную энергию и заражать ею зал. Монтаж как прием организации действия в таком театре — главное, и суть приема — в замене причинно-следственных связей на ассоциативные, когда соотношение разных выразительных средств рождает не гармоническое единство, но высекает принципиально новый смысл. Звучат песни — надрывные и прозрачно-ажурные, древние плачи, старинные хоры, музыкальная ткань насыщена страданиями духовых инструментов и зонгами бардов. Проплывает мираж — девушка на пуантах, герои замирают с палками-крестами в руках. Пластика, придуманная Андреем Щукиным, уравновешивает твердость толстовского ригоризма с подчас наивными современными думами и диктует спектаклю изменчивый ритм, где каждая пауза содержательна. Театральную панораму Севастополя «рисуют» увлеченные новым делом актеры: Сергей Борисов, Александр Лобанов, Алексей Граббе, Роман Сорокин, Сергей Ушаков, Маргарита Радциг... Их усилия превращают репетиционный эскиз в готовый спектакль, который зрители увидят уже в феврале.