Дарья ЕФРЕМОВА

22.12.2016

Второй год подряд в Послании Федеральному собранию Владимир Путин уделяет внимание развитию и поддержке социального предпринимательства. В 2015-м он поручил разработать систему льгот и преференций для некоммерческих организаций — с присвоением лучшим из НКО особого правового статуса. Соответствующий закон был создан, прошел через нижнюю и верхнюю палаты и вступит в силу через несколько дней, с января 2017-го. А в недавнем обращении к парламенту, 1 декабря, президент пошел еще дальше, наказав чиновникам всех уровней охотнее прислушиваться к частным инициативам, не отфутболивать активных сердобольных граждан.

«Культура» попыталась разобраться, что представляет собой бизнес, ориентированный не только на прибыль. 

Отдам идею в хорошие руки

Социальные предприниматели — кто такие? Несмотря на то, что новая отрасль (ее история в России насчитывает не более десятилетия) в последние годы активно поддерживается сверху и обрастает крупными бизнес-партнерами, многие продолжают задавать этот вопрос. Что подтверждает и статистика — недавний опрос ВЦИОМ показал: 62 процента респондентов ни о каких «социальных» слыхом не слыхивали, оставшиеся 38 предположили, что это когда кто-нибудь из олигархов строит церковь или жертвует на приют.

Воркшопы в Сколково. Женщина из Мурманска делится опытом «запуска» инклюзивного детского сада — сюда ходят как здоровые малыши, так и их сверстники с ограниченными возможностями. Кирилл Васильев из Москвы рассказывает о салоне красоты «Надин»: укладки, стрижки, процедуры — все как всегда, но наряду с обычными мастерами — инвалиды по слуху. Или, скажем, Лариса Афанасьева, создавшая «единственный в мире цирк для хулиганов», где под присмотром опытных педагогов разрушительная энергия уличных подростков аккумулируется в творческую — по канату ходят, дрессируют собачек. А еще — служба такси для инвалидов, сеть подмосковных домов престарелых: здесь бабушкам не только дают еду и таблетки, но и обучают компьютерной грамоте и языкам. Иппотеатр, где «нормальные» люди и те, что «с особенностями», ставят спектакли с участием лошадей. Керамическая мастерская, выпускающая горшки, изразцы и кружки, украшенные рисунками «невыросших» людей, среди соучредителей — звезда кино и театра Нелли Уварова. Счет студиям подобного рода идет на десятки — рисуют, лепят, клеят, шьют не только люди с ограниченными возможностями, но и все, кому лишняя копейка не помешает: многодетные матери, дети-сироты, пенсионеры. 

Скептиков это не убеждает: взял грант, открыл бизнес, нанял пару инвалидов для проформы. Кажется, социальным предпринимателям рисковать «кровными» или брать кредит совсем не обязательно, можно рассчитывать на гранты и субсидии из федерального бюджета, от Минэкономразвития, микрофинансовых организаций (МФО) и негосударственных фондов: отечественных «Наше будущее», «Навстречу переменам» и зарубежных — «Ашока», Фонд Шваба. Выходит, им даже легче живется, чем малому и среднему бизнесу?

Цель — не прибыль, а помощь

— На деле получить грант совсем не просто, — объясняет директор Фонда региональных социальных программ «Наше будущее» Наталия Зверева. — Во-первых, нужно представить очень четкий бизнес-план, а это сложный документ. Во-вторых, обосновать значимость проблемы. Важнейший критерий социального предприятия — востребованность. На услугу должен быть стабильный спрос — иначе она никому не нужна. Допустим, вы хотите открыть частный детский сад за небольшую плату в своем городе или поселке. Отлично, если муниципальных учреждений не хватает, а уровень рождаемости растет из года в год. Но если платежеспособных семей с маленькими детьми — единицы, а рождаемость идет на спад, идея общественным запросам не отвечает. Соцпредпринимательство — это деятельность, направленная на смягчение или решение острых социальных проблем. Иными словами, если цель обычного коммерсанта — прибыль, то здесь на первый план выходит желание изменить мир. Так что социальные предприниматели — люди особые: у них есть не только коммерческая жилка, но и способность к состраданию. Конечно, это не витающие в облаках идеалисты, они хорошие маркетологи, отличные стратеги, но вместе с тем — живое опровержение тезиса, что все бизнесмены помешаны на деньгах.

С коллегой соглашается независимый эксперт в данной отрасли Ольга Рябова:

— В России, как, впрочем, и во всем мире, в этот бизнес идут подвижники. Обычно в основе предлагаемых ими проектов лежит проблема, касающаяся непосредственно их самих или ближайших родственников, друзей, — нечто, мешающее спокойно спать. И, как правило, лишь в таком случае все складывается. Особенно очевидной эта разница в подходах становится, когда встает вопрос о распространении опыта. Обычные бизнесмены продают ноу-хау за приличные деньги, здесь же идеей готовы делиться безвозмездно — ведь чем больше народу навалится на проблему, тем больше шансов, что она будет решена. В мире социального бизнеса даже родился соответствующий термин «copy left» (чтобы подчеркнуть противоположность подходу «copyright»). Единственное «но» — социальные предприниматели не будут делиться с кем попало, только с такими же энтузиастами, как они сами. Им важно, чтобы сохранилась суть, логика, душа предложенного решения.

Вариант мимикрии социального бизнеса, когда «сегодня позанимался старушками, завтра детишками», уже проявившийся, к примеру, в Великобритании, у наших социальных предпринимателей не отмечен. Возможно, одна из причин — российский менталитет.

— Такие вещи очень негативно воспринимаются сообществом, — продолжает Ольга Рябова, — ведь ты дал кому-то надежду, а потом все бросил и ушел. Это как котенка с улицы подобрать, поиграть и обратно выбросить. Жизни —  не игрушки. Есть, правда, и другой фактор — практический. У нас пока не существует долгосрочных государственных программ, за счет которых будут покрываться все расходы, включая форс-мажор. Получить грант на три — пять лет — уже очень большая удача. Так что нашим подвижникам приходится зарабатывать самим. Кстати, в этом отличие принятого в российском экспертном сообществе определения термина «социальное предпринимательство» от некоторых дефиниций, распространенных за рубежом: социально-предпринимательским мы называем устойчивый бизнес, который должен приносить прибыль или хотя бы выходить в ноль.

Как зарабатывать, когда главная задача — помогать нуждающимся? Часто у нашего социального бизнеса две или три «руки». Например, один из известных лидеров, компания «Либерти» (Санкт-Петербург), организует туры для российских колясочников по цене, близкой к себестоимости, а за обычную коммерческую цену продает экскурсии по Северной столице инвалидам из-за рубежа. Они, в отличие от наших, часто имеют хорошее социальное обеспечение, иные стабильные источники дохода, готовы платить и ездят с обычными группами, но при этом испытывают ряд неудобств. А тут им предлагается комплексное обслуживание: специальные автобусы, гостиницы, оборудованные пандусами, особым образом выстроенный маршрут.

Дело молодое, незнакомое

Социальное предпринимательство — явление новое, на Западе термин появился чуть больше тридцати лет назад, у нас известен с середины нулевых. И сложностей в этой сфере предостаточно. Само понятие нормативно пока никак не закреплено. Могут работать как под грифом НКО, так и в статусе коммерческих юридических лиц — так или иначе, это десятки тысяч самых разных начинаний, статистику вести сложно. Подобные проекты, по оценкам некоторых экспертов, нельзя считать коммерчески прибыльными — фактически это самозанятость для индивидуального предпринимателя и людей, ему помогающих. Сверхдоходов не приносят, скорее моральное удовлетворение. И все же под их влиянием меняется среда, появляется инфраструктура, решаются конкретные — важные здесь и сейчас — задачи.

— Я прошу Общественную палату и Агентство стратегических инициатив предметно заняться поддержкой волонтерских и благотворительных движений, некоммерческих организаций. Воля и великодушие граждан, которые участвуют в таких проектах, формируют столь необходимую России атмосферу общих дел, создают колоссальный социальный потенциал, и он должен быть обязательно востребован... Все мы заинтересованы в том, чтобы активный приход НКО в социальную сферу вел к повышению ее качества. Поручаю правительству совместно с законодателями завершить формирование четкой правовой базы деятельности НКО — исполнителей общественно полезных услуг, установить требования к их компетенции, и при этом, конечно, не нагородив дополнительных бюрократических барьеров. Нужно ценить взыскательную, заинтересованную, деятельную позицию граждан, — подчеркнул президент в недавнем Послании к Федеральному собранию.

Сегодня у социальных предпринимателей серьезные партнеры: Совет Федерации и Госдума, министерства и ведомства, Московская торгово-промышленной палата, РУСАЛ, «Северсталь», ведущие экономические вузы. И дело не только в том, что почин признан делом государственной важности, но часто и в личной симпатии. «Работая с социальными предпринимателями, видишь совсем других людей, — призналась Наталия Зверева, — у них горят глаза, они верят в будущее и заряжают этим чувством окружающих».

История вопроса

Впервые термин social entr-epreneurship появился в англоязычной литературе в конце 60-х, а в широкое употребление вошел в 1980 году благодаря американскому бизнесмену Биллу Дрейтону, его фонду «Ашока» и банку Gramеen Мухаммада Юнуса. Организации оказывают финансовую и консалтинговую помощь социальным предпринимателям в странах третьего мира. Так, в Бангладеш возник банк, специализирующийся на беззалоговом микрокредитовании крестьян, в Индии — почти бесплатные офтальмологические клиники, в Египте — школы для бедных.

В России отсчет времени «горячих сердец» ведется с 2007-го, когда на средства крупного капитала был основан фонд «Наше будущее». В 2011 году в правительстве разработали систему субсидий и грантов, на которые могут претендовать «социально ориентированные предприятия». Тогда же по поручению Владимира Путина было создано Агентство стратегических инициатив по продвижению новых проектов. Цель АСИ — поддержка среднего и малого бизнеса, ориентированного на социальную сферу.

Дарья АЛЕКСЕЕВА, основатель Charity Shop, учредитель Благотворительного фонда «Второе дыхание»:

— Наш бизнес построен на приеме и перераспределении бывших в употреблении вещей. Нужда в этом, безусловно, есть. Ведь кто-то меняет гардероб каждый сезон, другие десятилетиями старое пальто донашивают.

Мы устанавливаем в популярных у молодежи местах Москвы (на «Артплее», «Флаконе», в Сокольниках) красивые контейнеры с розовым единорогом. Приятнее оставлять свои вещи в специально обустроенных  местах, чем ездить по приемникам или просто относить их на помойку. За год мы собрали 250 тонн одежды, это примерно 1 миллион 250 тысяч единиц. Звучит классно, пока ты не понимаешь, что это все надо рассортировать вручную. И тут возникает главная проблема: избавляются от лишней одежды девушки 42–44 размера, которые находятся в активной стадии потребления и часто меняют офисные вещи, а нуждающиеся — женщины размера XXL, бабушки и многодетные семьи с детьми от года до 12. В итоге стало ясно, что в столице собранные нами вещи никому не нужны, но мы нашли выход: поехали в регионы. На логистику тратим порядка 300 тысяч в месяц. 

Из чересчур заношенных вещей, что поначалу хотели отнести на помойку, было изготовлено 175 тысяч тряпок. Таким количеством можно мыть школьные полы в течение 66 лет.

Еще один вид деятельности: решили трудоустраивать людей из социально незащищенных групп, провели рекрутинг в ночлежках. Бездомные стали зарабатывать деньги, не попрошайничать, не жить на пособие, а именно зарабатывать — для них это отличная реабилитационная мера. Но я от этого настрадалась: во-первых, кто будет следить, чтобы бездомный пришел на работу в ботинках нужного размера и мог в течение восьми часов передвигаться по складу, во-вторых, они же не всегда в хорошей форме, а разборка вещей требует внимания. В общем, свой первый штраф от покупателя сырья я получила из-за возможного пожара в цехе: кто-то забыл срезать заклепку с джинсов, и был риск возгорания перерабатывающей машины.

Дарья АБРАМОВА, сооснователь Школы цифрового творчества «Кодабра»: 

— Моя идея — обучить детей из детских домов и неблагополучных семей основам программирования. На самом деле, это не сложно: после серии уроков каждый может создать собственный IT-продукт, например сценарий компьютерной игры. Поинтереснее, чем сидеть в чатах или играть в «танчики». Решила заняться этим, наверное, потому что я нереализованный программист, образование получила, но работала в другой области. Мы сделали сайт, разместили рекламу на профильных порталах. Стали приходить посетители, говорили, что идея крутая, просили методики. Спонсоров не нашли, но зато получили премию Google и один небольшой грант. Деньги — это хорошо, однако, когда они появились, мне стало страшно: значит, надо уходить с работы и заниматься проектом, а пойдет он или нет, неизвестно. 

Рассчитывать на гранты нельзя, никто не знает, что ждет завтра. И после серии проб и ошибок за шесть лет мы создали бизнес, с одной стороны, — коммерческие курсы для детишек из нормальных семей, с другой — волонтерское движение в интернатах и детских домах для ребят с особенностями. Не скажу, что с самого начала все хорошо складывалось. В 2011 году ходили по школам и приютам, рассказывали о своих курсах. Попасть в школу возможно только, если там есть знакомые, просто так никого не пускают, нам говорили: вы пришли деньги вымогать, вы опасны для детей. Еще хуже с детдомами, там вообще прогоняли: идите отсюда, у нас полно своих инициатив. А однажды даже заявили: «Вы что, издеваетесь? У нас дети от родителей-наркоманов, они тупые, какие еще технологии?» Слава богу, мы вышли на именитых специалистов и благодаря их рекомендациям прорвались. Сейчас все хорошо: планируем запустить фестиваль цифрового творчества для детей, на него уже много народу зарегистрировалось.