Марина ИВАНОВА

17.04.2014

27 апреля, в последний день Пасхальной недели, хор Сретенского монастыря даст праздничный концерт в «Крокус Сити Холле». Регент Никон Жила рассказал «Культуре» о предстоящем событии, а также о прошедшей Олимпиаде и о том, нужно ли переходить с церковно-славянского языка на русский.

культура: Ваш концерт состоится в пасхальные дни. Программа строится на этом?
Жила: Конечно. Ведь Пасха — главное событие в жизни каждого верующего. Думаю, и любого человека, просто не все об этом догадываются (улыбается). Дату выбрали не случайно — окончание Светлой седмицы. Хотели продлить эти дни, вот и решили сделать концерт. В программе — пасхальные песнопения и духовная музыка, связанная с другими церковными праздниками.

культура: Хор также исполняет светскую музыку. Чья идея была расширить репертуар — Ваша, как руководителя? 
Жила: На концерте 27-го во втором отделении как раз будем исполнять светскую музыку. Это произведения советского времени, а также народные и казачьи песни. А идея исполнять шедевры русской песенной музыки возникла гораздо раньше моего появления в хоре. Она появилась у архимандрита Тихона — наместника нашего монастыря. Его поддержал тогдашний регент хора отец Амвросий — ныне архиепископ Петергофский, ректор Санкт-Петербургской духовной академии. Мне кажется, никто и не ожидал, что это будет пользоваться таким успехом. Наверное, все просто объясняется — песенный жанр наиболее близок человеку. К тому же сейчас очень востребована музыка прошлых лет. В ней, кстати, содержится своеобразная молитва — люди не могли открыто обращаться к Господу, но вкладывали в песню свое отношение к Богу, к жизни. Здесь особо надо упомянуть военное время — то был период сильнейшего эмоционального всплеска. Вспомнили о Всевышнем, стали открывать храмы. И Сталин понял — без поддержки Церкви никуда. Мы, люди церковные, понимаем, что молитвы, произносимые тогда, помогли уберечь наш народ — Господь внял им и спас страну.

культура: При чередовании духовной и светской музыки на концерте настрой хора тоже меняется? 
Жила: Это в большей степени проявляется в храме. Там совершенно другая обстановка, она собирает чувства и исполнителя, и слушателя. Конечно, стараемся передать на концерте чувства, которые испытываем в церкви, но все равно получается другое исполнение. Да и люди здесь — просто зрители, а не участники богослужения.

культура: Вы родились в Сергиевом Посаде и в детстве пели в Троице-Сергиевой лавре. Это как-то повлияло на хор Сретенского монастыря? 
Жила: Конечно. Весь наш нотный репертуар основан на традициях лавры, на той базе, что заложил отец Матфей Мормыль — один из величайших регентов. Благодаря его трудам многие церковные мужские хоры имеют возможность строить свою традицию.

культура: Хор Сретенского монастыря прекратил существование в 1925 году и возродился в 1994-м. Можно ли в таком случае говорить о наследовании или все создавалось заново? 
Жила: Заново. Мы знаем совсем немного о здешних традициях исполнения песнопений. Известно, что хор Сретенского монастыря, построенного на месте встречи Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, участвовал в крестных ходах по Москве, посвященных этому событию. Были и другие традиции. Но с течением времени все меняется — эстетика хорового пения, понимание звука, формы исполнения, отношение к музыке и к стихам. Главное, чтобы мы могли сохранить глубокое понимание, слышали не просто мелодию, но и смысл слова — как в церковной музыке, так и в светской.

культура: Ваш хор участвовал в церемонии открытия зимних Олимпийских игр. Как попали в Сочи? 
Жила: Честно говоря, не знаю, каким образом это случилось. Сначала нам позвонили и попросили записать демоверсию гимна России. А потом сказали, что петь на открытии будем именно мы. Я долго не мог поверить… Теперь гимн и на концертах исполняем: хочется вспомнить то чувство единения с народом, когда все пели вместе с нами. Думаю, и зрители, когда нас слушают, вспоминают открытие Олимпиады.

культура: А сами Игры Вы смотрели?
Жила: Я человек не спортивный. Но в хоре у нас много болельщиков — они обычно и смотрят, и переживают, и спорят...

культура: У вас только профессиональные музыканты или есть и монахи?
Жила: У нас нет ни монахов, ни священников. Поэтому можем исполнять светскую музыку. Так уж сложилось, что монашеские коллективы в основном поют духовные песнопения. А наш хор пошел немного дальше, и, думаю, это оправданно. Мы же не исполняем попсу или песни о пылких чувствах… У нас определенный репертуар, патриотический — поем о любви к стране, к ее истории. В программе и то, что исполнялось до революции, и после, и во время войны — огромный пласт русской песенной культуры.

культура: У вас такой плотный концертный график. А кто поет в самом монастыре?
Жила: На всех праздничных богослужениях — мы. А на ежедневных службах другие — хор семинаристов, прихожан… В Сретенском монастыре много коллективов.

культура: Способен ли светский коллектив с тем же успехом исполнять духовную музыку, с каким вы исполняете песни?
Жила: Может быть, я льщу себе, но, кажется, у светского коллектива это по-другому звучит. Все-таки церковный хор во время богослужений старается еще и молиться. Что, в общем-то, не легко делать, когда ты поешь, потому как кроме духовного настроя требуется и физический труд. Но участие в богослужениях дает определенное состояние души, человек настраивается на общение с Богом. И это настроение мы стремимся перенести на концертные площадки. А если духовная музыка исполняется только на концертах, она в какой-то степени выхолащивается. От нее остается только эстетическая составляющая — красота гармонии, звука. Конечно, есть разные песнопения. Некоторые композиторы писали духовную музыку как раз для концертов. То же «Всенощное бдение» Рахманинова — ведь только отдельные ее фрагменты поются в храме. Это сочинение масштабное, очень глубокое, но ориентированное на широкий круг слушателей.

культура: Как Вы думаете, что главное при исполнении духовных песнопений?
Жила: В русской церковной музыке так или иначе главенствует слово. Мелодия и гармония лишь расширяют его границы. Поэтому нам важно донести смысл песнопений, которые исполняем, — как в храме, так и на концертах. Хотя это все сложнее делать — церковно-славянский используется только во время богослужений, и многие его не понимают. Но это язык, на котором говорили наши предки, и он очень органично звучит в храме.

культура: Значит, Вы не поддерживаете людей, выступающих за перевод богослужений на русский язык?
Жила: В какой-то степени поддерживаю. Но все должно быть сделано разумно. По-моему, Святейший патриарх Кирилл говорил, что слова, которые совсем не употребляются в речи, надо заменять на понятные. Кстати, так поступил Георгий Свиридов в «Песнопениях и молитвах» — он там свободно обращался с церковно-славянским текстом, менял окончания на те, что привычны уху современного слушателя. Но если текст полностью перевести на русский, потеряется сакральность. Мне как человеку, исполняющему духовную музыку на славянском, сложно представить ее на русском — все-таки это язык, на котором я общаюсь в быту. Наверное, тем, кто не связан с храмом, не так будет резать слух. А у воцерковленных людей слуховая память, для них может потеряться изначальный смысл. Ведь в славянском есть слова, которые отсутствуют в русском либо имеют совершенно иное значение. В любом случае надо искать золотую середину.