культура: Что значит для тебя эта выставка, которая приехала в Петербург из Москвы?
Шемякин: Это графический памятник моему другу, над которым я работал в общей сложности около 11 лет. Поэзию очень сложно иллюстрировать. Прежде всего, я выбрал стихи, которые Володя посвятил мне и моим работам, — например, серии литографий «Чрево Парижа». Поскольку Володя оброс легендами и неимоверными историями, из которых половина выдумана, я попытался рассказать, какой он был личностью на самом деле.

культура: У тебя остались автографы стихов Высоцкого?
Шемякин: Часть автографов будет выставлена в Русском музее. Среди них очень печальное стихотворение, которое я прочел только после его смерти. В последний день перед возвращением в Советский Союз Володя заехал ко мне. А я в тот день улетал в Грецию. Предчувствуя, что это последняя наша встреча, он написал стихи. Когда я вышел из мастерской, он спрятал листок на столе между моих бумаг и рисунков. Вернувшись из Греции, я нашел эти строки, в которых Володя прощается со мной и сообщает, от чего умрет: «Как хороши, как свежи были маки, из коих смерть схимичили врачи!»

культура: Насколько я понимаю, ты в известной мере вводил его в западную жизнь?
Шемякин: Приезжая в Париж к Марине, Володя окунался в другой мир и стремился его узнать. Поэтому в одном из его писем ко мне есть фраза: «Мишка, образовывай меня, ибо я темный!» Темным он, конечно, не был. Многого не знал, но умел схватывать на лету. К его приездам я готовил книги и пластинки, которых не было в России. Он сидел, читал, слушал, влюбился в Сутина и в Джакометти.

культура: В твоем доме стоит его гитара, прикрепленная к мольберту черным крепом. Это тоже подарок Высоцкого?
Шемякин: Гитара находилась у меня в мастерской в течение семи лет. Когда Володя умер, я хотел вернуть ее Марине. Но она сказала: «Это был ваш с Володей рабочий инструмент, и пусть он останется у тебя на память». Именно с этой гитарой он семь лет пел в Париже. Я понимал масштаб его гения и сразу ему сказал: «Дружба дружбой, а работа работой». Все семь лет я просидел в наушниках, записывал его песни и сделал семь дисков. К своим записям он относился очень серьезно и некоторые песни перепевал по много раз, добиваясь нужного результата. Потом говорил: «Ну вот, теперь я, кажется, остаюсь». Володя понимал, что эти записи — навсегда.

культура: Вокруг фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой» продолжают ломать копья...
Шемякин: Фильма целиком я не видел, но посмотрел куски, которые произвели на меня жутковатое впечатление. Как будто я вижу гальванизированный труп. Посмертная маска, изготовленная для роли, нарушает все правила актерской игры.

культура: В том же Русском музее осенью откроется еще одна твоя выставка — «Тротуары Парижа», для которой ты выбрал работы из 200 тысяч своих снимков. Чем примечательны эти тротуары?
Шемякин: Подзаголовок моей выставки — «Мир, который мы не замечаем». По ночам я хожу по Парижу и фотографирую бумажки, которые валяются на асфальте, подтеки собачьей мочи, пятна пролитой краски. Оказывается, у нас под ногами скрыт целый фантастический мир со своей пластикой. Недаром Леонардо говорил своим ученикам: «Всматривайтесь в мокрые сырые пятна на стенах — вы увидите те фантастические образы, которые вам даже никогда не смогут присниться». Бумажки на тротуаре складываются в немыслимые фигуры: то танцующий Нижинский, то сидящая Мадонна, то полет ангела, то смерть, бредущая в поисках очередной жертвы.

культура: Четыре года назад ты уехал из Соединенных Штатов и поселился в старинном замке Шамуссо в центральной Франции. Не скучно в провинциальной глуши?
Шемякин: Не забывай, что я раньше прожил во Франции десять лет. На скуку у меня нет времени. Я продолжаю заниматься балетом и сейчас для Самарского театра оперы и балета вместе с несколькими авангардными композиторами работаю над спектаклем «Дети — жертвы пороков взрослых». На эту тему у меня памятник в Москве.

культура: По Америке не ностальгируешь?
Шемякин: Когда есть свободное время, я ее вспоминаю, потому что ни в одной другой стране не жил так долго. И по паспорту я американец — другого паспорта у меня нет. И работаю я с Соединенными Штатами, где остался мой центр.

культура: В свое время ты утверждал, что Россия еще будет делать погоду в искусстве. Когда же это случится и случится ли вообще?

Шемякин: До этого пока далеко. Нужны программы, чтобы нашу необычайно талантливую молодежь вывести на должный уровень. Главный бич — отсутствие образования у художников и рынок, от которого в России у многих башню сносит. Москва превратилась в настоящий караван-сарай, где люди бегают и тусуются, вместо того чтобы сидеть в одиночестве и творить. Зато в глубинке по-прежнему очень много интересных живописцев. Если мы будем пессимистами, то нужно мылить веревку и искать табуретку. Мое дело — служить России, и опускать руки я не имею права. Не знаю, можно ли это назвать патриотизмом — слово слишком громкое. Я всю жизнь больше всего боялся и ненавидел квасной патриотизм, который сегодня начинает потихоньку заливать Россию. Любовь к родине — не в том, чтобы черное называть белым. Это есть нанесение вреда Отечеству.

культура: Нет ли у тебя чувства обиды? Тебя же выставили из Советского Союза сорок лет назад.
Шемякин: У меня обида не на то, что меня гноили в сумасшедшем доме, а потом выгнали из страны, а на то, что забывают трагедии, выпавшие на долю России. Меня больше всего тревожит короткопамятность постсоветского человека. Когда я вижу Зюганова, который сулит народу благосостояние, у меня возникает вопрос: неужели страна погружается в безумие? Некому сказать: «Послушайте, господин хороший, вы 70 с лишним лет имели в стране неограниченную власть. Вы загубили миллионы людей, растоптали человеческое достоинство…» Слава богу, что меня тогда выслали из страны. Когда меня выгоняли, полковник КГБ предупредил меня: «Или в тюрьму пойдете, или уезжайте в Париж». Так что у меня был выбор.

культура: «Миша, привет!» — сказал Путин перед телекамерами, пригласив тебя в прошлом году на встречу в Брюсселе. Наверное, такая близость к первому лицу открывает многие двери?
Шемякин: Моя проблема в том, что «жалует царь, да не жалует псарь». Путину я благодарен за то, что он помог с моим фондом, с памятником «Дети — жертвы пороков взрослых». Однако другие проекты, в том числе памятник Гофману в нынешнем Калининграде, оказались мыльным пузырем... Сейчас Путин сделал очень умный ход — на месте гостиницы «Россия» разобьют парк. Это подарок не только Москве, но и России. Хватит наживаться барыгам, которые на каждом сантиметре столичной площади делают бешеные деньги.

культура: Кто побеждает в современном искусстве?
Шемякин: Идет настоящая война. Искусство — это громадное одеяло, под которым столько народу копошится: минималисты, концептуалисты, дизайнеры, деятели видеоарта и прочие. На глазах рождаются новые формы искусства. В России идет своя война — иногда комичная, иногда злая. Соцреалистов вообще выкинули, старую гвардию давят, нас, шестидесятников, считают людьми, которых давно пора списать с корабля искусства.

культура: Ну а картина-то останется? Или ее тоже выбросят за борт?
Шемякин: Конечно, останется! Не так давно продали за миллионы евро крошечные рисунки Гойи из серии «Капричос». Люди понимают, что такое красота. Не знаю, спасет ли она мир, но то, что она будет побеждать на аукционах, это точно.

культура: Ты часто поминаешь художественную мафию? Что это такое?
Шемякин: Это самые известные американские галерейщики типа Гагосяна или Саатчи, которые управляют мозгами на современном рынке. Гагосян, человек безграмотный в искусстве, начинал карьеру с того, что торговал афишами в Нью-Йорке. Потом перешел к торговле искусством. Сейчас он заправляет крупнейшими галереями, которые носят его имя. Если Гагосян сказал, что это надо покупать, люди покупают. Что же касается Саатчи, то он создал Дэмиена Херста, одного из самых дорогих художников или скульпторов мира. Тот не умеет рисовать, но «пилит» акул и прочую живность.

культура: У тебя много недругов в мире искусства. Для них ты завел специальную папку «Бяки против Шемяки»...
Шемякин: Недруги не дремлют. Однако я настолько занят работой, что перестал за ними следить.

культура: Зато на Кавказе тебе присвоено звание «почетного горца».
Шемякин: Прежде всего, я горжусь тем, что я член комитета кабардинского рода Кардановых, который насчитывает 64 тысячи человек. Президент Кабардино-Балкарии выделил первые средства на реставрацию другого моего замка во Франции, в местечке Лош, где мы создадим центр искусства Северного Кавказа. Я хочу, чтобы на Западе слово «Кавказ» ассоциировалось с культурой, а не с постоянными проблемами и разговорами о террористических актах. Мне хочется показать, что тот народ, к которому я принадлежу по крови, имеет великую историю и талантливую молодежь.

культура: В параллельную программу ближайшего Берлинского кинофестиваля включен фильм о скандальной акции арт-группы «Война» — «Х.. в плену у ФСБ». Это о том, как нарисовали гигантский фаллос на Литейном мосту в Питере.
Шемякин: Сейчас главное в искусстве — устроить скандал в нужном месте и в нужное время. Наши новые культурологи твердят, что мы, дескать, плетемся в хвосте. И в силу своей закомплексованности мы доходим до маразма. На Западе перенимается либо самое плохое, либо то, что превращается в карикатуру. А вот в Соединенных Штатах существуют великолепные школы и реалистической, и абстрактной живописи. И никто не чувствует себя ущербным, ибо американцы умеют гордиться и тем, и другим. В России иначе. Распался Советский Союз, значит, все, что тогда делалось, надо срочно объявить дерьмом. Но в те времена были великие художники. Если отбросить идеологическую дребедень, соцреализм — очень мощная и сильная школа, которой нужно гордиться.

культура: Помимо временных выставок, где еще в России можно увидеть картины Михаила Шемякина?
Шемякин: Есть только одна моя картина 60-х годов в постоянной экспозиции Русского музея. На этом знакомство с Шемякиным в России заканчивается.