Елена ФЕДОРЕНКО

25.03.2013

27 марта исполнится 45 лет со дня гибели первого в мире космонавта Юрия Гагарина. Версий трагедии было немало, некоторые из них бросали тень на экипаж и профессионалов, готовивших полет. Алексей Леонов, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза, первый человек, вышедший в открытый космос, не мог смириться со слухами, порочившими память его друзей. Он добился снятия грифа секретности с дела об авиационной катастрофе, в которой погибли Юрий Гагарин и летчик-испытатель Владимир Серегин.

культура: Воспоминания — процесс неконтролируемый. Что вспоминаете чаще всего о вашем друге Юрии Гагарине?

Леонов: Первые минуты нашей встречи 4 октября 1959 года в московском госпитале, где мы проходили медкомиссию. Небольшая комната, сильно натоплено — печка сохранилась еще с купеческих времен. Наклонившись над книгой, сидит молодой человек в темно-коричневой пижаме с белым воротничком. Больше всего меня поразило, что читал он «Старика и море» Хемингуэя. Я слышал про эту повесть и только мечтал ее прочесть, а тут человек уже читает. Сразу проникся к нему уважением. Через полчаса я про него знал многое. Что он летает на Севере, где уже наступает полярная ночь, и поэтому нужно срочно пройти комиссию и возвращаться в Заполярье. Что у него есть маленькая дочка Лена, что живут они в финском домике, а там проблемы с отоплением. Рассказывал он понятно, открыто, не бормотал и не подыскивал слова, как это бывает с молодыми людьми.

Нас инспектировали на допуск к космической работе, но мы об этом не знали, думали, что проверяли как летчиков-испытателей. Летчики вообще-то не любят медицину и считают, что кроме вреда она ничего им не приносит. Конечно, ошибаются. Каждый врач стоит на страже здоровья. Молодым нам казалось, что мы все можем, все знаем. Медики же следили за тем, чтобы это ощущение не сыграло с человеком непоправимую шутку. Целый месяц мы с Юрой провели в госпитале в Сокольниках, и каждый день выходили в парк и разговаривали. Впрочем, про это я неоднократно рассказывал...

культура: Наверное, и не осталось тех эпизодов, о которых Вы никому не говорили?

Леонов: Остались. Недавно нашел статью Циолковского 1935 года, в ней он описывает, каким представляет себе человека, который первым полетит в межзвездное пространство. Это будет обязательно русский, несомненно — советский человек большого мужества, летчик с открытым добрым лицом и ясными голубыми глазами. Юре едва исполнился год, а Циолковский набросал его будущий портрет. Лицо Гагарина действительно светилось добротой, и глаза были ясно-голубые — таких я больше ни у кого не встречал.

Знаю точно, что Сергей Павлович Королев статью Циолковского не читал, но сразу отметил ум и обаяние Гагарина.

культура: В чем гагаринская незаурядность?

Леонов: Природа дала ему врожденный интеллект и удивительное трудолюбие. Школа, ремесленное училище, техникум, авиаклуб, военное авиационное училище — и везде только на «отлично». Другие, я в их числе, шли по порядочку: школа, училище, от ступени к ступени. А он все время начинал новое, жил на опережение. В Академии имени Жуковского мы сидели рядом. Юра много пропускал из-за командировок, возвращаясь, переписывал конспекты своим убористым почерком. Закончил Академию, конечно же, с отличием.

культура: На родине первого космонавта, в городе, носящем его имя, Вы продолжаете проводить гагаринские чтения?

Леонов: Только что оттуда вернулся. Международные общественно-научные чтения, посвященные дню рождения Гагарина (он родился 9 марта 1934 г. — «Культура»), проходили 40-й раз. Уже четыре десятилетия собираются вместе друзья Юрия Алексеевича — их все меньше — и те, кто его не знал. Приезжают из разных городов, на этот раз почти со всей России. Работает юношеская секция — подготовлено 86 докладов. Понятно, что нет возможности прослушать все, но нашли правильную схему: ребята выступили в школах города. Мы видели, какой интерес возникает у учеников, когда их сверстник, приехавший издалека, рассказывает о подвиге их земляка, которого знает весь мир. Появляется чувство гордости, рождается желание равняться на Юрия Гагарина. Он умел дружить, помогать, да и погиб-то из-за своей порядочности.

культура: Что Вы имеете в виду?

Леонов: Знаете, почему Гагарин полетел 27 марта? Ему предложили должность начальника Центра подготовки космонавтов. Он поставил условие: должен войти в строй как летчик. «Руководить летчиками и не летать — не имею морального права». После рокового полета на боевом самолете в его летной книжке должна была появиться запись: «Восстановлен к полетам в сложных метеоусловиях на самолетах «МиГ-17» при облачности не ниже 450 метров и видимости не меньше 800 метров». Это условия первого класса.

культура: Существует много версий гибели Гагарина, от встречи с НЛО до нетрезвого состояния членов экипажа, от неисправности самолета до халатности диспетчеров. Что произошло на самом деле?

Леонов: На сегодняшний день получено разрешение рассказать, как все произошло. Причина гибели — разгильдяйство, распутство и неуправляемость в нашей стране. В районе испытательных полетов рядом с гагаринским «МиГом» пролетел несанкционированный самолет-нарушитель. Скорость, на которой летел Гагарин в горизонте — 750 км, нарушитель прошел на расстоянии всего 10-15 метров со скоростью — 1170-1200 км, практически со скоростью звука. Возмущенный воздушный поток перевернул машину, самолет попал в глубокую спираль, а на нем были баки по 260 литров. Ведущий испытатель этого самолета Владимир Серегин сам написал в инструкции: «Запрещено летать на высший и сложный пилотаж», и экипаж этого не планировал. Существовало конкретное задание: сделать несколько виражей с углом 15 и 30 градусов, пикирование, кабрирование, без пилотажа на больших углах. На высоте 4200 метров Юрий доложил: «Я, 625-й, задание в РИПе (район испытания полетов) закончил, иду на рубеж (рубеж — это линия снижения)». Доклад оказался последним. Через 55 секунд — мы точно знаем время, поскольку оно отпечаталось на бортовых часах — самолет был уже в земле. У меня есть фотографии места трагедии (Алексей Архипович показывает фото). Смотрите, если бы самолет падал носом, то сбил бы два-три дерева, а здесь, видите, сколько срезано верхушек...

культура: Значит, пилоты пытались вывести самолет?

Леонов: Фото с деревьями — это документ, подтверждающий, что экипаж до последнего мгновения оставался активным.

культура: Почему правду так долго не раскрывали?

Леонов: Дело было закрыто. Государственная машина берегла общественный покой. И генерал Каманин, и конструктор Туполев знали, что произошло, но просили не поднимать этого вопроса: погибших не вернешь. За правду я боролся в одиночку, обращался к президенту. Недавно объявлено, что катастрофа произошла по вине несанкционированного самолета. Фамилия летчика будет названа позже.

культура: Она засекречена?

Леонов: По человеческим факторам решено ее не называть — он тяжело болен, ему уже далеко за восемьдесят.

культура: Известный человек?

Леонов: Очень известный. Хороший летчик-испытатель, Герой Советского Союза. Подходил ко мне...

культура: Кто виноват: сам летчик или те, кто его отправлял?

Леонов: Конечно, летчик. Он должен был пилотировать выше 10000 м, но однако спустился под облака, на высоту около 400 метров, включил форсаж, и со сверхзвуковой скоростью поднялся вверх, пройдя рядом с гагаринским «МиГом». Позже он признался генералу Запольскому: «Я почувствовал, что что-то произошло».

культура: Какие факты, кроме фотографий, подтверждают эту версию?

Леонов: Когда Академия Жуковского еще была серьезным научным центром с мощным вычислительным комплексом, мы с доктором наук Сергеем Михайловичем Белоцерковским «проиграли» все варианты прохода самолета из одной точки в другую за 55 секунд. Единственное, что соответствовало этому времени, — глубокая спираль, в которую вогнал «МиГ» пролетевший самолет.

Я находился в 13 км от места падения и слышал два хлопка: первый — сам взрыв, второй — характерный для преодоления самолетом звукового барьера, когда нарушитель, резко набрав скорость, пошел вверх. Их разделяли 1,5 секунды. Слышал не только я, о чем и написал в документах еще в 1968 году. В начале 1990-х вдруг начался всплеск интереса к полету Гагарина, публиковались безобразные фантазии о том, что летчики были пьяны, что они занимались охотой...

Прошло более двух десятилетий, и нам разрешили посмотреть документы комиссии. Мой отчет оказался переписанным — рука не моя, график временного расстояния между взрывом и сверхзвуком увеличен в десять раз. В тот момент я поклялся, что приложу все усилия, чтобы истина стала известна. Сейчас время наступило. Я 25 лет боролся, развенчивая неправду.

культура: Гагарин планировал новый космический полет?

Леонов: В 1966 году он начал готовиться к полету на корабле «Союз». В группу входили Владимир Комаров, Валерий Быковский и Гагарин. Но трагедия, случившаяся с Комаровым (24 апреля 1967 года он погиб во время приземления — «Культура»), закрыла дорогу для Гагарина и Быковского.

культура: Изменился ли характер Гагарина после того, как он стал национальным героем, символом? По сути дела, молодой человек перестал себе принадлежать.

Леонов: Торжества, заседания, президиумы — слава многим кружила голову, но не ему. У него остались прежние отношения с товарищами. Он серьезно, уже как командир, относился к моей предполетной подготовке. Понимал, когда надо дать отдых, чтобы не случилось срыва. Как-то в разгар напряженных тренировок, будто между прочим, предложил: «Слушай, давай съездим на несколько дней под Выборг, на заставу, там у меня друзья...» Четыре дня мы жили среди пограничников, ловили рыбу, охотились. В августе 1964 года, меньше чем за полгода до моего старта, Гагарин предложил: «Леш, возьмем Свету и Валю (жены космонавтов, Светлана Леонова и Валентина Гагарина — «Культура») и на моем катере пройдем до Московского водохранилища, недельку поживем там, чтобы нас никто не дергал, будем питаться тем, что добудем — рыба, охота, грибы». Так оно и было. Он хоть и молодой был командир, понимал такую тонкую материю как психологическое обеспечение полета. Сам до этого доходил, ни в каких инструкциях о выезде на природу ничего не говорилось. Потом и я по гагаринскому примеру заботился об отдыхе молодых космонавтов. Добился постройки в Рузе дома отдыха, куда члены экипажей уезжали с семьями перед стартом.

культура: Рядом с местом падения Гагарина вашими усилиями восстановлен храм Свято-Андреевского прихода с колоколами, каждый из которых носит имя тех космонавтов, кого уже нет с нами. В день памяти состоится служба?

Леонов: Конечно, и опять запоют колокола родными голосами. Колокол Юрий, колокол Владимир, колокол Павел, колокол Владислав, колокол Георгий…

культура: Вы поедете?

Леонов: Каждый год в день гибели Гагарина я там.

культура: Слезы часто подступают?

Леонов: Плакал, когда расстреляли мемориальную доску с именами Гагарина и Серегина и расписали матом стелу. Это — страшно. Нашли мы их: пьяные придурки приехали пострелять.

27 марта туда приезжает много людей. Красивый ритуал: торжественным караулом с флагом проходят курсанты из Владимира, звучат добрые слова, возлагают цветы, потом — служба в храме. Уже собирались приступать к восстановлению росписи, но стены еще влажные... Все уникальные храмовые фрески в годы советской власти погибли. Варварство!

культура: У Вас, героя страны Советов, претензии к советской власти?

Леонов: Наша с Гагариным позиция была одинаковой: гибель храмов — это уничтожение самой культуры. В узком кругу мы беседовали об этом. Но где такое можно было тогда сказать?

культура: Наше время буйно развенчивает мифы. Вот и Гагарин «удостоился» двух противоположных образов: идеальный герой без недостатков или человек, слишком, скажем так, земной — любитель выпить, погулять, покрутить романы…

Леонов: Сказать, что Гагарин пил, равно утверждению, что я — пьяница. Когда мы работали, то не имели права даже думать об алкоголе. Но были у нас и праздники, и застолья. Помню свой день рождения в 1964-м, в тот год нам с Юрой исполнилось по тридцать лет. Собрались друзья, Гагарин пришел с охапкой сирени. Ели, пили, веселились. Мы что — пьянствовали? В три часа ночи я проводил Юру, и он предложил: «В семь утра поедем кататься на водных лыжах». Действительно, к назначенному часу он был готов: сходил в гараж, заправил машину, загрузил ее водой, продуктами и звонит: «Давай, поднимай Волынова и Горбатко, жду». Встречаемся, у него — ни в одном глазу, как будто и не праздновали ничего накануне. Прекрасный получился день, фотография осталась — Гагарин за штурвалом, а мы с Борисом Волыновым пьем за капитана.

Каждый год мы вместе проводили новогоднюю ночь. Готовили номера самодеятельности, пели, смеялись. Как командир я считал, что наша семья — это отряд, и каждый входит в него вместе со своими домочадцами. Никто никогда не напивался — каждый знал меру. Любили праздники, а не выпивку. Когда я бываю во всяких присутственных местах, часто слышу: «Давай по маленькой». Отвечаю: «Знаете, если бы я со всеми пил, то давно бы умер. Поэтому, давайте, кто сколько может, тот столько и пьет». Гагарина пьяным я никогда не видел, даже на охоте. Мы ездили на Великие озера, в Рязань, есенинские места. Красиво: сидишь на заре в шалаше, ждешь, когда стая уток над тобой пролетит... У меня даже есть картина «Последняя охота с Гагариным 22 октября 1967 года. Рассвет в Спас-Клепиках».

культура: От вопроса о женщинах Вы ушли намеренно?

Леонов: Бред это. Недосказанная правда хуже лжи. Да, в ЦК комсомола мы часто встречались с Тамарой Синявской (с Муслимом Магомаевым они еще не расписались), Валей Толкуновой. Нравились эти женщины всем, не только Юре. Поверьте, я находился с ним рядом практически каждый день. Знаете, откуда родом эта сплетня? С юга. Форос. Дождливый день. Сидели, играли в карты. Решили устроить перерыв. Юра пошел к себе в номер, дверь на английском замке, захлопнулась. В комнате — медсестра (за каждым космонавтом была закреплена медсестра из военных), симпатичная девчонка. Они разговаривали минуты две-три, раздается стук в дверь — пришла Валя, жена Гагарина. Он понял, что предстоит выяснение отношений — Валя жутко ревнивая. Решил выпрыгнуть из окна. Полуторный этаж, риска никакого. Прыгнул, а носком ботинка зацепился за ветку китайской глицинии, что вилась вокруг подоконника, и пошел вниз головой, ударился о бордюрный камень. Объяснил потом: «Просто не хотел, чтобы у Вали возникли подозрения». Глупо? Конечно.

СМИ раздули из этого целую историю. Не удивительно, теперь интересуются только скандалами.

культура: Давайте закончим разговор еще каким-нибудь воспоминанием о Гагарине, можно?

Леонов: Вот история, которую я никому, по-моему, не рассказывал. В 1960 году во время тренировочных прыжков на парашютах Павел Беляев сломал ногу. После долгого лечения его надо было ввести в строй и снять психологический стресс. Спустя три года приезжаем в Киржач. Погода отличная: солнечно, тихо, лежит мартовский снег. Юра говорит: «Давай я пойду с Пашей в паре». Покинули они борт самолета, и вдруг налетел порыв кинжального ветра. Парашютистов унесло от аэродрома к деревянным складам. Юрий попал на крышу, стоит по пояс в снегу. А Паша перелетел внутрь двора, где бревна набросаны. Решили, что он убился. Подъезжаем и боимся вымолвить: «Паша, ты где?». «Здесь», — раздается голос. Бревна лежали в форме колодезного сруба, и внизу, на глубине пяти метров — наш Паша в сугробе. Вытащили его за парашютные стропы наверх и как же были счастливы! Такой вот вышел эксперимент по преодолению психологического барьера с участием Юрия Гагарина. Знаете, часто вспоминаю его: как на лодке плавали, за столом рядом сидели, как с пограничниками разговаривали у костерка и чайник кипел. Такой простой разговор вели, словно все равные и давно знакомы. Живой он для меня...