Светлана НАБОРЩИКОВА

19.05.2015

На первом представлении в венском Бургтеатре «Свадьбу Фигаро» играли почти вдвое дольше положенного — публика требовала бисировать понравившиеся номера. Посетители Большого театра бисов не просили (традиция XVIII века давно канула в Лету), но овацию устроили нешуточную. 

В истории ГАБТа это прочтение моцартовского шедевра — пятое по счету. Пока пальма первенства принадлежит спектаклю Бориса Покровского 1956 года. За 20 лет его дали 291 раз. Но, судя по радостному воодушевлению опероманов, у нынешней «Свадьбы» есть шансы повторить или даже перекрыть это достижение. Оперной труппе и руководству театра можно адресовать поздравления. Тем более, что это первый проект, который «от и до» задумала команда Владимира Урина. Ранее выполнялись долгосрочные планы прежней администрации. 

В новой постановке много солнца, света и цвета. Изящества и непринужденности. Жизнерадостности и жизнелюбия. Остроумия без пошлости. Эротики без сальности. Поучительности без занудства. Легкости без легковесности. Авантюрности без натуги.

Откуда такая сладостная безмятежность? Моцарт не Бомарше, остросоциальная подоплека знаменитой пьесы его волновала мало. Но ее сюжет он сохранил, а поводов для конфликтов в этой комедии положений предостаточно. Взять хотя бы «право первой ночи», дающее графу Альмовиве законные основания приласкать супругу камердинера. Фигаро, разумеется, готов постоять за честь невесты, но время от времени разуверяется и в ней, и в людях. Сюзанна, хотя и влюблена в Фигаро, осознает, что достойна большего. Графиня — вообще несчастная женщина. Замужество для  нее обернулось тюрьмой. Еще хуже Марселине — и мужа не нашла, и сына потеряла. Свои трудности у недалекого Бартоло, сплетника Базилио, не по годам предприимчивой Барбарины. Даже шалопай Керубино расстроен: каково ему, «мальчику нежному, кудрявому», служить с неотесанными солдафонами? Но делать нечего — придется отправляться в полк.

В общем, проблем, больших и малых, в «Свадьбе Фигаро» хватает. И музыка порой возвышается если не до трагических, то до драматических высот. Только в постановке Евгения Писарева эти трагизмы-драматизмы таковыми не воспринимаются. Красивая жизнь красивых людей. Да еще подана так, что облизнуться хочется. Не сопереживать тянет, а любоваться тем, как верно выбранный стиль поднимает рассказ над бытом.

Спектакль решен в стилистике 1960-х. Ясной, простой, геометрически правильной. Дом графа — многосоставная конструкция с квадратными комнатами-ячейками. На щегольских мужских жилетах — мондриановские прямоугольники. Экипаж — сверкающий лаком ретромобиль. Клумба — массивная тележка с сочными желтыми тюльпанами. Масса отсылок к брендам высокого гламура. Юбки колоколом и свадебные кринолины — привет молодому Пьеру Кардену. Маленькое черное платье Сюзанны — поклон мадемуазель Коко. Роскошные пеньюары графини — дань как истории костюма, так и увлечению художницы Виктории Севрюковой, коллекционирующей белье.

Режиссер говорит, что пленился эстетикой итальянского и французского кинематографа середины прошлого века. И просил певцов смотреть фильмы Фредерико Феллини и Жака Деми, чтобы глубже вникнуть в стиль. Не знаю, как насчет Феллини — его карнавалы всегда разыгрываются сквозь слезы, но с лучшим творением Деми — «Шербурскими зонтиками» с их чуть кондитерской красивостью — эта «Свадьба» в ближайшем родстве.

Непринужденность, с которой певцы переходят от речитативов к пению, кажется, тоже заимствована оттуда, а не диктуется старинной традицией. И сама органика артистов — не оперного, а кинематографического свойства. Естественность существования «в кадре», даже если фокус внимания приходится на партнера, для них важнее сольных арий. При том, что к вокальной стороне спектакля придраться трудно. Технические сложности преодолеваются без напряжения. А о некоторых купюрах — в частности, прелестной арии Марселины из четвертого акта — можно даже пожалеть.

Оркестр под управлением британского маэстро Уильяма Лейси (в его активе также «Дон-Жуан» и «Похищение из Сераля») звучит ясно и точно, почти по-моцартовски. «Почти» в данном случае не снисходительное похлопывание по плечу, а констатация факта. Подлинного, до мурашек по коже Моцарта, как и нашего Чайковского, способны преподнести исключительно «родные» оркестры и дирижеры. Видно, есть в музыке этих гениев некая труднодоступная «химия», уловить которую могут только соотечественники.