25.01.2013

ВОТ, К СОЖАЛЕНИЮ, так бывает. Казалось бы, приличный семьянин, на работе уважаем, у подъезда со старушками здоровается. А тут — на тебе: маньяк-убийца. Общественный шок, разговоры о том, что и «здоровался-то он всегда с лукавым прищуром», да и на службе был не столь безупречен — «вместе с коллективом обедать никогда не ходил». Порой нечто подобное всплывает и о давно ушедших исторических персонажах — в пыльных шифоньерах истории нередко хранятся не только скелеты, но и кое-что пострашнее.

В 90-е годы в России было особенно популярно ворошить прошлое известных персон: обвинения в былых связях с КГБ казались несмываемым пятном. Примерно то же самое происходило в Германии конца 40-х. Программа денацификации не щадила никого: даже всемирно признанный философ Мартин Хайдеггер, вступивший в 1933 году в нацистскую партию (как поговаривают, ради должности ректора Фрайбургского университета), был подвергнут суду и отстранен от преподавания до 1951-го. В Советском Союзе с полицаями и власовцами и вовсе не церемонились: сначала расстреливали всех, потом «смягчились» до 25 лет лагерей. Правда, все это были совсем не философы.

И вот, в январе 2013 года в России появился свой Хайдеггер. На прошлой неделе блогер Игорь Петров выложил в интернете документы, согласно которым один из выдающихся мыслителей Русского Зарубежья и фактически последний представитель Серебряного века — богослов и культуролог, поэт и философ, профессор знаменитой «Альбертины» (Кенигсбергского университета) Николай Арсеньев — в первые годы Великой Отечественной войны числился зондерфюрером вермахта. Звучит страшновато, сразу вспоминаются эсесовские чины — всевозможные «группен-» и прочие штандартенфюреры из советских кинофильмов о войне. Хотя на самом деле это звание — даже не совсем военное, зондерфюреры были лишь своеобразными чиновниками при армии — занимались закупками фуража и прочими хозяйственными вопросами. Или, как в случае с Арсеньевым, были переводчиками. Проблема в другом — при какой армии...

Судя по всему, уже немолодой философ получил это звание «всего лишь» в нагрузку к своей давней основной работе — преподаванию в Кенигсбергском университете, при котором в годы войны существовал институт военных переводчиков. Арсеньев читал там русскую историю, литературу и историю русской культуры. Но позволяет ли это объяснение полностью снять с мыслителя груз предательства? Ведь тот же Игорь Петров не просто из вредности выложил сей компромат, а только потому, что буквально месяц назад Совет по культуре при губернаторе Калининградской области утвердил макет мемориальной доски, которую предложено разместить в Калининграде на доме №3 по улице Чапаева: «В этом доме с 1933 по 1944 год жил философ, культуролог и поэт Николай Сергеевич Арсеньев (1888–1977)».

Вопрос, насколько вообще этично поминать всевозможных «фюреров» в стране, больше всех от них пострадавшей (от «зондер-», пожалуй, в последнюю очередь, но все же), лично для меня не стоит. Другое дело, что предателей-власовцев и сотрудничавших с гитлеровцами белоэмигрантов (к которым можно отнести и Арсеньева, после двух арестов в 1920 году нелегально пересекшего польскую границу и на родину уже не возвращавшегося), стоит разделять. Для последних Вторая мировая война зачастую была продолжением Гражданской или, точнее, «Второй гражданской», как они сами ее называли. Отчасти оправдывает их и то, что, с одной стороны, все ужасы гитлеровского режима стали известны уже после войны, а с другой — стоит задуматься и о мотивах подобного перехода. Например, укажите, условно говоря, еще относительно молодому белому есаулу, который покинул родину с оружием в руках после долгих кровопролитных боев, чья семья была расстреляна двумя годами ранее в качестве заложников, чей родительский дом был отдан под местную «Чрезвычайку», а церковь, где крестился — под конюшню или мотобазу... Укажите человеку, который вот уже 20 лет ждет «освободительного похода» против большевиков — чем он погрешает перед своей совестью, идя на сотрудничество с вермахтом?

Но пытаясь понять «другую сторону», мы, конечно же, не имеем права чрезмерно увлекаться. И, отдавая дань памяти национальной интеллектуальной элите, которая в 20-30-е годы прошлого века в лучшем случае покинула Советскую Россию на «философских пароходах», в худшем же — сгинула в подвалах ЧК и на всевозможных бутовских полигонах, нельзя забывать о тех, кто защищал нашу Родину, когда мыслители Русского Зарубежья, в основном, находились в гитлеровском тылу. А потому я абсолютно убежден, что мемориальная доска зондерфюрера Арсеньева на калининградской улице Чапаева будет оскорблением памяти, как минимум, тех советских солдат, что в начале апреля 1945-го брали Кенигсберг. Ну а читать или даже издавать в современной России книги философа никто и ничто не мешает. Но непременно с упоминанием этого эпизода его биографии.