Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист

23.03.2017

«У граждан России упал интерес к истории» — с таким сенсационным открытием вышел в СМИ «Левада-центр». В 2008 году это учреждение проводило опросы соотечественников об интересе к тем или иным периодам прошлого — и вот девять лет спустя решило их повторить. Выводы таковы: на 17 процентов снизилось число тех, кто интересуется Великой Отечественной войной, на 11 — тех, кому важна эпоха Петра Великого, на шесть процентов рухнул престиж Древней Руси, зато на восемь укрепились позиции Иванов, родства не помнящих, которым вообще до лампочки, откуда что взялось.

Под эту цифирь журналисты уже подтянули мнения «авторитетных политологов», объясняющих данные результаты тем, что народ перекормлен патриотизмом. Мол, на фоне падения уровня жизни великим прошлым гордятся все меньше.

Методологической корректности от подобных опросов ожидать не приходится. О каком резком изменении общественных настроений может идти речь, если исследования разделяют девять лет? За это время ушло целое поколение старших, опаленных пламенем Второй мировой. Добавилось в отряд респондентов поколение молодых, чьи устремления зачастую сводятся к новым голливудским блокбастерам и чатикам «ВКонтакте».

Вывод о том, что всему виной «передоз патриотизма», и вовсе полностью выдуман и из содержания опроса никак не следует. Он является этапом традиционной весенней подготовки нашего «малого народа» к истерикам по поводу георгиевских ленточек и призывам сдать Ленинград. И лукавая социология явно нужна, чтобы убедить государство отказаться от патриотической повестки в СМИ и образовании, предоставить русофобам «свободу слова», которая почему-то превращается в свободу только их слова, в то время как оппонентам традиционно затыкают рот. Так что перед нами прежде всего политическая манипуляция.

Если сегодня мы и впрямь частично утратили интерес к своей истории — древней или недавней, — то дело тут никак не в пресыщенности патриотизмом, а в его недостаточности. Люди боятся заглядывать в минувшее, как в место, где плохо пахнет и стены перемазаны кровью. А такое ощущение создается именно благодаря усилиям пропагандистов русофобии и недалекости изрядной доли официоза.

Вспомним, как грандиозные события эпохи Ивана  III преобразились в провинциальный водевиль. Как великолепная жизнь князя Владимира предстала мешаниной из грязи и крови. Как один режиссер получил деньги на фильм о Ермаке, а снял картину про стареющего актера. Те, кто имеет возможность влиять на массовое представление об истории, совершают все, чтобы у простого человека оставалось ощущение: «Там воняет». Не «у россиян снизился интерес к родной истории», а русских людей целенаправленно отваживают от нее.

На историческом фронте положение обстоит из рук вон плохо. Нам уже в наследство от СССР досталась обедненная, высушенная схема, из которой оказались вычищены многие первостепенные персонажи и события. Советский школьник с трудом помнил, кто такой Владимир Мономах, ничего не знал о судьбоносной битве при Молодях в 1572 году; если в его сознании отпечатывалось, что русские открыли Антарктиду, то о более насущной для страны деятельности капитана Невельского по закреплению за нами Дальнего Востока учебник говорил вскользь.

Предмет был беден датами, фактами, интересными былями и анекдотами. В нем слишком мало осталось героев. А сохранившимся полагались стандартные биографии: всю жизнь боролся с системой, создавал удивительные вещи, однако успеха не добился, умер в забвении… По сути, судьбы русских героев подавались как истории жизненных неудач.

В результате даже весьма образованная часть общества, не только либеральная, но и порой национальная, приспособилась рассматривать в черном свете всю историю нашего государства, каковую надо бы как-то поскорее позабыть, да и начать с чистого листа. А потом, во времена постсоветские, навалили поверх еще тонны лжи, и мы до сих пор откапываемся.

Между тем народ — это его дело в истории, учил Гегель. «Народы суть то, чем оказываются их действия. Каждый англичанин скажет: мы — те, которые плавают по океану и в руках которых находится всемирная торговля, которым принадлежит Ост-Индия с ее богатствами, у которых есть парламент и суд присяжных».

А что получалось у нас? Отечественные образованцы категорически отрицают русское дело, не принимают в расчет действия нашего народа. Никто из них не говорит: «Мы, русские, — те, кто покорил великую степь и сокрушил западных завоевателей. Те, чьи подлодки пересекают Арктику подо льдом, а газопроводы легли на Европу, как цепи. Мы те, у кого есть Пушкин, Достоевский, Гагарин и иммунитет против политкорректности. Мы народ, который освобождает несправедливо осужденных записями в блогах и осмелился вопреки мировому гегемону вернуть свой Крым…»

Вместо этого слышим прямо противоположное, в представлении нашей интеллигенции, русские — это неудавшиеся англичане. Дескать, хотели чего-то добиться, но во всем провалились.

Если таковы учителя, то каковы же ученики? Какой вырастет молодежь, которой внушают, что русская история — череда провалов. Не забывая при этом воспитывать на заграничных идеалах успешности, карьеры, достижений. Закономерно, что она будет держаться от родной истории подальше.

Чтобы у народа возник реальный интерес к деяниям предков, необходима прежде всего масштабная революция в историческом осмыслении и в историографическом описании нашего становления. Не меньше требуется патриотизма, а больше, гораздо больше. Суворовский «восторг быть русским» обязан реально встать в центр того, как мы рассказываем, показываем и преподаем. Нужно увидеть в отеческом, более чем тысячелетнем пути подлинную историю успеха. Если же мы позволим шулерам в очередной раз развести нас на поощрение русофобских карикатур, на вытеснение патриотической идеи, то русская история станет лишь короче, беднее и невзрачнее.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции