Третье отделение, становись!

Вадим БОНДАРЬ, публицист

14.07.2016

Нужна ли нам цензура? А тайное око, наблюдающее, не замышляет ли кто по глупости, корысти или внутренней злобе какую измену? Иной скажет: хватит, натерпелись. Однако история развитых государств, в том числе и российского, показывает: без таких служб не обойтись.

190 лет назад, 15 июля 1826 года, было образовано Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, вошедшее в историю в качестве чуть ли не первого в стране органа политического сыска и преследования инакомыслия. На самом деле борьба с внутренней крамолой велась и ранее. Достаточно вспомнить Петра Великого. Например, Семеновский и Преображенский полки создавались не только как военные единицы, но и как стражи петровской революции. Ведь далеко не всем нравились реформы — начиная с царевны Софьи и кончая «доброжелателями» России за ее пределами. 

Надо сказать, что усилиями советских историографов Третье отделение оказалось изрядно демонизировано, его работа оценивалась достаточно односторонне. Между тем появление организации с такими задачами на тот момент было вполне логичным. К мысли о необходимости политической полиции Николая I подтолкнуло восстание декабристов — дабы не допустить возникновения новых бунтарских очагов. Это хрестоматийный ответ. Не менее важной причиной стали и материалы о чудовищных злоупотреблениях властью со стороны государственных чиновников, эти случаи обсуждали на своих встречах члены тайных обществ. После окончания судебного процесса Николай Павлович повелел составить Свод показаний декабристов, где те рассказывали, что побудило их к восстанию. И впоследствии перед началом работы над каждой реформой царь заглядывал в сей пухлый фолиант, где находил правду о произволе, рабстве, беззакониях, нерачительном хозяйствовании. 

Понимая, что необходимы перемены, самодержец вернул из ссылки энциклопедиста и реформатора Михаила Сперанского, который по Высочайшему повелению издал 45 томов «Полного собрания законов» и на этой основе — 15-томный «Свод действующих законов Российской империи». Именно в период его правления в сознании правящего класса и образованного общества России начала укореняться мысль о недопустимости любых форм произвола. При Николае I стала формироваться так называемая либеральная профессура, критиковавшая как революционно-бунтарские методы тех, кто требовал преобразований, так и слишком кровожадных преследователей. Тогда же продолжалось постепенное движение к отмене крепостного права. 

Учреждение Третьего отделения — тоже из ряда подобных благих начинаний. Главной идеей службы, заключающей в себе и функции органа высшего государственного надзора, инициатор ее создания и будущий глава Александр Бенкендорф видел в том, чтобы, как он писал позже в своих мемуарах, эта структура «покровительствовала утесненным и наблюдала за злоумышлениями и людьми, к ним склонными». Тут, конечно, уместно вспомнить эпизод, который многие исследователи считают вполне правдоподобным. Якобы когда Бенкендорф попросил у государя конкретных инструкций, Николай протянул ему белый носовой платок: «Вот твоя инструкция; чем больше утрешь им слез несчастных, тем лучше исполнишь свое назначение».

Прежде всего шеф нового департамента стремился проанализировать действия правительства, понять, что именно вызывает раздражение общественности, выяснить, кто и чем недоволен. По делу или просто из модного и в те годы желания поругать власти? В силу дурного характера или личных обид? А может быть, здесь замешаны иностранные агенты? Разбираясь, Бенкендорф вовсе не сажал всех подряд и не душил свободную мысль, как принято было долгое время считать. Напротив, важнейшей задачей отделения он считал подавление происков бюрократии. Докладывая императору о безобразиях чиновничества, Бенкендорф писал: «Хищения, подлость, превратное толкование законов — вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят...» Что касается общественного мнения, то главный жандарм страны полагал: «Его нельзя навязывать, за ним надо следовать... Его не засадишь в тюрьму, а, прижимая, только доведешь до ожесточения». 

Бенкендорф понимал, что для блага России просвещенную часть общества, способную повести за собой страну, необходимо растить и пестовать, а порой и наставлять, воспитывать в духе любви к Отчизне. Вовремя выделять тех, для которых, где мягче спать — там и Родина, или сумасбродов, жаждущих «вольности строптивой» и «буйственной свободы». Ведь и те, и другие могли, снова цитата, «вовлечь государство в бездну несчастий». 

Увы, благим начинаниям по преобразованию России не суждено было сбыться, во всяком случае в полной мере. Главная причина — человеческий фактор. Вот пример. По поручению Николая ведомство Бенкендорфа выяснило, кто из губернаторов не берет взяток. Оказалось, только двое: киевский Фундуклей и ковенский Радищев. И то лишь потому, что первый был несметно богат и не нуждался в подношениях, а второй — сын автора знаменитой книги «Путешествие из Петербурга в Москву», чудак во втором поколении, что с такого возьмешь. 

По результатам секретных исследований злоупотреблений выявилось гораздо больше, чем предполагалось. Грузить злодеев эшелонами и отправлять в Сибирь, невзирая на чины и звания, государь не решился, а мудрый шеф полиции и не предлагал. Так что вопрос о методах воспитания высшего чиновничества актуален и сегодня.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции