26.11.2015
29 ноября 1941 года в деревне Головково Московской области на придорожной иве фашисты повесили советскую разведчицу Веру Волошину. Ее имя не было канонизировано в пантеоне героев Великой Отечественной войны, подобно Зое Космодемьянской. Хотя Вера являлась не только ее однополчанкой, но и погибла в тот же день. Судьба сложилась так, что о подвиге Волошиной стало известно лишь в 1957 году. Подобно героям Брестской крепости, чьи истории раскопал писатель и журналист Сергей Смирнов, о Вере Волошиной страна узнала благодаря следопыту войны, московскому литератору и журналисту Георгию Фролову. Но особого резонанса это открытие тогда не возымело. Звание Героя России было присвоено Волошиной лишь в 1994 году.
Судьба этой 22-летней девушки, раненной, попавшей в плен, стойко перенесшей пытки и певшей «Интернационал», когда на нее надевали петлю, о многом заставляет задуматься нас сегодняшних. Веру Волошину по праву можно назвать типичным представителем нарождавшейся советской элиты. Выросла в Кузбассе, в семье шахтера и учительницы. Занималась спортом — гимнастикой, легкой атлетикой, плаванием. Увлекалась техникой — поступив в Московский институт физической культуры и спорта, стала курсантом аэроклуба, где освоила пилотаж современных на тот момент истребителей и прыжки с парашютом. При этом рисовала, сочиняла стихи. Существует версия, будто бы именно Вера, красивая и безупречно сложенная, послужила моделью для Ивана Шадра к его скульптуре «Девушка с веслом». Поначалу это была совсем не та, довольно вульгарная дама, которая затем встречала публику в различных парках и на стадионах Советского Союза. От первого изображения осталась лишь уменьшенная копия, хранящаяся ныне в Третьяковской галерее.
Впрочем, с Веры ее лепили или нет, сегодня не так важно. Важно то, что это была героиня своего времени. Не случись война, такие, как она, люди, в которых по-чеховски «все прекрасно», стали бы элитой советского общества, и неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба страны под их руководством, к каким высотам они бы ее привели.
В 1917 году, устраивая революцию, народ России хотел близкой себе власти. «До Бога высоко, до царя далеко» его больше не устраивало. Он не хотел элиты, спущенной сверху, которая презирала его, а он ее тихо ненавидел. Немцы, начиная войну, очень сильно просчитались, решив, что место, по сути, чужеродной, западно-ориентированной либеральной элиты последней российской монархии в СССР заняла не менее ненавистная и не менее чуждая народу «коммунистическая банда мирового интернационала». Поэтому и верили, что «красная империя» развалится еще быстрее, чем царская, ибо «фюрер идет освобождать русский народ от «жидов-комиссаров, колхозов и стахановщины».
Но Сталин учел ошибки прошлого. Немецкие стратеги проспали момент, когда во второй половине тридцатых годов началась активная смена элит. Фанатики мировой революции и их апологеты троцкистской ориентации, действительно смотревшие на русский народ лишь как на инструмент осуществления своих грандиозных планов, в массе своей были вычищены. Их место стала занимать подлинно народная элита. К моменту фашистского нападения она была еще далеко не сформирована, но и в таком виде преподнесла агрессорам неприятный сюрприз. Сталин дал народу близкую ему власть, связь и смычку с которой осуществляла та самая элита. Это потом придумали «решающее значение роли Коммунистической партии в победе в Великой Отечественной войне», хотя с именем Маркса или с криком «За коммунизм!» в атаку никто не ходил. Этот проводник: власть — элита — народ почти в идеальном сочетании и взаимопонимании позволил нам победить. Немцы поняли свою ошибку, но поздно. Власов и его армия стали судорожной попыткой навязать альтернативную «народную элиту». Но опыт оказался жалким, а персонажи и идеи убогими.
Лучшие представители страны были детьми героической эпохи и не могли ее предать. Старались своими делами, всей жизнью, каждым днем и каждым шагом доказывать стране и обществу свою состоятельность. Что они — авангард, с которого следует брать пример. За которым не стыдно идти и которому можно верить. Именно эта молодая элита красивых, умных, сильных и гордых, горячо любящих свою страну вела всех остальных на трудовой и боевой подвиг. За одними лозунгами мало кто пошел бы. А то, что наших людей заставляли совершать героические поступки лишь силой и страхом перед заградотрядами — вообще бред западных «русоведов» и их отечественных последователей.
И тех и других понять можно. Одни об СССР зубы обломали, и надо как-то оправдываться, придумывая сказки о том, что победа не настоящая, а только от страха перед «бесчеловечным режимом». Со вторыми еще проще — гранты положено отрабатывать.
Между тем советские герои модельной, как сказали бы сейчас, внешности, комсомолки, спортсменки, красавицы, разносторонне развитые личности, подобно Вере Волошиной, в большинстве своем совершали подвиги, будто некое само собой разумеющееся дело. Не на глазах боевых товарищей — с осознанием того, что о твоем подвиге, возможно, никто никогда не узнает. Но именно из этих неизвестных подвигов сложился потом великий подвиг народа. В этом малом — великом оказались равны все. Дети Сталина, наркомов, генералов и простых деревенских матерей. Единство подвига было не показным, не под камеру, не для афиши — оно было настоящим, всамделишным. Как только этого единства не стало, а людей принялись делить на номенклатурных блатных и прочих, как только перестала работать связка власть — элита — народ, страна прекратила свое существование. Без всякой военной агрессии.
Сегодня, вспоминая геройскую смерть одной из лучших дочерей русского народа, надо отдать долг памяти и тысячам других его представителей, для которых инстинкт национального самосохранения оказался сильнее инстинкта самосохранения личного. Именно это качество, а не «степень жирности», вседозволенность и неприкасаемость является подлинным признаком элиты.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции