Михаил БУДАРАГИН

02.08.2016

2 августа в Москве на Новодевичьем кладбище простились с Фазилем Искандером. Последний из классиков советской литературы скончался в возрасте 87 лет.

Судьба Фазиля Искандера, последнего из великих классиков советской литературы, сложилась настолько кинематографически красиво, что о ней стоило бы снять полнометражный фильм, полный света, добра и любви.

Родившийся в 1929 году в Сухуми писатель ушел из жизни на закате июля 2016-го, признанный, читаемый, не изменивший себе и сказавший все, о чем хотел. Не каждому инженеру наших душ, чьи произведения включены в школьную программу, выпадало такое счастье.

О впечатляющем творческом пути Фазиля Абдуловича можно прочесть в энциклопедиях, да и сам он охотно говорил о себе. О том, каким был глубоким человеком, еще напишут те, кто знал мастера лично. Мы же — ​обычные читатели и поклонники его таланта — ​всегда будем вспоминать об Искандере с теплотой: он в полной мере обладал той мудростью, которую сам называл «умом, настоянным на совести», его бесконечное обаяние, порядочность и такт трудно поставить под сомнение. Совершенно лишенный апломба, он являлся действительно «больше, чем поэтом». Часто знаменитая формула употребляется не к месту, но случай создателя абхазского литературного эпоса «Сандро из Чегема» подходит для определения идеально. Искандер стал полномочным представителем маленького абхазского народа в большой литературе, и с детства впитанное двуязычие (писал, разумеется, по-русски) сослужило ему и всем нам добрую службу.

Язык Искандера чудесен, при этом автор не играет строчками, стараясь похвастаться, как ловко умеет жонглировать образами. Почему? Потому что не делает подобного певец, творящий эпос, так уж повелось: нужно поведать современникам увлекательную историю, которая уйдет далеко за горизонт, будучи многократно пересказанной грядущими поколениями. Отточенность формулировок рождается из необходимости мгновенного запоминания. Такие афоризмы, как «Прогресс, друзья, это когда еще убивают, но уже не отрезают ушей» или «Стремление к абсолюту совести породило великую русскую литературу. А стремление к абсолюту свободы — ​великое одичание общества», рождаются не ради красного словца, а чтобы полнее выразить мысль.

Однако не одними емкими цитатами и тонким юмором замечателен Искандер. Вспомним, с какой любовью (от нее-то и рождается образность!) автор описывает пятнадцатилетнюю дочь дяди Сандро: «Лицо ее дышало — ​вот чем она отличалась ото всех! Дышали глаза, вспыхивая, как вспыхивает дно родничка, выталкивая струйки золотистых песчинок, томно дышали подглазья, дышала шея так, что частоту биения пульсирующей жилки можно было подсчитать за пять шагов от нее. Дышал ее большой свежий рот, вернее, дышали углы губ, не то чтобы скрывающие тайну ее чудной улыбки, но как бы неустанно подготавливающие эту улыбку задолго до того, как губы ее распахнутся. Казалось, углы губ ее пробуют и пробуют окружающий воздух, вытягивая из него какое-то солнечное вещество, чтобы благодарным сиянием улыбки ответить на сияние дня, шум жизни».

В этом отрывке через край толстовской любви к своим героям, «Сандро из Чегема» — ​сборник новелл о небольшой абхазской деревне, оказавшейся в жерновах XX века и вынужденной меняться, конечно, не похож на «Войну и мир», но между двумя текстами есть нечто общее. Искандер, как и Лев Толстой, стремился запечатлеть весь огромный масштаб происходящих событий, глядя на них глазами человека, не умеющего возомнить о себе слишком много.

И в «Созвездии Козлотура», и в рассказах герой Фазиля Абдуловича совсем негероичен, он похож на Пьера Безухова, в растерянности стоящего перед свалившимся на него наследством, или Андрея Болконского, отрешенно взирающего в небо Аустерлица. Что делать, если время проходит по тебе катком, не щадя нежных чувств? Дядя Сандро из Чегема старается сохранить в себе все хорошее, что в нем есть: он не всегда пример для подражания, но в образе этого обаятельного, витального южного плута воплощено то миропонимание, которое и позволило самому Искандеру очень остро разочароваться в 90-х и замолчать. Назовем это «здравым смыслом»: и хотя словосочетание слишком заезжено, другого все равно нет.

Советский Союз, который писателю нравился не во всем, служил единственным залогом того, что в общем хоре голосов найдется место и для абхазцев, и для жителей маленькой деревни: можно было сколько угодно бегать от колхозов и бороться за свои обычаи, однако после отделения республик довольно быстро выяснилось, что сами по себе малые народы никому не интересны: в наступившей реальности они способны лишь стать фигурами на глобальной шахматной доске.

Оставленность — ​это чувство ироничный Искандер переживал остро и болезненно: нет, сам он не был столь высокого мнения о себе, чтобы считать, будто все должны бегать вокруг писателя и возносить хвалы. Он высоко ценил своих земляков, о которых писал всю жизнь. Но сейчас Чегем заброшен. Умирал Фазиль Искандер в России, где о Сандро и Абхазии вспоминали редко. Великий эпос малой нации читали в Советском Союзе, а в нашей нынешней стране ему не нашлось отдельного места. Вне империи очень трудно быть писателем целого народа, да и просто русским классиком — ​та еще задача.

Искандер не сдался, но и слов у него не осталось. Все было сказано в 60-е, написано в 70-е, произнесено в 80-е. Фазиль без Чегема, как Дон Кихот, боролся за своего Санчо по имени Сандро, и если вы читаете этот текст, то рыцарь, наверное, одержал победу.

Мнения

Алексей ВАРЛАМОВ, ректор Литературного института имени А.М. Горького:

— Думаю, Фазиль Абдулович был одним из самых счастливых писателей на Земле. По крайней мере в ХХ веке — точно. Наделен всем, чем только можно: талантом, обаянием, чувством юмора и языка. Он не вымучивал, а легко вытанцовывал сюжеты. Наверное, все это стоило труда, но когда читаешь книги Искандера, они кажутся удивительно свободными, как будто сами себя написавшими. Словно автор только подправлял течение, приглашал героев, выдвигал на первый план то одних, то других. И удивительным образом вовлекал читателя внутрь этого пространства, а тот не испытывал никакого смущения, ощущал себя своим.

Проза Искандера — это настоящий магический театр. С декорациями, светом, шумом, запахами, сценой, кулисой и зрительным залом. Бог знает, как ему такое удавалось, но это явно булгаковский по природе талант. А какую долгую, восхитительную жизнь он прожил, сколько прекрасного создал!

Не знаю, прав я или нет, но мне представляется, в литературе у Искандера не было врагов, его меньше других долбала критика, не так сильно придиралась цензура, а если и придиралась и что-то не пускала, то он легко дожил до времен, когда все напечатали.

У него все сбылось и исполнилось. Искандера обожали читатели, с его героями плакали и смеялись — судьба, о которой можно только мечтать.

Юрий ПОЛЯКОВ, главный редактор «Литературной газеты»: 

— Фазиль Абдулович был крупным советским писателем. Не уровня Шолохова, конечно, или Булгакова, но в ряду таких прозаиков, как Василий Аксенов, Владимир Орлов, Сергей Довлатов, Виктор Конецкий...

Все его главные произведения, даже как бы антисоветские, — плоть от плоти советского микрокосма. Нет, он не был политическим диссидентом, что ему хотели бы задним числом приписать. Публикация в альманахе «Метрополь» повести «О, Марат!», выход полного текста «Сандро из Чегема» в американском издательстве «Ардис» не являются в данном контексте маркерами инакомыслия. Фазиль обладал оригинальным и притом органичным мироощущением. Я всегда, скажем, ценил богатство его вербального юмора. Хорошее советское (европейское, по сути) образование плюс опыт жизни в национально пестрой, причудливой послевоенной Абхазии сделали феномен Искандера. Он тонко чувствовал русский язык, мог поиграть им.

Мы были лично знакомы, входили в редколлегию журнала «Юность», хотя никто не назвал бы нас тогда единомышленниками, скорее — оппонентами. В 1995 году на Первом форуме творческой интеллигенции Искандер выступал от победивших либеральных сил, защищая примат «общечеловеческих ценностей», а я, наоборот, — от проигравших патриотов в ситуации, когда Россия гибнет, предлагал послать эти «ценности» куда подальше.

Но в конце жизни Фазиль Абдулович, насколько знаю, отошел от всякой политической активности, осознав, что его имя просто используют в целях, ему неблизких. 

Я двумя руками за то, чтобы включить некоторые произведения Искандера в обязательную школьную программу. Например, чудесный, добрый и глубокий сборник рассказов «Дерево детства». Вполне логично, по-моему, что он уже немолодым человеком крестился в русском православии. Царствие небесное новопреставленному рабу Божию Василию!

Лев АННИНСКИЙ, литературный критик:

— Горюю, тяжело мне от ухода этого замечательного человека и писателя... Читать его начал со второй половины 60-х, когда он ярко вошел в литературу повестью «Созвездие Козлотура», а следом — мощно — романом-эпопеей «Сандро из Чегема», безусловно, главной своей книгой. Разобрать творчество Фазиля Искандера хотел еще тогда, но меня несколько смущала восторженная политизация определенными кругами интеллигенции его романа, а потом притчи «Кролики и удавы» в начале 80-х. Гораздо позже, когда мы уже начали общаться, желание написать о нем у меня укрепилось, но не успел...

Я вместе со своим поколением шестидесятников много и мучительно думал о коммунистическом проекте пересоздания человека, неуспех которого начал проясняться для нас как раз в конце 60-х. Надежды на обуздание агрессивности, эгоизма, жадности таяли; «ветхое» упрямо возвращалось... И тут именно Фазиль Абдулович открыл мне глаза, дав исчерпывающий (опять же — для меня) ответ. Выступая как-то в рамках устного культурного «журнала» перед просмотром фильма в кинотеатре, он в своей афористичной манере отчеканил: «человека нельзя улучшить, его можно только на время умиротворить». Эта глубокая мысль врезалась мне в память навсегда. Это был его фирменный юмор — с философской горчинкой. 

Прощаясь, я хотел бы еще раз поблагодарить Искандера за отчаянное мужество, которое он проявил, сформулировав и публично высказав эту максиму. Он знал, как умиротворить агрессивного первобытного зверя в себе и в своем читателе. Ему для этого надо было соприкасаться, не разрывать сердечную связь со своей Абхазией — землей, любовь к которой, как и к человеку вообще, он пронес до смертного часа...

Сергей ШАРГУНОВ, писатель:

— Уход Искандера — большая потеря для нашей литературы. Но надо понимать, что он останется среди нас вместе с книгами, которые будут читать снова и снова: «Детство Чика», «Сандро из Чегема», «Созвездие Козлотура»...

Мне повезло несколько лет назад пообщаться с Фазилем Абдуловичем, и он очаровал меня своими афоризмами, улыбкой, непосредственностью реакций на вопросы. Хотя был уже совсем немолод, немощен, тем не менее сохранил поразительную праздничную детскость. Да и само его творчество — это замечательное остроумие, метафизическая глубина, отличная сюжетность, потрясающие краски и та пронзительная совестливость, о которой он так часто говорил. Он постоянно обращался к теме детства — к родной Абхазии.

Фазиль Абдулович всегда подчеркивал, что с самого начала сочинял на русском языке и ни на каком другом уже не мог бы, да и не желал творить. Его произведения — безусловно, великая русская литература. Это проза мирового уровня. Так что если кто и заслуживал Нобелевской премии, то это — Искандер.