В ритме Бакста

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

27.02.2015

В галерее «MustART» — выставка «Лев Бакст. В вихре танца». «Русские сезоны», когда-то задуманные блестящим антрепренером Дягилевым, продолжают будоражить умы. Иначе как объяснить, что небольшой зал с трудом вместил толпу зрителей, пришедших увидеть более сорока гелиогравюр, когда-то выполненных по совету друга художника Жана Кокто.

Бакст был самобытным мастером: в его активе, например, знаменитый портрет надменной Зинаиды Гиппиус в мужском костюме (1906). Однако широкую известность ему принесли декорации к дягилевским «Русским сезонам», перевернувшие представление о сценографии в балете. До Бакста к костюмам относились проще — они играли подчиненную роль. Выходец из Российской империи осуществил амбициозный замысел: превратил оформление спектаклей в произведение искусства. 

В первую очередь замираешь около эскизов, сделанных для Нижинского — легендарного артиста, танец которого так и не попал на пленку: трагедия для любителей балета. Например, можно увидеть его Фавна в облегающем пятнистом трико. В небольшом рисунке Бакст сумел передать животную пластику великого танцовщика: скромного паренька, жившего не разумом, а инстинктами и, как многие гении, бывшего прежде всего медиумом.

Есть и эскизы костюмов для других звезд. Например, для Тамары Карсавиной — самой эффектной танцовщицы начала XX века, заменившей в труппе Дягилева Анну Павлову, когда та на время рассорилась с Сержем. Или для Иды Рубинштейн, сумевшей стать любимицей парижской публики, несмотря на отсутствие классической школы...

Можно долго спорить о том, чем оказались Ballet russes: последним всплеском танцевального искусства или его новой вехой. Вероятно, все-таки первое: недаром, глядя на изысканные костюмы Бакста, вспоминаешь слова Иннокентия Анненского о «вкрадчивом осеннем аромате». Но если это и начало конца, то очень красивое: глаз не оторвать.