С МИРОвым именем

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

01.06.2018

Altmans Gallery на Новинском бульваре представила проект «Отправная точка Хоана Миро», организованный при поддержке Института Сервантеса. Экспозиция приурочена к 125-летию каталонского художника-новатора, сюрреалиста, друга Бретона и Пикассо. Здесь около 30 эстампов позднего периода, сделанных в 1960–1980-е, когда вещи мастера по лаконичности почти приблизились к наскальным росписям и стали напоминать не рисунки, а знаки.

Творчество Миро — важный символ Барселоны, оставивший след в облике города. Здесь работает его Фонд — Центр изучения современного искусства. Необычное здание, возведенное на склоне холма Монжуик другом живописца, архитектором Хосе Луисом Сертом, распахнуло двери в 1975 году. Недалеко от площади Испании в парке, носящем имя Хоана Миро, можно полюбоваться на подаренную городу 22-метровую статую «Женщина и птица» — одну из последних работ мэтра. А на знаменитом бульваре Рамбла, напротив рынка Бокерия, — увидеть разноцветную мозаику, созданную классиком. Каждый день по ней проходят тысячи туристов.

Сын ювелира, Миро рос в обеспеченной семье и посещал школу изящных искусств Ла Лонха. Правда, по настоянию родителей окончил бухгалтерские курсы, но затем тяжело заболел и, оправившись, сумел убедить семью в верности первоначального выбора. Приехав в Париж и став частью интернациональной художественной тусовки, он никогда не забывал о корнях. Скажем, «Ферма» (1922), купленная впоследствии Эрнестом Хемингуэем, — своеобразный оммаж родительскому дому. А картина «Охотник («Каталонский пейзаж»)», созданная в 1923–1924 годах и хранящаяся в Музее современного искусства в Нью-Йорке, — это воспоминания живописца о родине в сюрреалистическом преломлении. К модному направлению Миро «примкнул» в Париже, Бретон даже называл его «самым большим сюрреалистом среди нас». Художник вместе с Максом Эрнстом оформлял балет «Ромео и Джульетта» для «Русских сезонов» (1926), после посещения Голландии создавал вещи, вдохновленные старыми мастерами. Перепробовал множество стилей, в том числе кубизм и фовизм, прежде чем наконец нашел собственную манеру. Московская выставка демонстрирует своеобразный итог творческих исканий. В показанных работах отразились представления об автоматизме в искусстве или Surrealist automatism (желание вывести творческий акт из-под власти разума) и, конечно, увлечение бессознательным и сновидениями. В этом смысле интересны воспоминания о создании работы «Карнавал» (1924–1925): «Как я придумываю сюжеты для своих картин? Ну, вечером я прихожу в мою парижскую студию, на Rue Bloment, и ложусь спать, иногда даже не ужиная. Я вижу различные предметы, и я зарисовываю их в блокнот. Я увидел образы на потолке...»

Каталонца отличала невероятная чуткость к цвету. На стенах галереи воспроизведены цитаты классика о колористических изысканиях: «Желтый разбивается о стену безумия, ломает опоры нашей логики»; «Черный всегда на обороте белого»; «Синий приглушенный и осознанный, он царствует во сне и наяву, и я засыпаю лишь для того, чтобы поймать его сквозь призрачную белизну...» И, наконец, признание: «Я пытаюсь использовать цвета, как слова, которые формируют стихи, как ноты, что формируют музыку».

Печатной графикой мэтр заинтересовался еще в начале 30-х, когда создавал литографии для поэтического сборника Тристана Тцара «Дерево путешественника». На выставке, в частности, показаны листы, выполненные к книге авангардного поэта Ивана Голля «Букет сновидений для Нейлы» (1967) — вещи подчеркнуто простые и лаконичные. Больше деталей можно увидеть на работах из других серий — Lithographe I и «По ту сторону зеркала». Яркие, декоративные, отсылающие к детским рисункам и при этом сделанные с большим мастерством, они подчеркивают символичность названия проекта. Миро, безусловно, удалось найти точку, позволившую если не перевернуть, то уж точно обогатить мир.