28.11.2017
Два года назад мир отмечал 400-летие выхода в свет второго тома книги Сервантеса, уступающей по тиражам лишь Библии. За столетия образ героя — точнее, его восприятие — кардинально изменился. Владимир Набоков в знаменитых гарвардских лекциях безапелляционно заявлял: милый романтический чудак создан читательским воображением. Русский писатель обращал внимание на «жестокий смех» романа: «Книга относится к примитивному типу — разболтанному, сумбурному, пестрому плутовскому жанру, и именно такой воспринимали и любили ее простые читатели». Американский эссеист Гай Дэвенпорт, автор предисловия к лекциям Набокова, отмечал, что книга Сервантеса «написана в эпоху, когда карлики и больные вызывали смех, когда гордыня и надменность были высокомернее, чем когда-либо раньше или позднее, когда на городских площадях ко всеобщему воодушевлению живьем сжигали на кострах еретиков, когда милосердие и доброта, казалось, изгнаны навек. Действительно, первые читатели книги искренне смеялись над ее жестокостью. Вскоре, однако, мир нашел пути читать ее по-иному».
Образ Дон Кихота оторвался от первоисточника и пустился в путешествие по странам и континентам. Рыцаря печального образа охотно рисовали художники, дававшие волю воображению. Наибольшую скрупулезность проявил Гюстав Доре, создавший 370 гравюр. Он дотошно проиллюстрировал большинство приключений хитроумного идальго. Впоследствии к наследию испанца обращались и Оноре Домье, и Адольф Монтичелли, и Поль Сезанн. Их работ в экспозиции нет, зато есть роскошные подписные литографии Сальвадора Дали. Лукавый мастер, с одной стороны, почти не отступал от канонов, изображая главного героя худым долговязым стариком. С другой — увлекался странными фантасмагориями, где символы принадлежали разным культурным регистрам: от античности до христианства.
Второй этаж целиком отдан русскому авангардисту Анатолию Звереву. Здесь можно увидеть автопортрет в образе Дон Кихота. Рядом — муза и Дульсинея Оксана Асеева, — прекрасная картина, известная по одной из предыдущих выставок. Остальные работы посвящены Алонсо Кехано и его верному слуге Санчо Пансе. Лихие линии на некоторых вещах — свидетельство уникальной авторской техники: Зверев часто писал не кистями или пальцами, а выдавливал краску прямо из тюбика. Для иного произведения требовался зубной порошок: автор щедро сыпал его на поверхность работы. Или водружал в центр композиции кусок ваты. А иногда создавал новый шедевр на обороте — получались двусторонние творения. Герой Сервантеса был для него не конкретным литературным персонажем, а, скорее, культурным феноменом. Отсюда — нежелание четко следовать фабуле. Произведения получались, скорее, фантазиями «на тему». Правда, мастер сохранил хорошо знакомые приметы странствующего рыцаря — вроде тазика для бритья, надетого вместо шляпы.
На третьем этаже можно найти произведения современных художников. Платон Инфанте представил работу «Стань Дон Кихотом!»: седло перед большим экраном, рядом — копье. Легко оседлать воображаемого коня и, окунувшись в эффектное видео, почувствовать себя героем романа. Инфанте предлагает зрителю испытать столкновение реальности и мечты — копье словно пронзает плоскость экрана и изображение рассыпается от «удара». Жена художника, Дарья Коновалова-Инфанте, погружает публику в другие «иллюзии». Ее световые объекты — это реальные фигурки со странными движущимися тенями. Например, сидящий идальго оборачивается львом, грустно разгуливающим по клетке. А Санчо Панса на ослике — странствующим рыцарем верхом на Росинанте. Подобная задумка вновь отсылает к Набокову, говорившему о длинной тени персонажей Сервантеса — они отбрасывают ее на историю всего европейского романа: «Поэтому мы могли бы представить Дон Кихота и его оруженосца двумя маленькими силуэтами, которые трусят вдали на фоне огромного горящего заката, а их гигантские черные тени, одна особенно вытянутая, простираются через равнину веков и добираются до нас».