17.03.2017
культура: Правда, что Вы начинали с поэзии?
Гастел: До сих пор считаю себя поэтом, выпускаю сборники. Но первым увлечением стал театр. Мне было тогда 11 или 12. Толком не понимал, кем хочу быть: танцовщиком, художником. Главное — принадлежать миру искусства. Затем начал писать стихи. А где-то в 16 навсегда «заболел» фотографией.
культура: Что послужило импульсом?
Гастел: Моей девушке поэтические опусы казались слишком скучными (смеется). Зато ей нравились мои снимки. В 18 открыл студию, назвал ее в честь невесты — Александрой. Брался за любую работу, поскольку отец, узнав о новом увлечении, лишил меня содержания. Делал фото на документы, снимал свадьбы. Это продолжалось шесть-семь лет. Приходилось нелегко: например, полностью отказался от обедов. Однако опыт был полезным. Я ведь нигде специально не учился, а тут жизнь подарила возможность окунуться в профессию. Очень приятно ощущать, что растешь с каждым днем.
культура: С чего началась любовь к моде?
Гастел: Мама покупала журналы: американскую версию Harper’s Bazaar, Vogue. Работы Ричарда Аведона и Ирвина Пенна натолкнули на мысль — фэшн-фотографии несут в мир элегантность и красоту. К сожалению, этих качеств в наше время осталось немного. Как и уважения к женщине.
культура: В одном интервью Вы сказали, что элегантность — нравственное понятие. Почему?
Гастел: Нужно во всем и всегда оставаться джентльменом: допустим, платить налоги. Это не просто эстетика — скорее, определенное отношение к миру. Необходимо уважать других. Мама говорила мне: «Помни, ты не принадлежишь себе. Люди видят, как ты себя ведешь. В некотором роде ты становишься символом».
культура: У Вас аристократическое происхождение: Висконти — известная и уважаемая семья. Каково это — иметь подобный бэкграунд?
Гастел: Я представляю собой странную смесь. Мама действительно была из высшего общества, отец — буржуа. Так что во мне переплелись две разные культуры и точки зрения.
культура: Не могу не спросить о Вашем дяде, великом режиссере Лукино Висконти...
Гастел: Он был гением, настоящим гигантом. Многому меня научил. Скажем, что деньги и успех совсем неважны. Если нужно продать дом, чтобы спродюсировать фильм, не следует даже колебаться. Импонировал его метод работы: к каждому кинопроекту готовился по два-три года, читал, изучал — полностью погружался в материал. В обычной жизни Лукино был очень милым. Когда я жил в Риме, иногда звонил дяде — мол, могу ли прийти на ланч, не побеспокою ли. Он всегда соглашался и говорил: «Все в порядке, будет лишь несколько друзей — Пабло Пикассо, Теннесси Уильямс». В итоге я забивался в угол и слушал. Они смеялись, шутили — фантастические впечатления.
культура: Висконти и сам был фотографом?
Гастел: Да, и прекрасным. Как и моя бабушка Карла Эрба. Хотелось бы организовать выставку, посвященную их творчеству. А может, и всем трем поколениям фотографов нашей семьи.
культура: Отец в итоге принял Ваше увлечение светописью?
Гастел: Вообще он считал, главное — получить образование. Когда я сказал, что не собираюсь в университет, папа не только прекратил мне помогать, но и преподнес странный подарок, зеркало и расческу, со словами: «Теперь ты всю жизнь будешь снимать людей на документы. Клиентам нужно приводить себя в порядок». Впрочем, через пять-шесть лет он стал моим главным сторонником. И говорил братьям и сестрам: «Джованни — единственный из вас, кто хорошо зарабатывает».
культура: Как удалось пробиться в мир моды?
Гастел: Однажды с разницей в три дня получил предложения от итальянского Vogue и журнала Donna. Четыре года работал на них, а потом выбрал «Донну», где трудился 13 лет под руководством Флавио Луччини, гуру индустрии. Меня поначалу упрекали: «У тебя ужасные фотографии». Они и правда были не очень (смеется). Однако в итоге научился делать хорошие снимки. Это важно для молодых: понимать, что великими не рождаются.
культура: Почему считаете себя меланхоликом?
Гастел: Я младший из семи детей. Мама с папой готовили меня к миру, которого не существовало. Понял это, когда столкнулся с действительностью. Спросил их — почему не предупредили? На что родители ответили: мы сами редко покидаем пределы своей вселенной. Разница ожидаемого и реального — возможно, в ней причина меланхолии. Поэтому с помощью фото решил создать особый мир: элегантный и просвещенный.
культура: Вы называете своим учителем Достоевского...
Гастел: Обожаю русскую литературу. Мама была почитательницей не только Достоевского, но и Толстого. В жизни нашей семьи книги вообще занимают огромное место. Они становились лучшим подарком на Рождество.
культура: У Вас есть серия, посвященная американскому художнику Эдварду Хопперу — печальному автору, работы которого полны одиночества...
Гастел: Он мне во многом близок. Хоппер рисовал людей, вроде бы существующих в этой реальности, но на самом деле оторванных от нее. Я не пытался буквально воспроизвести картины. Скорее, хотел представить, что бы он изобразил, окажись в руках камера.
культура: Как относитесь к цифровым снимкам?
Гастел: Прекрасно. Считаю, их появление стало настоящим рождением фотографии. Понимаю, что подобное высказывание от человека моего поколения выглядит странно, и все же. Прошлое — уже археология: прекрасная, ушедшая эпоха. Будущее за технологиями. Когда я познакомился с цифрой, сразу понял, какие громадные возможности она несет.
культура: К вопросу о прогрессе. У Вас есть аккаунты в Twitter, Instagram на Facebook. Любите соцсети?
Гастел: Совершенно верно. Всегда считал, что я фэшн-фотограф, неизвестный широкой публике. Но, как выяснилось, ошибался. У меня 40 тысяч подписчиков в Instagram и 112 тысяч на Facebook. Это невероятно: ведь я не певец и не футболист. Очень внимательно отношусь к почитателям, лично отвечаю на все сообщения. Иногда люди не верят в подлинность странички и пытаются убедиться, спрашивают, например, сколько у меня братьев и сестер. Отвечаю, что нас семеро, и тогда они успокаиваются.
культура: Как понимаете, что кадр удался?
Гастел: Чувствую. Это похоже на электрошок.
культура: Расскажите, почему решили запечатлеть танцовщиков «Ла Скала», и в частности Роберто Болле.
Гастел: Ах, вот зачем Вы сюда пришли (смеется). Роберто — не только великий артист, но и прекрасный человек. Мы хорошие друзья. Он очень простой, хоть и звезда. 41 год, однако по-прежнему в великолепной форме и танцует как ангел. Являясь президентом Ассоциации профессиональных итальянских фотографов, продюсирую книгу о Роберто. Там будут представлены наиболее значимые наши авторы.
культура: Что думаете о знаменитом конкурсе World Press Photo? Современные снимки-победители, как правило, довольно жестоки: кровь, война, насилие.
Гастел: Ну... Почему нет? Только это не моя история. В любом случае фотография далека от реальности. Отношения между ними сложные. Репортаж, военное фото — все это отражает автора. Жизнь континуальна, а кадр дискретен: ты останавливаешь действительность, вырываешь из нее кусочек. Снимаешь с определенной точки, с определенным фильтром, на определенную пленку. Это всегда иллюзия.
Место для проведения интервью предоставлено отелем «Балчуг Кемпински Москва»