Русский Рембрандт
06.11.2015
Галерея «Вересов» представляет один из любопытных проектов нынешней осени — выставку графики и миниатюры Николая Фешина. Мастер, которого бесполезно пытаться втиснуть в рамки одного из направлений — будь то импрессионизм или экспрессионизм, прожил странную, извилистую жизнь, напоминающую дрожащую, мерцающую линию его рисунков.
А началось все в Казани. Счастливое детство, проведенное в мастерской у отца — резчика иконостасов, сменилось годами нужды: семья разорилась. Мать, не выдержав внезапной нищеты, уехала восвояси. Николай, поступивший в местную художественную школу, жил впроголодь: о мальчике заботились лишь дальние родственники. Затем наступил столичный период: Фешин стал воспитанником Академии художеств. Будущий живописец занимался в мастерской у Ильи Репина, попасть к которому считалось престижным. Сохранилось мало фешинских рисунков того периода, а те, что есть — например, «Выход из катакомб после моления» (1903), отмеченный первой премией Академии, ошеломляющего впечатления не производят.
Свой стиль Фешин нащупал позже, когда готовился писать дипломную работу: знаменитую «Капустницу» (1909). Художник искал сценку из народной жизни и неожиданно вдохновился бело-зелеными кочанами капусты. На выставке можно увидеть один из двух сохранившихся эскизов, сделанных для этой картины. Именно тогда был изобретен особый язык, где тесно переплелись графика и живопись. В том же ключе мастер работал в Америке, куда переехал с семьей в 1923 году. Штаты приняли его радушно — заказы на портреты, хорошие заработки — однако большим городам он предпочел (частично вынужденно, из-за состояния здоровья — у Фешина открылся туберкулез) захолустный южный Таос, известный как центр индейской культуры. В тех местах он, правда, задержался ненадолго. Жена Фешина поступила, как в свое время его мать, — ушла из семьи (по воспоминаниям современников, она чувствовала себя в тени мужа). Художник переехал с дочерью в Калифорнию, где умер в бедности, перебиваясь случайными уроками.
Странный жизненный путь живописца привел к тому, что его наследие оказалось рассеяно по миру. К сожалению, работы, созданные в Штатах, привезти на выставку не удалось. Зато организаторы смогли максимально полно представить графику Фешина из российских музеев. Рисунки, как заметила куратор Галина Тулузакова, вообще редко показывают: они хрупкие, боятся света. Однако Николая Фешина нужно смотреть именно в оригинале: его работы почти не «звучат» в репродукции. Теряется обаяние, исчезает «дымчатость» изображения. К тому же при живом «контакте» особенно бросается в глаза близость его картин (испытавших влияние модерна и поставивших под вопросы критерии красоты и безобразности) работам старых мастеров. Портреты — будь то головка изящной женщины, с уложенными по моде 1930-х волосами, или лицо девочки с густой челкой — напоминают образы, созданные Рубенсом и Рембрандтом: и это при том, что Фешин порой вызывающе не «классичен». Кстати, с создателем «Ночного дозора» его роднит и любовь к передаче эмоций. Разглядывая моделей, порой очень экспрессивно выражающих свое внутреннее состояние — тут и вытаращенные глаза, и оскаленные зубы, вспоминаешь графический автопортрет молодого Рембрандта: шутливо нахмурившегося и сложившего губы, будто для селфи. Некоторые искусствоведы полагают, что отголоски экспрессионизма у Фешина выражаются не в гримасах, а, скорее, в диком (но гармоничном) сочетании красок, и в этом есть свой резон.
Что касается выставки — камерной, приглушенной — то она требует вдумчивого восприятия: нужно остановиться, внимательно рассмотреть портреты, знаменитые «ню», миниатюры, созданные трудолюбивым Фешиным в голодные двадцатые, и постараться дышать с этими трепетными, эфемерными образами в унисон.
