Дарья ЕФРЕМОВА

10.05.2016

15 мая исполняется 125 лет со дня рождения Михаила Булгакова. О духовной драме писателя, отношениях художника и власти мы поговорили с Алексеем Варламовым, публицистом, исследователем русской литературы XX века, автором книги о Булгакове, вышедшей в серии «ЖЗЛ».

культура: Михаил Афанасьевич происходил из духовного сословия, и Вы подчеркиваете важность этого факта для его творчества и биографии, но в то же время главный его роман — «соблазнительный», с точки зрения верующих, он о «силе дьявола и слабости Того, кто ему противостоит». Вы приводите слова иеромонаха Иова (Гумерова) о том, что вся жизнь Михаила Афанасьевича — духовная драма.
Варламов: Здесь все сложнее. С одной стороны, в русской литературе прошлого века непросто найти писателя с такими глубокими духовными корнями и по отцовской, и по материнской линии. Род этих «колокольных дворян» восходил к допетровским временам. С другой стороны, «духовная драма» в данном случае не более чем красивое словосочетание. Таковой является жизнь всякого человека, булгаковская — не исключение. Трагична судьба всего его сословия, его поколения. Цитату из иеромонаха Иова, а это очень образованный человек, выпускник философского факультета, я использовал намеренно: он выражает довольно радикальную точку зрения на Булгакова, характерную для христианской критики. 

Мнения звучали разные. Даже высказывалась версия, что морфийный эпизод и чудесное исцеление (он принимал наркотик в течение года, а потом завязал) — сделка с дьяволом. Ведь мало кто излечивался после такой зависимости. Якобы вся его творческая энергия питается темными силами и пагубное пристрастие — закономерная часть картины. Как кто-то красиво сказал, морфий в «Записках юного врача» убил Булгакова-человека и Булгакова-христианина, но родил Булгакова-писателя. Так вот, по-моему, это большая натяжка. И «Морфий», и «Записки...» — произведения светлые, христианские, жизнеутверждающие, они предупреждают об опасности. 

Ругали Булгакова за пьесу «Бег» и образ Африкана, архиепископа Симферопольского, который трусливо удирает вместе с генералами, оставляя свою паству. Конечно, писателя можно упрекать за то, что он недостаточно глубоко осознавал трагедию русской церкви. Но это был его взгляд на вещи. В его системе координат на любом бегстве лежит тень предательства, мировоззренческой зыбкости, компромисса. Но он никогда не выступал против матери-церкви, только против поступков отдельных архиереев. 

культура: «Бег» — несчастливая для Булгакова пьеса, она и Сталину не понравилась, и пролетарская критика как-то уж очень бурно среагировала... 
Варламов: Да, это феноменальный поворот в его творческой судьбе. «Мастер и Маргарита», по-настоящему оппозиционная книга, никак не повредила писателю, а «Бег» практически поставил крест на его карьере. После запрета пьесы в конце 20-х Михаила Афанасьевича почти перестали печатать, а «Дни Турбиных», сделавшие его знаменитым на всю страну и шедшие во МХАТе через день с аншлагом, сняли с репертуара. В 32-м их вернули, а в 36-м, после почти пяти лет репетиций даже поставили «Кабалу святош» («Мольер»), но «Правда» разразилась разгромной статьей о том, что новая пьеса — фальшивая и реакционная. В итоге Булгаков продолжал работать (режиссер-ассистент во МХАТе, после 1936-го — либреттист в Большом), но уже не был так востребован, как в середине 20-х.

культура: Почему это произошло?
Варламов: Постарались враги. У него всегда было полным-полно недоброжелателей, которых невероятно злило, что в советском театре идут «Дни Турбиных», пьеса контрреволюционного содержания, а ее автор, «недобиток», «высокомерный тип», не признававший привычек нового времени, — известнейший, обласканный властью драматург. Белогвардейцев в эти годы принято было изображать хамами, уродами, насильниками, а тут такие приятные люди. И эстетически, и психологически это вызывало дикое раздражение, о чем постоянно говорили Сталину. Но тот, будучи вдумчивым читателем, наветов не слушал. Он понимал основной посыл «Белой гвардии»: эти милые люди исторически обречены. Однако пролетарской критике такие умозаключения казались слишком сложными, а простой зритель и вовсе радовался, глядя на уютную «старую жизнь» под оранжевым абажуром. Так что булгаковские оппоненты отчасти были правы: пьеса, действительно, скорее заставляла сожалеть о прошлом, чем звала в светлое будущее. 

В общем, когда зашла речь о постановке «Бега», решили «сбить самолет на взлете» и не допустить премьеры. Сыграло роль и то, что Сталину «Бег» не понравился, и он не собирался за него биться. Можно предположить, почему. В «Днях Турбиных» нет рафинированных интеллигентов, там действуют понятные люди, вояки, с ясными установками, четкими нравственными убеждениями, политической позицией. Они враждебны, но идут с открытым забралом, не нанесут удара в спину. А в «Беге» — рефлексирующий приват-доцент, все мечется, сомневается, хоть бы за границей остался, так нет, он зачем-то возвращается в Советский Союз.

культура: Все произошло как-то уж очень стремительно. Когда в 28-м Сталин получил письмо от группы советских драматургов во главе с Билль-Белоцерковским с требованием убрать из репертуара «Дни Турбиных» в пользу более «правильных» пьес, он ответил примерно так: сначала научитесь писать, как Булгаков, и тогда вас будут ставить во МХАТе. А в 29-м вдруг исполнил их просьбу. 
Варламов: Тут примешалась политика. Факт, в общем, известный литературоведам, но, наверное, еще не дошедший до широкого читателя. Зимой 29-го в Москве проходил фестиваль украинской литературы, приехали делегаты, встретились со Сталиным. На протяжении всей беседы велась стенограмма, которую опубликовали уже в наше время. Так вот, из нее становится понятно, что украинские письменники буквально взяли вождя за горло: Булгаков клевещет на украинский народ. Своих Сталин еще мог проигнорировать, а с этими связываться не хотелось. Сюжет интересен еще и тем, что именно в это время Михаил Афанасьевич задумывает «Мастера и Маргариту». Если мы вспомним, основной мотив романа — тема предательства, малодушия, отречения. Многие говорят: «Не Сталин ли стал прототипом Воланда?» Нет, Иосиф Виссарионович для Булгакова, скорее уж, Понтий Пилат. 

культура: А кем видел себя Михаил Афанасьевич? Вряд ли Иешуа, может, хотя бы Мастером?
Варламов: Ни тем, ни другим. Мастер — пример чистого художника, он предан искусству, идее святости творчества, не стремится ни к славе, ни к достатку, не желает даже покидать своего подвала. Единственное, чего он взыщет, — свободы. Булгаков любил деньги, мечтал об известности, мог быть завистливым, злопамятным. Можем ли мы представить Мастера на приеме в американском посольстве? Булгаков же туда ходил регулярно и с огромным удовольствием. Или Мастера, жаждущего поехать за границу? Булгаков был просто ушиблен этой идеей. Мастера, пишущего письма в ЦК? 

Когда Булгаков умер, Ольга Леонардовна Книппер-Чехова написала Марии Павловне (сестре А.П. Чехова. — «Культура») в Ялту. «Похоронили Мишу, думали о его несчастной жизни». Мне кажется, эти слова — самый точный эпиграф к его биографии. Хотя, если вдуматься, ему повезло больше, чем многим. Взять хотя бы соседей по дому в Нащокинском переулке: Мандельштама, Клюева, Клычкова, да мало ли кого там можно вспомнить. Булгакова их участь миновала. Ни разу не был арестован, никто ему не угрожал. В 30-е и вовсе хорошо жил, даже по московским меркам. Высокая зарплата, отдельная квартира. И тем не менее он считал себя самым затравленным из писателей. Не принимал своей доли. Когда ему говорили: не беспокойтесь, после вашего ухода все напечатают, все оценят, он приходил в ярость. Булгаков, не задумываясь, обменял бы весь континент посмертного признания на островки прижизненной славы. Этим он больше похож на своего Мольера, в которого вложил собственные страстность и греховность. 

культура: Вам не кажется, что после смерти Булгаков подвергся не то мифологизации, не то народной «канонизации»: роман «Мастер и Маргарита» был невероятно популярен. Чем так отозвалось в нас это произведение? Вроде и сатана среди ключевых персонажей, и людям ни за что ни про что достается. Вот Берлиозу зачем отрезали голову? Он разве хуже всех? 
Варламов: На подобного рода вопросы сложно найти ответы. Можно предположить, что фигура главы МАССОЛИТа автору особенно антипатична: у Булгакова были очень плохие отношения с литературной средой, в отличие от театральной. И все же зовут Берлиоза Михаилом, инициалы у него полностью совпадают с булгаковскими. Может, совпадение, а может, и нет... На меня особое впечатление произвела сцена на балу у сатаны, где вносят голову Берлиоза, и Маргарита видит «полные мысли и страдания глаза». Что есть прямая цитата из пушкинского стихотворения: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Валентин Непомнящий, мой любимый философ, наш современник, считает это русским кредо, нашей национальной идеей. 

А что касается популярности романа, так он взорвал атмосферность шестидесятых. Эстрадная поэзия, тихая лирика, деревенская проза, Трифонов, Хемингуэй, Бунин... И тут как комета, врывается книга, где действуют дьявол, Иисус Христос, пусть и не вполне канонический, с точки зрения воцерковленного человека. Но все же в сильно обезбоженной России вещи, ранее объявленные «бабушкиными сказками», вдруг становятся предметом художественного изображения. И это делает не Гёте, не Данте, а наш современник... Затем «смена регистров»: в «Мастере» перемежаются лирическая, сатирическая, историческая, евангельская, романтическая линии... Невероятно щедрый юмор. К тому же этот обаятельный роман легко и очень интересно читать. Это не Достоевский или Платонов, чтение которых — «работа». Подогревало интерес и то, что книгу было невероятно трудно достать. Издавалась очень небольшими тиражами и продавалась в «Березке» — в том самом «торгсине», который так насмешливо изображен в романе. 

культура: Но куда же Мастер и Маргарита все-таки отправляются? 
Варламов: На этот счет много теорий. Финал мы видим глазами Маргариты: дом с венецианскими окнами, вьющийся виноград... Но в начале второй части романа ей снится какая-то серая местность, ничуть не похожая на идиллическую. Может быть, на самом деле они попадают в какое-то плохое место, но Маргарита утешает Мастера, чтобы ему не было страшно и одиноко. Насколько такая теория верна — не знаю, другие версии не менее остроумны. Булгаков нарочно придумал эту «трехмерную» картину, где тьма, свет и покой. Возможно, он и про себя понимал, что не заслужил света. 

культура: Но ведь они лишаются существования...
Варламов: Почему-то как читателя меня это не очень волнует. Больше увлекает интонация: «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. <...> Это знает уставший...». 

«Мастер и Маргарита» — очень пессимистичный роман, один из самых безысходных в русской литературе. Он о том, что Христос страдал, но не воскрес. Иешуа показан в лунной дорожке, с ним ученик, но света нет, только тьма распятия. А что с книгой Мастера? Ну ладно, «рукописи не горят», но куда они деваются? Когда начинаешь задумываться, понимаешь — выхода-то нет. А что с Москвой дальше будет? Похоже, там не осталось никого, кроме несчастного Ивана Николаевича Бездомного, который смотрит на луну, потом ему делают укол морфия, и он затихает до следующего полнолуния. Я, если честно, больше люблю «Театральный роман» и «Белую гвардию». 

культура: Последняя — более оптимистична? 
Варламов: Да, безусловно. 

культура: Но мир Турбиных рухнул...
Варламов: Нет-нет. Сотрясенный катастрофой, он возвращается в свое нормальное состояние. «Белая гвардия» говорит о торжестве вечных ценностей. И главное событие там — Рождество. А «Мастер и Маргарита» — роман о Пасхе, которая так и не настала.

культура: Насколько Булгаков актуален сегодня?
Варламов: Мне кажется, сейчас уже гораздо меньше, чем лет двадцать назад, когда мы были склонны перекликаться с ним. К несчастью, Булгаков современен применительно к происходящему на Украине: настолько точно в «Белой гвардии» схвачен ужас украинского национализма, петлюровщины, попыток искать счастья на Западе. Эта история с Германией, когда немецкие офицеры, так высокомерно показанные, бросают Украину под ударами большевиков, преследуя собственные интересы. Чему бы точно не удивился Булгаков, так это тому, что сейчас в Киеве в очередной раз рвануло. Подспудные психологические конфликты уже тогда существовали. Михаил Афанасьевич понимал, что петлюровцы — сила гораздо более жестокая, чем большевики и красногвардейцы. И то, что Булгакова запретили под напором украинских писателей, — вещь печальная, но не случайная. Однако для меня он также важен как апологет дома, бесстрашного умения стоять за свое. На самом деле, Булгаков очень мужественный писатель, взывающий к тому, что в ситуации катастроф и передряг важно защищать свои ценности.