Алексей КОЛЕНСКИЙ

27.03.2019

За выдающийся вклад в развитие отечественного и мирового анимационного искусства Премии президента Российской Федерации в области литературы и искусства за произведения для детей и юношества удостоена Франческа Ярбусова. Выдающаяся художница посвятила анимации более 50 лет жизни. В ее фильмографии — ​«Левша» Ивана Иванова-Вано, «Паровозик из Ромашкова» Владимира Дегтярева, «Как один мужик двух генералов прокормил», «Белая шкурка», «Мячик и мальчик» Владимира Данилевича, «Лиса и Заяц», «Ёжик в тумане», «Сказка сказок» Юрия Норштейна.

культура: Ваш отец работал в лаборатории биофизики зрения, изучал движение человеческих глаз. Это он наметил Ваш творческий путь?
Ярбусова: Нет, все произошло случайно. С пятого класса я училась в Краснопресненской детской художественной школе на Большой Садовой, возле московского Планетария. Незадолго до моего окончания директор Наталья Викторовна Бушкевич устроила отчетную выставку. На нее пришел ее бывший выпускник, студент ВГИКа — ​он отметил несколько работ и посоветовал поступать на художественное отделение. Что меня ждет, представляла слабо. Собиралась идти в университет на биофак или физфак, но директор взяла за руку и отвела меня в кино.

В отличие от других абитуриентов маслом писать я не умела — ​поступала с акварельными натюрмортами и рисунками обнаженной натуры. Анимационные персонажи были мне не близки, я хотела стать постановщиком игровых лент. Но, возможно, педагоги решили, что это не мое. Нашим мастерам — ​игровику Михаилу Курилко-Рюмину и аниматору Ивану Иванову-Вано понравились мои иллюстрации к «Дедушкиному валенку» Михаила Пришвина.

Первый фильм ставила на Каляевской улице с режиссером Владимиром Дегтяревым. Мне было трудно справляться с большеглазыми персонажами, выручал помощник — ​художник Боря Садовников. У нас получился «Паровозик из Ромашкова». Он многим нравится, а мне тяжело его смотреть — ​настолько это не я.

культура: Но паровозик придумали именно Вы?
Ярбусова: Сценаристы Генрих Сапгир и Геннадий Цыферов. Я делала эскизы персонажей и фонов. Садовников «раскрутил» паровозик для удобства прорисовывающих движение персонажа мультипликаторов, а командовал всем Дегтярев. Вскоре я перешла на кукольный «Союзмультфильм» в Спасопесковском переулке.

культура: В какой момент проявилось Ваше творческое «я» в анимации?
Ярбусова: На «Лисе и зайце» Норштейна. Обычно мультфильм делает большой коллектив, а мы с Юрой распределили роли между собой — ​он взял режиссуру и мультипликацию (движение и мимику персонажей), а я — ​рисование, постановку, прорисовку, изготовление марионеток.

культура: Ёжик в тумане — ​марионетка?
Ярбусова: Конечно, плоская кукла, состоящая из полупрозрачных деталей. Сильно намучилась — ​где тампоном, где иголкой процарапывала. С Юрой всегда трудно — ​он требовательный художник. Мы учились в одной школе, он был двумя классами старше и уже тогда славился темпераментом — ​иногда рвал свои работы, а мы прибегали смотреть: стоило это делать или нет.

Норштейн всегда знает, чего хочет, но работать с ним, конечно, непросто. Тем не менее я счастлива, что он у меня есть.

культура: Юрий Борисович совершил «эволюционный скачок» от ранних, жестко ритмизированных картин до тонких полутонов.
Ярбусова: Да, «Лису и зайца» нам заказали итальянцы для серии «Сказки народов мира». Нам пришлось перекопать массу материалов, потрясающие предметы утвари, расписные сани, прялки в Третьяковке, Русском и Историческом музее. За основу взяли Городецкую роспись. Фильм понравился заказчикам и коллегам. Для следующей картины — ​«Цапля и журавль» — ​требовалось встать на новую ступеньку. Стали думать: где они живут? Конечно, на болоте. Но каком? Вместе мы пришли к «руинному стилю» — ​живописным зарослям, укромным уголкам, полуразрушенным беседкам и часовням английского парка, романтичной истории любви и несложившейся судьбы.

Из наложения прозрачных или затененных поверхностей формировались фигуры и пейзажи.

культура: Ваши с Норштейном работы существуют скорее по музыкальным, чем киношным законам?
Ярбусова: Да, Юра очень музыкален. Рисуя мультипликат, четко организует ритм, и композиторы улавливают свою задачу. Анимация — ​это прежде всего синтез искусств.

культура: Правда ли, что работая над «Ёжиком», Вы вдохновлялись детскими впечатлениями?
Ярбусова: Думаю, дело в том, что все мы родом из детства, в каждом сидит ребенок, переполненный впечатлениями, когда все происходило впервые и всерьез — ​страхи, обиды, восхищения. И наш Ёжик не только для детей, но и для взрослых тоже.

культура: Прочие персонажи картины поражают громадностью объемов —во всех смыслах, в том числе метафорическом. Что значит для Вас, например, Белая лошадь?
Ярбусова: Этот образ ассоциируется с детскими воспоминаниями. Мы жили на даче в Снегирях, мне было лет шесть, нас с соседскими мальчиками отпустили до завтрака погулять. Я позвала друзей к реке. Там был мосточек, мы сели на него, отчалили от берега и заплыли в темный лес. Это было волшебно. Помню, как склонялись и шелестели в воде ветки ольхи… Догадавшись, что заблудились, мы выбрались на сушу. Мальчишки хотели есть, я отыскала белый гриб, и мы его съели. Услышав проходящий поезд, залезла на дерево, увидела железную дорогу. Мы добрались до нее, нашли станцию и узнали путь домой. Слышали, как в лесу аукали вышедшие на наши поиски соседи: «Ля-ля-я!» (тогда меня так звали), «Са-ша-а!» Так же кличет встретившегося с Белой лошадью Ёжика друг-медвежонок: «Ё-жи-ик!» В общем, вернулись благополучно, около восьми вечера. Вообще-то я была послушной девочкой, но иногда меня заносило.

культура: Как появился Ёжик?
Ярбусова: Прежде всего, нам не хотелось делать натурального ежа. Это очень трудоемкий герой, сложенный из множества перекладок. Но главное в картине — ​состояние пейзажа, он у нас также является персонажем. Многим детям фильм кажется страшным. Они настолько привыкли к инфернальным монстрам, что наш безобидный персонаж кажется им таинственным незнакомцем.

культура: Но это увлекательный страх, с привкусом чуда. Придумывая сюжеты, Вы советовались со своими детьми?
Ярбусова: Да, я ведь работала дома. Они тоже что-то рисовали, участвовали в наших дебатах, муках и радостях. В итоге сын Боря стал иконописцем, свой первый храм расписал в Курчатове, несколько часовен, сейчас работает на юге Краснодарского края. А дочка — ​художником-графиком, иллюстратором книг.

культура: Ваша с Норштейном «Шинель» по-прежнему не закончена. Что, помимо проблем с финансированием, препятствует завершению ленты?
Ярбусова: Масса обстоятельств. Начиная работать над фильмом, мы затянули со сроками, а студийные павильоны были заранее расписаны для других съемочных групп, и нас временно отстранили. Посыпались личные проблемы. Потом грянула перестройка, начались неприятности с «Союзмультфильмом», нужно было искать для себя мастерскую. А вы же знаете, как на художника действуют жизненные неурядицы. Сейчас готовы потрясающие раскадровки, их хватило бы на 20–30 «Шинелей». Юра не знает предела фантазиям, его воображение безгранично. Когда занимается живописью, создает толстенные полотна, все время записывая и переписывая их слой за слоем.

культура: Заколдованное место, гоголевский сюжет…
Ярбусова: Николай Васильевич нас не отвергает и не отпускает. Начиная работу, мы с Юрой договорились избегать архитектурного и ландшафтного буквализма, а искать «пыль времени» — ​запахи, ароматы, атмосферу, чтобы зритель улавливал нечто родное. «Шинель» живет и развивается по собственным законам, и мы, чем можем, стараемся ей помочь.

культура: Из фрагментов картины складывается впечатление, что Вы и Норштейн полемизируете с блестяще иллюстрировавшими петербургскую повесть Кукрыниксами и литературоведами, спорящими о трактовке ее финала. Дух ли чиновника срывает шинели на Невском, или шалит обокравший Башмачкина разбойник?
Ярбусова: Думаю, прохожих раздевает обида Акакия Акакиевича. Это призрак — ​тень человеческой трагедии, но, вполне возможно, что дух Башмачкина обуял грабителя.

А я ни с кем из художников не соревнуюсь. Исхожу из того, что болит внутри, и требований режиссера.

Фото на анонсе: Kremlin.ru