Марина ИВАНОВА

04.11.2013

Центральный выставочный зал «Манеж», Большой театр, Храм Василия Блаженного, музей-заповедник «Царицыно», ансамбль Рязанского кремля — это лишь небольшая часть памятников, в реставрации которых принимало участие ООО «Альфарекон». Основатели компании Евгений Загоскин и Владимир Федонин рассказали «Культуре» о сохранении исторического наследия и о сегодняшнем состоянии реставрации в России.

культура: Самый интересный из восстановленных вами памятников?
Федонин: Тот, который еще не восстановили (смеется). На самом деле, все памятники по-своему уникальны и нельзя выделить какой-то один. Мы занимались и Саввино-Сторожевским монастырем в Московской области, и объектами культурного наследия Ярославля. Там у нас было 17 памятников, на которых мы проводили как проектные, так и реставрационные работы. Исторический центр Ярославля входит в список наследия ЮНЕСКО, поэтому он под особым надзором. Но мы справились, даже получили за это национальную премию «Культурное наследие». Участвовали и в реставрации храма Знамения иконы Божией Матери на Шереметьевом дворе, за что нам вручили почетную грамоту от Администрации президента. Не прошло мимо нас и знаменательное событие прошлого года — 200-летие Бородинского сражения. Наша компания была основной, занимавшейся подготовкой исторических памятников к празднованию — полевых сооружений, Бородинского военно-исторического музея-заповедника, а также двух соборов на территории Спасо-Бородинского монастыря. 
Загоскин: Правда, сейчас блогеры пишут, что мы все изуродовали. Но претензии, которые они предъявляют, можно простить только дилетантам. Тем же, кто в той или иной степени занимается сохранением культурного наследия, писать такое непозволительно.

культура: Вас обвиняют не дилетанты?
Загоскин: Непонятно — там же все за никами скрываются. У нас однажды уже была такая ситуация с Успенским собором в Ростове — кто-то написал статью в Живом Журнале. Когда мы ответили, то поток негативных высказываний сразу угас — им просто нечего было возразить на наши аргументы. Стали извиняться, оправдываться: «Не хотели вас обидеть, да мы вообще не специалисты». Но сейчас по Бородино мы не стали этого повторять, потому что обвинения относятся не к нам, а к проектным организациям. Что касается Успенского собора — центрального памятника Ростова — работы по нему начались в 2008 году. Они проходят в рамках проекта Госдумы «Историческая память». В этой программе достаточно много объектов, так как здесь серьезный, скрупулезный подход по отбору памятников и постоянный контроль со стороны организаторов.

культура: Сколько лет ваша компания занимается реставрацией?
Загоскин: Десятый год. У нас, можно сказать, компания единомышленников.
Федонин: Знаете, как говорят — реставрацией нужно заболеть. Без этого в нашей сфере долго не проработаешь.

культура: Вы больны?
Федонин: Конечно. Причем неизлечимо.

культура: А как сегодня обстоят дела в отрасли в целом?
Федонин: Вы на недавнем Съезде реставраторов были? Там много звучало критических замечаний: недостаточно внимания уделяют местные власти, культура населения невысокая, разрушаются памятники — по три штуки в день... Ведь из того, что можно передать потомкам, у нас ничего не осталось, кроме исторических объектов.
Загоскин: С другой стороны, за последние десять лет в сфере сохранения памятников сделано достаточно много. Может, не столько, сколько хотелось бы, но все же. Конечно, сравнивать с советским временем трудно, тогда был системный подход, никто и представить не мог сегодняшние пресловутые госзакупки. На одном объекте можно было работать по 15–20 лет — что в некоторых случаях, наверное, являлось перебором. Но сейчас дается всего один-два года. За этот срок физически невозможно провести нормальную научную реставрацию.
Федонин: Такая гонка никому не нужна. Это то же самое, как если бы пришли к Иванову, который двадцать лет писал «Явление Христа народу», и сказали: «Ну-ка, давай быстрее — чтобы к первому числу следующего месяца было готово!»

культура: Реставраторы часто жалуются, что их пытаются приравнять к строителям. 
Федонин: Почти все время хотят притянуть. Конечно, у нас есть точки соприкосновения — ну и что из того? Это как маляр и художник — тоже вроде похоже: и у того, и у другого краски, кисти... И еще серьезная проблема: сегодня работать над объектом начинает одна компания, а заканчивает другая — потому что та, первая, не выиграла очередной конкурс. Должно быть наоборот. Взялась организация, например, за Соловецкий монастырь — пусть она ведет его до конца. Контроля и так будет достаточно: технический надзор, местные охранные органы, Минкульт, общественность, пользователи, блогеры те же...
Загоскин: И должен быть системный подход. Ведь невозможно заранее предвидеть, какая ситуация возникнет на объекте — это же не стройка нового дома, а исторический памятник. Например, пробивая заложенную дверь, мы можем за ней что-то обнаружить, и тогда проектировщикам-реставраторам придется корректировать свой проект. Сейчас такого системного отношения нет. Но бывают исключения. Скажем, в Большом театре параллельно трудились проектные организации и производственники, поэтому проблемы, возникающие в ходе работы, решались тут  же.

культура: Как вы относитесь к воссозданию? Какое-то время назад некоторые памятники у нас сносили, а затем заново отстраивали, вместо того, чтобы реставрировать — так ведь легче.
Загоскин: Здесь очень тонкая грань. Когда кричат: «Памятник сносится!»,  надо понимать, что является здесь предметом охраны. Согласен, были случаи вандализма, но все равно в той или иной мере за этим следили. Если речь идет о здании с деревянными перекрытиями и рушащейся задней стеной, но с хорошим фасадом — последний и сохраняли,  остальное отстраивали. Поэтому в разговорах о тотальном заговоре и повсеместном сносе памятников больше популизма, чем правды.
Федонин: На Цветном бульваре мы принимали участие в воссоздании старого дома. В нем предметом охраны являлись подвалы, здание-то само не было памятником. Или возьмем Царицыно. Тоже ведь говорили: давайте законсервируем развалины — как Колизей, который, кстати, хотят восстановить.

культура: У меня в Царицыно всегда возникает вопрос — что это такое? Новодел, памятник...
Загоскин: Скажем так — это реставрация с элементами реконструкции.

культура: Тогда, может, это памятник ХХ – начала XXI века?
Федонин: Нет, памятник старый. Но были проведены работы по реализации замысла Казакова. Я думаю, ему бы понравилось. А что, лучше если бы стояли развалины? Ведь все равно разрушились бы — консервируй их, не консервируй. Дом живет, пока там человек, так уж заведено.
Загоскин: Конечно, основной принцип реставрации — сохранение. С другой стороны, у нас так мало памятников осталось... Мне близок принцип созидания — уж лучше будем воссоздавать, чем разрушать.
Федонин: Насчет воссоздания существует два диаметрально противоположных мнения, и каждое имеет право на жизнь. Вот Триумфальная арка — тоже заново отстроена. И что, плохо стоит? У нас издревле повелось уничтожать памятники — еще князь Владимир сжигал капища.  Мы не ценим веру отцов. То же самое — снос монументов. Сейчас целая компания идет — возвращать Дзержинского или нет.

культура: А надо вернуть?
Загоскин: Вопрос — зачем убирали.
Федонин: Я не отношусь положительно к Дзержинскому, это не мой герой, но зачем памятники трогать? Люди ведь верили, ставили. Почему нужно вандализмом заниматься? Вот у американцев все просто — соорудили Аллею героев. С одной стороны — северные генералы, с другой — южные. А мы давай ломать, крушить, и чтобы все обязательно к первому числу.

культура: Над каким памятником работаете сейчас?
Загоскин: Один из самых крупных проектов — Владимирская церковь в Москве. Когда-то там был женский монастырь. По просьбе прихожан памятник решили восстановить. Церковь уникальна тем, что это один из немногих московских храмов, построенный в псевдоготическом стиле. Очень интересный объект.