Алексей КОЛЕНСКИЙ, Ростовская область

18.03.2015

Через два месяца на канале «Россия 1» состоится премьера сериала Сергея Урсуляка «Тихий Дон», приуроченная к 110-летию Михаила Шолохова. Корреспондент «Культуры» побывал на съемочной площадке и пообщался с создателями картины. 

Городок в степи

Станция Миллерово, восемь утра. Сходим с поезда «Тихий Дон», пересаживаемся в машину, мчимся на северо-восток. Горизонт тонет в тумане, все ближе подступающем к трассе, но порой дымка рассеивается и — сколько хватает глаза — открываются дали Шолоховского района: степь бескрайняя, степь просторная... 

Интересуюсь у водителя: отчего так мало встречных машин? Оказывается, трасса заканчивается в тридцати километрах за знаменитой станицей, так и не добежав до соседней Волгоградской области. И дорога эта, и газ, и свет появились в Вёшенской благодаря хлопотам классика, с 1937-го года бывшего бессменным депутатом Верховного Совета СССР...

Преодолев 150 километров, пересекаем Дон, промахиваем шолоховскую станицу. Стоп, машина. На обочине выстроилась целая автоколонна, а в сотне метров за спецтехникой притаился хутор: дюжина приземистых беленых куреней и крытых камышом овинов и сараюшек, опутанных красноталовыми плетнями. Вдали на пригорке — сельский погост с покосившимися крестами, слева золотится под внезапно выглянувшим солнцем усадьба Листницких с каменным домом под черепичной крышей и основательными хозяйственными службами.

Место выбрано создателем декорации, художником картины Алимом Матвейчуком с тонким расчетом — неровности рельефа дарят массу возможностей для изменения точек съемки и пространство для конных маневров. Шоссе остается за кадром, и степь разбегается километров на двадцать-тридцать, клубится в мягких очертаниях холмов, розовеет зарослями вербы, охрится оттенками жухлой травы, далеко звенит под копытами лошадей. 

Из-за пригорка вылетают человек двадцать верховых казаков, впереди — бешено сверкающий очами Григорий Мелехов. Отряд галопом врывается в станицу — навстречу тачанке, с которой спрыгивают малорослые матросы в бушлатах и бескозырках. Раздается крик: «Разворачивай, разворачивай!» Поздно: на зазевавшихся балтийцев со свистом и гиканьем налетают донцы-молодцы. «Руби матросню!» — хрипло орет актер Евгений Ткачук, не играющий, а выстреливающий Мелехова на оголенном нерве... «Бушлаты» рассеиваются, драпают с поля боя — «шинели» галопом проносятся по улице и скрываются за поворотом. 

Съемочная группа — полсотни человек — укрывается за парой строчащих 16-миллиметровых камер. Режиссер с оператором — у мониторов в ближайшем курене. «Стоп, стоп, хорошо!» — раздается команда Сергея Урсуляка: на бой уходит чуть более минуты.

В центре закадровой композиции — пирамида из десятка видавших виды «мосинок». «Настоящие?» — интересуюсь у приглядывающих за арсеналом парней. «Самые что ни на есть», — рапортует оружейник, гордо демонстрируя гравировку на затворе: «1915 год». Откуда родом? «Большинство единиц позаимствовано в частных петербургских коллекциях, — признается Игорь Ефимов, успевший поучаствовать в съемках «Фронта» и «Батальона». — В нашем хозяйстве имеются также манлихеры, маузеры, два «Максима» и датский станковый пулемет «Мадсен». Десяток винтовок Мосина и один «Максим» переделаны под стрельбу свето-шумовыми патронами. Арсенал популярен у киношников и реконструкторов, сотрудничали оружейники и с Игорем Стрелковым, два года назад простившимся с игрушечными баталиями ради настоящей войны. 

Зарубите меня!

«Тишина, мотор, начали!» — командует помощник режиссера. И вновь «папахи» рубят «бескозырки». В последней переделке больше всех достается юному матросу с окровавленным гримом лицом — конному каскадеру Александру Беркалиеву. 

— Крепко попало?
— Ощутимо, но не опасно — удары шашки пришлись по спрятанным под бушлатом «доспехам».

— Вы уверенно держитесь в кадре...
— Привык — это мой третий фильм. В основном я подменяю Ткачука в трюковых эпизодах.

— Какой самый сложный?
— Подсечка. В сцене казачьей атаки пришлось падать с конем в окоп. 

Четвертый дубль снимают с рук крупным планом — шашки пляшут перед объективом. Прорвавшееся сквозь облака солнце заметно клонится к горизонту, ветер крепчает, тянет свою бесконечную песню, тени облаков проплывают по белым стенам куреней... 

На площадке появляется режиссер — Урсуляк разводит трудную сцену: трое казаков и Мелехов, успевший зарубить четырех врагов, преследует матросов, удирающих из Климовки. «В какую-то минуту чудовищного просветления» Григорий падает с лошади, пытается бежать и, внезапно остановившись, бросается к друзьям. «Работаем по шагам, — напоминает Урсуляк, указывая точку, в которой Ткачук должен соскочить на землю. — Григорий на грани горячки, максимум, что ты можешь — сделать пару шагов: пошел, что-то увидел, повернулся, упал, забился в припадке... По шагам! Мотор, начали!» 

Получается сцена или нет, можно угадать по атмосфере на площадке: все наблюдающие за съемками застывают, будто почувствовав, как что-то проносится в воздухе. Так и сейчас. Отработавший три дубля Ткачук — Григорий застывает в центре невидимого циклона и, попав на крупный план, рвется, рыдает, ревет: «Христом Богом молю! Виноват я, виноват, братцы, зарубите меня, не могу я больше, не могу!» Стоп. Снято.

И вновь продолжается бой

В перерыве разговорились с фактурным «матросом» — Ильей Сидоровым, скуластым улыбчивым парнем лет двадцати: 

— Не мерзнете в бушлате?
— Само собой. Но для правдоподобия полезно — понимаем, отчего моряки все время носятся как угорелые. Снимаюсь с лета — побывал и австрийцем, и красным, шесть раз был «убит», последний — прямо в луже... Вот где холодно! Среди бойцов половина местных, и сам я из Вёшенской, на газосварщика учился в каргинском колледже. 

— Кто из московских артистов показался самым интересным?
— Артур Иванов, сыгравший Петра Мелехова. Несколько дней назад мы его «расстреливали» над Доном. Как он умирал! Воя от отчаяния, с полным правдоподобием. Меня аж слеза прошибла...

Помощник режиссера разводит массовку по площадке. На сей раз станицу атакуют красные. Казаки, отстреливаясь свето-шумовыми патронами, отступают к дальним хатам. «Кто будет убит?» — интересуется помреж. Добровольцы — два мужика в «пузатых» тулупах — не успев разогнаться, падают бок о бок, как сорвавшиеся с вилок сардельки. «Завтра ваш подвиг обессмертит газета «Культура»!» — грозит через микрофон Сергей Урсуляк. Взявшись за ум, «тулупы» несутся наперегонки и, наткнувшись на «пули», разлетаются. «Стоп, снято!» Далее следует общий план рвущихся в бой казаков, один из них всякий раз отстает — нервничает конь. «Шашки к бою, в атаку!» — орет Мелехов и увлекает за собой 28 всадников. 12 дублей подряд.

Наконец, все. Обессиленный Ткачук медленно бредет через двор — рабочий день, начавшийся в пять утра с четырехчасового грима, окончен. Уставшие актеры рассаживаются по автобусам, объявляется часовой перерыв. Впереди — режимные съемки. На площадке остается каскадер Беркалиев, которому предстоит сыграть дезертировавшего Мелехова. 

Заметно постройневший наездник в офицерской шинели и фуражке должен проскакать на общем плане к куреню и обратно. Задача несложная, в данном случае на атмосферу работает время: сцена снимается несколькими дублями в закатных лучах и наступившей темноте, рассеиваемой светом «луны» — мощного прожектора, вынесенного стрелой крана на тридцать метров вверх. По словам режиссера, за десятичасовую смену удается снять две минуты. 

Тут же, в темноте вручаются распечатки с указанием завтрашних локаций и действующих лиц. Тридцать лошадок отдохнут, на сцену выйдут актеры, которым предстоит поучаствовать в «похоронах Ильиничны». 

Над погостом тучи ходят хмуро... 

Утро. Солнце прячется за тучи, ветер усиливается. Сцена похорон Ильиничны готовится два часа. «Со святы-ыми упоко-ой, Христе...» — нестройно тренируется хор из трех старушек и обильно загримированного батюшки (Константин Воробьев). Кроме них проститься с Ильиничной пришли Аксинья (Полина Чернышова), Дуняшка (Надежда Лумпова), Кошевой (Александр Яценко), Зыков (Тимофей Трибунцев), трехлетняя Поля (Вита Корниенко) и пятилетний Мишатка (Захар Соколов). Дети кутаются в пуховики, взрослые топчутся на продуваемом пригорке с деревянными крестами, под которыми покоятся шестеро Мелеховых.   

Аксинья уводит детей, Кошевой нервно закуривает папиросу. К нему подходит Зыков и предлагает не поминать старое. «Не все-то старое забывается», — угрюмо замечает красный казак... И с ним не поспоришь: смертная тень скользит по бледным лицам казачек, проступает в обветренных ликах мужчин, и ветер эхом разносит по степи: «Со святыми упокой...» Народная трагедия, описанная в самом страшном романе ХХ века, остается вечным памятником братоубийственной русской смуты.

История экранизаций

1930-й. Ольга Преображенская и Иван Правов перенесли на экран первые две книги «Тихого Дона». Григория сыграл Андрей Абрикосов, Аксинью — Эмма Цесарская (не принявший картину Шолохов, позже признал ее лучшей киноказачкой). Эффектная черно-белая лента была озвучена и вновь выпущена на экраны в 1933 году. 

1958-й. Почти шестичасовая, полноцветная, эпическая версия Сергея Герасимова прославила Петра Глебова, Элину Быстрицкую, Зинаиду Кириенко, Людмилу Хитяеву и стала рекордсменом проката (47 миллионов зрителей). «Фильм идет в одной дышловой упряжке с моим романом», — прокомментировал автор.   

2006-й. Семисерийный англоязычный копродукт Сергея Бондарчука. Мелехов — Руперт Эверетт, Аксинья — Дельфин Форест. Получив благословение классика, режиссер планировал постановку с 1975 года. Лихие времена внесли коррективы: в 92-м отснятый материал арестовали кредиторы разорившейся итальянской студии, фильм завершал Федор Бондарчук. Результат не впечатлил.