Илья ДАЛИН

23.10.2014

В российский прокат выходит скандинавская комедийно-криминальная сага «Дурацкое дело нехитрое».

Норвегия, зима. Швед Нильс Дикман (Стеллан Скарсгард) чистит на снегоуборочной машине загородные трассы. На судьбу не ропщет (сетует лишь на однообразие дорог), гордится званием «Ассимилированный человек года». Однажды, при загадочных обстоятельствах, погибает его единственный сын. «Все родители удивляются, когда их дети умирают от передоза», — комментирует результаты вскрытия флегматичный коп. Но Нильс утверждает: его мальчик никогда не кололся. В этом же убежден приятель покойного, он сознается — Ингмара убили из-за подозрения в краже наркотиков, которую тот не совершал.

Нильс принимается распутывать дело, шаг за шагом выбивая дурь из шишек наркосиндиката. Один за другим летят с обрыва во фьорд трупы, завернутые в сетку-рабицу. После каждого убийства в кадре появляется черная заставка с прозвищем, полным именем и вероисповеданием бандита. Мафиозный босс Граф посылает все новых и новых «горилл» на розыски супостата и, в припадке истерики, убивает посыльного конкурирующей эмигрантской организации. Разгоревшаяся война превращается в криминальный армагеддон.

На беглый взгляд, саркастичная сага Ганса Петтера Моланда представляет собой перепев коэновского «Фарго»: зима, семьянин, торжествуя, кровавый обновляет путь среди бескрайних снегов. Вместо беременного детектива, разоблачавшего притаившихся в глубинке упырей, — провинциальный мститель, охотящийся на городских торговцев белой смертью… Велика ли разница? Так же, как и у американских пересмешников, о торжестве добра над злом говорить не приходится — расправу над «наперсниками разврата» творит не высоконравственный харизматик, а безликий обыватель-имморалист. В первом случае — флегматичный слуга закона, в норвежской картине — отчаявшийся гастарбайтер. И это, конечно, не случайно.

Нильс срывается с цепи в мире, где работают (в том числе локтями) только понаехавшие. Местные, глядя на бесконечный снегопад, рассуждают: «Или тепло, или благосостояние. На юге съел банан — и порядок, работать уже не надо». Граждане объединенной Европы убеждены, что земной рай построят им трудовые мигранты. Результат налицо: труп, распятый на столбе с отметкой высоты «1389», вызывает ярость у «понаехавших»:

— Это серьезная провокация! — вспыхивает один.

— В каком смысле? — переспрашивает обживающийся на севере балканец. — Норвежцы не знают про битву на Косовом поле в 1389 году.

Давным-давно вавилонский проект объединил народы Земли в едином трудовом порыве. Современной Европе очевидно не удастся повторить этот подвиг даже ценой утраты национальной идентичности. Тем не менее этот дивный Новый мир дарит новые возможности, с которыми и работает Моланд, выстраивая среди белоснежной пустыни сюжетную конструкцию классической скандинавской саги на новый лад.

Сегодня, чтобы попасть в музей Мунка в Осло, надо пройти через бескрайнюю барахолку, на которой чеченцы толкают туристам дешевые компьютеры, бутлегеры из Польши — самогон, африканцы — героин. Живые картины дарят местным режиссерам все новые криминальные сюжеты. До начала 90‑х с кинематографом тут было совсем плохо — теперь же норвежские мастера экрана знают, о чем говорить с остальным миром. Не знают только, что будет дальше.