Оливье Мейру: «Снимать Ива Сен-Лорана — ​все равно что наблюдать за диким зверем»

Ксения ПОЗДНЯКОВА

16.06.2019

В отечественный прокат вышел документальный фильм «Величайший кутюрье», посвященный последним годам творчества модельера Ива Сен-Лорана. Представил картину в летнем кинотеатре «Пионер» в «Музеоне» автор — ​Оливье Мейру. После премьеры обозреватель «Культуры» расспросила режиссера о том, как изменился мир высокой моды, почему лента была запрещена к показу, о популярности Сен-Лорана и Шанель и о кино в ритме биения сердца.


культура: Как «Величайший кутюрье» возник в Вашей жизни?
Мейру: Изначально идея фильма принадлежала спутнику и соратнику Ива Сен-Лорана Пьеру Берже. Мы познакомились в Центре Жоржа Помпиду, где я представлял картину. Берже предложил мне снять фильм о них с Лораном. Он чувствовал, что Ива скоро не станет, и хотел запечатлеть его для экрана.

культура: Почему же тогда, когда фильм был готов, Берже наложил запрет на широкий показ ленты?
Мейру: Мне сложно однозначно ответить на этот вопрос. Думаю, дело в том, что Берже должен был все держать под контролем. Я же сделал независимый документальный проект. Я не привлекал его к работе над монтажом, не советовался с ним, какие части оставить, а какие вырезать. Вероятно, ему не совсем понравилось то, что он увидел. Быть может, он ожидал нечто иное. Второй момент, который, как мне кажется, повлиял на его решение, — ​он ждал нужного момента. Тогда, по его мнению, было слишком рано. В 2015 году Берже повторно посмотрел фильм. Ради этого мы даже специально арендовали в кинотеатре отдельный зал. Берже разрешил выпустить фильм на экран. Он сказал: «Теперь, когда Ива нет, а сам я при смерти, люди могут увидеть нашу историю».

культура: Как проходили съемки?
Мейру: Съемки длились три года. Я приходил в ателье почти каждый день. Снимать Сен-Лорана — ​все равно что делать документальный фильм о дикой природе. Будто наблюдаешь за огромным хищником, например львом. Старался быть незаметным. Напрямую мы практически не контактировали. Сен-Лоран не любил камеры, так что работать приходилось почти тайно. Помню, как установили в его кабинете микрофоны, камеры. И стали ждать. Но в тот день он так и не появился. На следующий день тоже ничего не произошло. И только на четвертый день, когда мы заметили Мужика (любимого бульдога Сен-Лорана), то поняли, что есть шанс начать съемки. Раз пес здесь, значит владелец где-то неподалеку. Сен-Лоран пришел, сел за стол и начал рисовать. Это стало первым кадром.

культура: Каким он Вам запомнился?
Мейру: Скромным, печальным, слегка медлительным. Он очень мало говорил. Отвечал односложно. Физически он казался хрупким, уязвимым. При этом весь мир вращался вокруг него. В ателье не было человека более влиятельного, чем он. В нем чувствовалась какая-то непонятная сила. От него исходила особая вибрация. Я попытался выразить это с помощью особого звука. Подходя к кабинету Сен-Лорана, люди начинали говорить тише, двигаться медленнее. Они подстраивались под его манеру, под его ритм.

В ту пору Дом моды Сен-Лорана напоминал французское общество в миниатюре. Казалось, что все слои собрались под одной крышей. Мы снимали мастеров, ассистентов Сен-Лорана, Берже. Хотелось показать последний дом от кутюр.

культура: Почему последний?
Мейру: Сегодня в мире моды нет ничего подобного. К тому же заранее было решено, что, когда Сен-Лоран уйдет на покой, линия от кутюр будет закрыта, останется только прет-а-порте. Никто не мог заменить Сен-Лорана. Никто не мог быть этого достоин.

культура: А как же тогда сегодня существуют кутюрные линии Dior, Chanel, Givenchy? Креативные директора и модельеры не одно десятилетие сменяют друг друга.
Мейру: Там все по-другому. С ателье Сен-Лорана такое было невозможно. Ив этого не хотел. Это была их с Берже история. И она должна была закончиться вместе с ними. Берже был одержим образом, который останется после них. Это была навязчивая идея. Он хотел оставить след. Во многом именно поэтому он и попросил меня снять этот фильм. Он хотел сохранить последние годы жизни Ива. Кроме того, мне кажется, ему было важно показать, какую роль он играл в его судьбе. Сен-Лоран и Берже напоминали двуглавого орла. И Берже хотелось это продемонстрировать.

культура: С чем, на Ваш взгляд, связан тот факт, что Сен-Лоран и Шанель чаще других становятся героями фильмов? Ни Баленсиага, ни Живанши, ни даже Диор не удостоились такого внимания кинематографистов.
Мейру: Жизнь вообще довольно несправедливая штука. Что же касается Сен-Лорана, то во многом это заслуга Берже. Он был режиссером и продюсером Сен-Лорана. Ему удалось сотворить миф под названием Ив Сен-Лоран. Конечно, без таланта Сен-Лорана ничего бы не вышло. Не зря же после смерти Кристиана Диора именно двадцатилетний Сен-Лоран возглавил Dior. Это просто так не дается. Но Берже организовал вокруг него соответствующую атмосферу. Он поддерживал эту легенду: организовывал различные шоу, выстраивал отношения с журналистами, клиентами. Не каждому выпадает случай встретить своего Берже.

культура: Но у Шанель не было своего Берже?
Мейру: Она и сама прекрасно справлялась.

культура: Чем отличаются современные дома моды от ателье Сен-Лорана?
Мейру: Лоран находился в центре всего. Прежде творец был сердцем предприятия, все вращалось вокруг него. Сейчас не так. Сегодня любой кутюрье, любой дизайнер легко заменим. Марка — ​вот что главное. А тот ли модельер, другой — ​не важно. В Доме Сен-Лорана все было сделано под него, по его меркам, так сказать. Он был неотъемлемой частью второй половины XX века. Он чувствовал время. Ему удалось ухватить суть эпохи. В моем фильме журналистка спрашивает его: «Вы понимаете наше время?» И он отвечает: «Нет, я его чувствую».

культура: Ваш фильм в основном цветной, но Сен-Лоран в основном показан в черно-белом колоре. Почему?
Мейру: Я решил делать ленту в двух стилистиках, цветной и черно-белой, по двум причинам. Первая: когда я познакомился с Сен-Лораном, он был уже довольно стар и болен, но оставался в силах. Второе: он был живой легендой, его имя уже было вписано в историю Франции. То есть, с одной стороны, это была историческая личность, а с другой — ​человек, чью работу я мог наблюдать каждый день. Чередования черно-белых и цветных кадров должно было показать эту двойственность: утвердившуюся в истории фигуру, которая нам не принадлежит, и человека, которым он был на момент съемок. Второй момент, которым я руководствовался: во время работы Сен-Лоран был погружен в свои мысли, он одновременно был с нами и витал где-то далеко. Он был и здесь, и не здесь.

культура: В фильме практически отсутствует музыка. Порой возникает ощущение, что ты слышишь биение сердца. Иногда оно сменятся гулом какого-то ультразвукового прибора. Зачем понадобилась столь сложная партитура?
Мейру: Для меня было очень важно, чтобы фильм звучал органично. Знаете, бывают столь сильные люди, чье присутствие ощущается физически. Сен-Лоран был одним из таких, только в тысячу раз мощнее. Мне хотелось с помощью звуков приблизить его к нам, дать почувствовать то, что ощущали люди, которые с ним работали.

культура: В финале фильма Сен-Лоран говорит, что настоящий художник должен положить жизнь во имя искусства. Согласны?
Мейру: Настоящий художник для меня тот, кто готов всем рискнуть, кто не пытается высчитать успех. Не старается заранее предугадать, что людям понравится, как это будет продаваться. Он просто делает то, что должен. Потому что не может иначе. У него нет выбора — ​создавать или нет. Сен-Лоран был настоящим художником в мире моды, где искусство сталкивалось с коммерцией. Иногда мне казалось, что я вижу Микеланджело за работой. Он отдавал всего себя, и порой это его опустошало. Зрелище было невероятным.

Понимаете, мне выпал редчайший шанс. Это как если бы вам предложили интервью с Шанель. Я создал картину мира, который через три года исчез. Я запечатлел то, чего сегодня нет. Во время съемок я чувствовал миссию: сохранить как можно больше. «Снимай, снимай, снимай», — ​говорил я себе. Было очевидно, что это конец. И я должен был сохранить эту историю.

Единственный минус: после такого очень сложно найти нечто столь же сильное.