Егор ХОЛМОГОРОВ

15.03.2017

Против кинематографических римейков существует стойкое предубеждение. Считается, они не могут быть лучше оригинала. И по большей части это правило работает. «Красавицу и Чудовище» можно назвать исключением — фильм получился посильнее диснеевского мультика, едва не завоевавшего главный «Оскар» в 1992 году.

Мультик о красотке Белль и Чуде-Юде был груб, содержал грязный юмор, имел очевидные даже дошкольнику сюжетные дыры (как конь Феликс мог привезти Красавицу к замку, где томится ее отец, если сбежал от того еще до начала заточения?). Он визуально скучен — не только с высоты сегодняшних стандартов, но и по сравнению со старшим русским конкурентом — детально историко-романтически прорисованным «Аленьким цветочком» великого Льва Атаманова. И только поколение юных дев, подражающих барби, составило Белль с ее желтым платьем явно преувеличенную славу.

Фильм Билла Кондона, при полном совпадении фабулы, сохранении большинства музыкальных номеров и части диалогов, отличается радикально, причем в лучшую сторону. Все нестыковки убраны, добавлено множество трогательных моментов вроде истории о смерти матери героини. Работа художников и аниматоров, мастеров по спецэффектам — выше всяких похвал, особенно в знаменитой сцене, где заколдованные слуги угощают девушку ужином. Место вульгарных грубостей заняли высокие разговоры о поэзии — чувство духовного родства между Красавицей и Чудовищем начинается со спора о Шекспире. (Книги — главная ценность для влюбленной пары. Это любовь в библиотеке.)

Вместо абстрактного сказочного пространства картина обрела конкретную локализацию, а с нею и скрытый смысл. Перед нами Франция  XVIII века. Городок, где живет красавица, — одно из тех малых местечек, веселые рынки которых пленяют сердце каждого, кто купил там хоть булочку. Расположен он среди узнаваемых юрских меловых холмов Центрального массива, считаемого во французской топологии безнадежно унылым захолустьем. Мечта Белль вырваться из однообразного мирка приобретает тем самым конкретное обоснование. Книги она берет не в немыслимой в таком месте книжной лавке, а у священника. Их у него очень мало, так что девушка вынуждена без конца перечитывать «Ромео и Джульетту» — еще один точный исторический жест: именно на середину XVIII века приходится взлет популярности британского драматурга, которого популяризовал соотечественникам Вольтер.

Принц-Чудовище, обитающий в интерьерах рококо, тоже имеет узнаваемого прототипа — это Людовик  XV, ветреный и бессердечный король, живший исключительно удовольствиями. Его превращение в зверя вместе со слугами, исчезновение замка, а значит, и власти — своеобразная метафора духовной и политической смерти Ancien regime.

Создатели фильма хорошо прочувствовали эпоху, приметы «биологического старого порядка», как называл их историк Фернан Бродель. Чума не обходит семью Красавицы. Главным препятствием становятся волки — настоящий бич государства, разрушавший связанность дорог (вспомним «Красную Шапочку»), державший Францию еще во времена последних Людовиков в состоянии феодальной полураздробленности.

Картина «Красавица и Чудовище» — подлинный гимн аристократии и ее союзу с буржуазным сословием через Просвещение, грамоту и постижение книг. С большой любовью показаны живые вещи — слуги принца, то есть придворные. Ни для кого не секрет, что в годы революции французские графы, бароны, шевалье проявили невероятное благородство, стойкость и преданность, чего никто не ожидал от казавшегося растленным версальского двора. И вот фильм воспроизводит этот образ преданного престолу аристократа, взятый из таких лент, как великолепная «Роялистка» Эрика Ромера. Подсвечник Люмьер, часы Когсворт, чайник миссис Поттс почти перестают быть комическими персонажами — в сцене их умирания, новой по сравнению с анимацией 1991-го, они поднимаются до высокой трагедии.

Главным злом предстает, конечно же, Революция — картина получилась насквозь антиякобинской, проникнутой буквально ненавистью к ведомой Гастоном черни, набег которой на замок отсылает к событиям 1789–1790 годов. А в самом горе-охотнике проступают окарикатуренные бонапартистские черты. Испытываешь почти восторг оттого, что хотя бы в кино революция подавлена героическим сопротивлением живых вещей, а народ из городка и расколдованная аристократия, слуги двора, оказываются в конце единой нацией. «Красавица и Чудовище» — по сути, манифест Реставрации как политической идеи. Перед нами настоящее Возвращение короля и своеобразная антитеза недавно прогремевшим насквозь революционным «Отверженным».

Фильм настолько глубок, что перестаешь замечать детали, которые должны привлечь непритязательного зрителя, например, повзрослевшую Гермиону — Эмму Уотсон. Она вполне гармонична в роли задумчивой принцессы, но с какого-то момента все ассоциации с «Гарри Поттером» кажутся излишними — это кино хорошо и само по себе. Было бы. Если б не ставшая ложкой дегтя гомосексуальная тема, вызвавшая скандал от Алабамы (там ряд кинотеатров отказался от показа) до Москвы, где картине присвоен убийственный для такого жанра рейтинг «16+».

Это, понятно, не «Горбатая гора». Отношения охотника Гастона и его прилипалы Лефу и в старом мультике выглядели грязновато (просто мы тогда были невиннее), здесь же помощник негодяя наделен всеми откровенно выражаемыми манерами содомита. Мало того, именно «тонкость» натуры и приводит его в итоге на сторону добра. Собственно, не будь этого перехода, фильм можно было бы счесть, скорее, гомофобским — слишком уж Лефу отвратителен. В финале он вроде даже исправляется во всех смыслах — пляшет на балу с дамой, но нет: новое па, и меняет ее на кавалера. То, что это не случайность, а осознанная пропаганда, подтверждает появление в кадре Иэна Маккеллена, главного ЛГБТ-лоббиста среди британских актеров. Представая в человеческом облике, а не в виде дворецкого-часов, он словно сигнализирует: «Да-да, вам не показалось».

Парадоксально, что вопреки всему в своем главном посыле «Красавица и Чудовище» — лента, утверждающая торжество семейных ценностей. Важное место занимает трагедия отца Белль, разлученного с любимой женой жестокой смертью. Почти все вещи-слуги получают семейную пару. А кое-кто из заколдованных, оказывается, имеет давно утраченную половинку среди жителей городка.

Финал знаменует не только новое единство нации — короля, аристократии и народа, но и воссоединение любящих семей. Это, пожалуй, один из наиболее традиционалистских фильмов с верной и мудрой моралью, что я видел за последние годы. Есть чем наслаждаться и над чем подумать. Поэтому для детей и взрослых он скорее полезен. Хотя, безусловно, требует аккуратных, но жестких цензорских ножниц куда в большей степени, нежели завышенной возрастной маркировки.