Алексей КОЛЕНСКИЙ

25.11.2015

В любом школьном классе неизбежны конфликты. Но на почве новейшей российской истории они начали разгораться относительно недавно, причем противоречия продолжают обостряться... Накануне широкого проката остросоциальной школьной драмы Алексея Петрухина «Училка» наш корреспондент встретился с исполнительницей главной роли Ириной Купченко.

культура: Незадолго до официальной премьеры Вы посетили с фильмом 19 российских городов. Впечатления? 
Купченко: Я была убеждена, что люди моего возраста не примут такую учительницу и саму возможность подобной ситуации в школе. Была удивлена тем, что самыми активными зрителями оказались учителя и родители. После каждого просмотра проходило обсуждение картины. Некоторые педагоги утверждали: у нас этого просто не может быть! Но тотчас находились оппоненты: это же мой 11-й класс! Люди начинали спорить, разгорались дискуссии — этого-то мы и добивались. Школьная тема чрезвычайно важна: сегодня — дети, завтра — народ.

культура: «Училке» не избежать сравнения с «Дорогой Еленой Сергеевной». Почти тридцать лет промелькнули, а племя младое, незнакомое — все такое же мятежное?
Купченко: Да, но мы зашли дальше, чем в картине 88-го года. Класс доводит Училку до нервного срыва, начинается война нервов. У выпускников, взявших в осаду Елену Сергеевну, не было личных претензий к педагогу — они добивались хороших оценок. Можно ли это делать любой ценой? Ответ, казалось бы, очевиден. Но в 80-х падал авторитет учителей, разрушалась школа, и ребята решили, что могут творить, что хотят... А сегодня? Педагогов лишили воспитательной функции, школьники оказались предоставлены сами себе, улице и интернету. 

Сегодня речь идет уже не о проблеме отцов и детей, а об общей беде и ответственности за страну. Российская школа — зеркало общества, неспособного идти на компромисс, прощать, понимать, находить общий язык. Раньше была веселая дворовая жизнь. Сегодня мы разобщены — перестали ходить в гости и давать взаймы, не знаем соседей по лестничной клетке, каждый обременен собственными заботами, от которых можно сбежать лишь в глобальную паутину. Но виртуальный мир не компенсирует недостаток взаимопонимания и уважения, никто и ничто не заменит детям любящих родителей и чутких учителей.

культура: Представляя фильм, режиссер признался, что пригласил Ирину Купченко, узнав, что Вы хотели сыграть героиню с пистолетом. В этой шутке есть доля правды?
Купченко: Да. Я всю жизнь исполняла сложные драматические роли, лишь однажды снялась в комедии и ни разу — в приключенческом фильме. Хотелось попробовать силы в женском экшн, вроде «Тельмы и Луизы» Ридли Скотта. 

культура: Ваша Училка — трезвый, ответственный педагог. Режиссер заставляет ее опрашивать класс по истории проклятых 90-х. Если бы не эта больная тема, то ни пистолета, ни общественно-поколенческого конфликта не было бы? 
Купченко: Отчего же? В XVIII веке страсти разгорелись бы вокруг реформ Петра Первого, в девятнадцатом — спорили о крепостном праве, в двадцатом — яблоком раздора стала модель общественного устройства. 

культура: А в наше время никто, кроме «макарова», не обладает достаточным авторитетом, чтобы вернуть русскому человеку достоинство гражданина? 
Купченко: Пистолет авторитетен лишь среди «авторитетов». Подлинное достоинство гражданина могут вернуть только любовь к Родине и служение ей. Авторы воспользовались оружием лишь ради того, чтобы удержать внимание зрителей. Подобным образом поступал и Достоевский — чтобы донести до читателя сложные философские размышления, он строил романы на детективной основе. 

культура: Ваша героиня ежеминутно решает вопрос «быть или не быть», вправляет времени суставы. В этом сюжете есть и растерянный директор-Гертруда, и бедный завуч-Йорик, блестяще сыгранный Розой Хайруллиной... Согласитесь, история парадоксальна: педагог, учивший только хорошему, вынужден в конечном счете казнить самого себя? Да в чем же она так виновата? Ее просто не хотят слушать... 

Купченко: В отличие от принца Датского, Училка не ставит на кон жизнь детей. Пистолет попал в ее руки из-за недоразумения: решив, что это игрушка, она начала отбирать ее у ученика, раздался выстрел... Очевидно, следовало немедленно вызвать директора, охрану или полицию — мальчишка был бы наказан и никто не пострадал. Но моя героиня отваживается на поступок — фактически на жертву: она выбирает «быть» и под дулом «макарова» заставляет класс собраться, сосредоточиться, выучить и ответить урок. Не ради оценки, а для прививки исторического сознания. Силой воли она, как вы удачно выразились, вправляет времени суставы. 

культура: Одиннадцатиклассники высказывают критичные суждения о состоянии государства и общества. Под какими из их слов Вы готовы подписаться? 
Купченко: Мы уничтожили великую страну. Все остальное — вторично. 

культура: Вспоминаю Вашу учительницу в «Чужих письмах»... 
Купченко: Я пыталась объяснить сложной девочке, почему нехорошо читать чужие письма, спрашивала у старшей коллеги, какие найти слова. А она отвечала: «Просто нельзя, и все!» Сегодня этого даже не поймут, у школы совсем другие проблемы. Неузнаваемо изменилось общество. Государство мало платило педагогам, талантливые ребята не шли в педвузы. Отчего падает авторитет школы? Почему родители не стесняются обсуждать при детях поступки педагогов, и ребята знают про учительскую всю подноготную?..

культура: Суть драмы Авербаха в том, что девочка желала доминировать — только это и было для нее принципиально важно. Здесь же молодняк пытается устыдить закрывающуюся от реальности Училку. А чего подрастающие моралисты хотят для себя? 
Купченко: Спросите у них. Свой класс я впервые увидела в кадре. Режиссер провел большой кастинг, до первого съемочного дня проработал с подростками несколько месяцев. Поначалу они были такими же, как в картине, — галдели, ссорились из-за того, кому больше досталось текста. Никто никого не слушал и не слышал — Петрухин едва справлялся, срывался: не хотите работать — уходите... Но когда начали снимать, им пришлось многое пропустить через себя — спустя две недели ребята признавались, что повзрослели лет на десять и стали командой. Знаете, они переживали, ужасались происходящему. Все дети хорошие, надо просто уметь с ними общаться. В конце концов, во всем виноваты взрослые. Недостаточно любят, мало занимаются. Если дети плохи, то это наша беда и наши пороки. 

культура: Школа остается инструментом, прививающим мировоззренческий стандарт. Одаренным ученикам и учителям это представляется скучным... 
Купченко: Правила и запреты выдумали не строгие учителя и не большевики. Они были написаны на скрижалях пророком Моисеем, пытавшимся привить их своему народу. Для кого-то и сегодня обременительно следовать библейским заповедям «не убий», «не укради», «почитай отца и мать»... Но, пока человечество не изобрело ничего нового, эти законы остаются единственной нормой сосуществования людей на Земле. 

А что касается образования... Если второклассник узнает из интернета, что дважды два — пять, то как он сможет проверить истинность этого уравнения? Школа существует для овладения базовыми непротиворечивыми знаниями. Они должны быть подтверждены фактами и компетентными экспертами — прежде всего, в гуманитарных науках. Необходимо прививать вкус к исторической правде, к художественному слову, а потом пусть каждый читает, что хочет, и вырабатывает собственный взгляд. В конце концов, все образованные люди мыслят по-разному. Но ребенку нельзя доверять выбор между «хочу» и «не хочу», «нравится» и «не нравится». Ложная свобода губительна. 

культура: Кого бы Вам хотелось сыграть?
Купченко: Нет смысла мечтать, наша профессия — подчиненная, все зависит от случая. 

культура: Есть ощущение, что в лучших ролях Вы эмоционально беззащитны и бесконечно одиноки, подобно скрипке, ведущей мелодию поверх басовых и ударных... Что нужно, чтобы так существовать в агрессивной среде? 
Купченко: Выучить текст, усвоить, погрузиться... Никаких секретов — только профессия. Если много рассказывать, то играть неинтересно. 

культура: Любимая роль?
Купченко: Ведущая в одной из серий документального сериала, снятого к тысячелетию русского православия, «Земное и Небесное». Там я была самой собой. И если хоть один человек после просмотра пришел в храм, значит, это было не зря.