24.05.2013
культура: Многие восприняли Вашу книгу как некое назидание, мастер-класс молодым спортсменам от звезды в преддверии Олимпиады в Сочи.
Роднина: Упаси Бог! Не думаю, что нынешним спортсменам так уж интересны мои воспоминания: на самом деле никто ничей опыт не перенимает. Можно что-то взять для себя, но в конечном счете каждый идет своим путем. Более того, я эту книгу не писала. Я ее наговаривала. Записывали со спортивным журналистом, с которым мы давно знакомы. Никакой особой задачи не ставила. Когда моя мама ушла из жизни, поняла, что очень мало про нее знаю. Старшее поколение не отличалось словоохотливостью, наверное, у них было много тайн. И я подумала, с моими детьми может повториться та же история: мы живем в разных часовых поясах, на разных континентах. Вдруг много лет спустя они откроют эту книгу и что-то про меня им станет понятнее. В общем, эта вещь для «ближнего круга»: детей, друзей, болельщиков.
культура: Трудно было возвращаться к событиям сорокалетней давности?
Роднина: И да, и нет. Что-то стояло перед глазами, будто вчера, какие-то детали ускользали. Прежде чем «взяться за перо», прочитала мемуары некоторых известных людей. Очень понравились «Аплодисменты» Людмилы Гурченко. А вот книга Майи Михайловны Плисецкой шла нелегко. Мешала жесткая хронология, которой она придерживается. Поэтому я отказалась от какой-либо последовательности. Решила, пусть все будет вперемешку. Два года созревала — выпустить, не выпустить, потом уже редакторы, очевидно, поняли, что со мной каши не сваришь, и взяли все в свои руки.
культура: Что заставляло Вас сомневаться?
Роднина: Ну все-таки я не писатель. К тому же меня беспокоил вопрос, а кому сейчас нужны подробности тех историй? Это тогда фигурное катание было суперзрелищем, страна жила телевизором. Теперь у людей масса других дел.
культура: В одном из своих интервью Вы говорили, что сегодняшняя сборная не хуже...
Роднина: Может, и так. Но тогда фигурное катание представляло собой нечто большее, чем спорт. Это было окно в мир, как иностранное кино. Музыка, хореография, мода, косметика, прически, манера поведения — особый антураж с заграничным налетом. А что касается сравнения тех и нынешних спортивных достижений, то, оглядываясь назад, мы забываем — на мировой арене уже не Советский Союз, а его часть. Хоть и большая, но часть. А результатов хотим, как в СССР. Во время Олимпийских игр в Лондоне мы подсчитали суммарные результаты всех бывших союзных республик. Они были на уровне. А что теперь? Многие наши базы, где готовились спортсмены, оказались в других странах. Например, у нас нет ни одного центра высокогорной подготовки — что-то осталось в Грузии, Армении, Казахстане. Среднегорье — в Карпатах. Кроме того, спорт в СССР был любительским: играли, бегали, катались не за деньги, а за страну. А потом произошла коммерциализация олимпийского движения.
культура: Когда это началось?
Роднина: Примерно в середине 80-х Олимпийские игры стали открыты для профессионалов. Еще Кеннеди говорил, что выигрывает команда той страны, у которой политический и экономический строй совершеннее. Часто так и есть.
культура: Поспорю. Чемпион мира по футболу — Испания, хотя Германия едва ли беднее.
Роднина: Немецкую команду не зря называют машиной, но против машины есть человеческое творчество, драйв, эмоции. В спорте как нигде важна игровая составляющая, темперамент, артистизм. И талант, конечно. Природная координация — такой же дар, как голос. Второе — личностный склад. Видела много талантливых, прекрасно сложенных людей, и они танцевали не хуже, чем я, но не могли соревноваться.
культура: Чего не хватало — характера?
Роднина: Это как заяц и волк. Скажете, характер? Просто разные типы. Бывает, человек неказистый, косой, кривой, а на соревновании ему нет равных. Дело даже не в стрессоустойчивости, а в способности постоянно, независимо от настроения, самочувствия, выдавать результат. Часто через «не могу». Выступления никогда не проходят гладко: то зеваешь, засыпаешь прямо на ходу, то, наоборот, прыгаешь как сумасшедшая. Партнер тоже на своей волне. Невозможно, чтобы оба были в одинаково хорошей форме. Надо уметь собраться. В спорте вообще невозможно смухлевать.
культура: Боялись проиграть? Что вообще страшнее в спорте — быть вторым или двадцать пятым?
Роднина: Боялась! Но только после того, как стала выигрывать. Быть десятым или двадцать пятым — вообще не важно. Пока не попадаешь в олимпийские жернова, просто ловишь кайф. Общение, новые друзья, поездки. Все безумно увлекательно. Когда оказываешься в олимпийском резерве, все меняется.
культура: Вам было девятнадцать, когда с Алексеем Улановым выиграли чемпионат Европы. Как пережили успех?
Роднина: Шок. Первая мысль: что ты натворила, как быть?! Рядом даже не было тренера, а мы привыкли ориентироваться на него. Жук нас оберегал, дабы раньше времени не нахватались чего не нужно. По принципу: меньше знаешь, крепче спишь.
культура: Кстати, о наставниках. В книге Вы часто вспоминаете Татьяну Тарасову и Станислава Жука. Тренер для спортсмена — как худрук для актера?
Роднина: Несравнимо большее. Я попала к Станиславу Алексеевичу в 15 лет — редко, когда актер поступает в таком возрасте в распоряжение худрука. Жук только открывал занавеску, а мы уже понимали какое у него настроение и что он сейчас с нами будет делать. Существует материнский иммунитет, который постепенно исчезает, когда ребенок немного подрастает. А здесь, наоборот, иммунитет крепнет с годами. Тренер чувствует своего спортсмена, его состояние, эмоциональный настрой, даже вероятность травмы. Да, он может накричать, но и подставит плечо. Существует, знаете, такой расхожий миф о том, что человека, и особенно ребенка, важно не перехваливать. Мы смеемся над американцами с их «just do it», «you got it», а ведь это самое главное — поддержка, одобрение, любовь. Меня до сих пор спрашивают, почему плакала, когда стояла на пьедестале в Лейк-Плэсиде. А я никак не могу объяснить, что плакала оттого, что понимала — это последнее мое соревнование. Никто не знает, скольких сил — не физических, а моральных — мне стоило то золото.
культура: Это не были слезы гордости?
Роднина: Конечно гордости. Собой и страной.