02.10.2017
Скажем коротко о содержании. Итак, в «iPhuck 10» программа «Порфирий Петрович» служит интеллектуальным детективом, расследует преступления и сразу пишет об этом художественный текст. Эта нехитрая история зиждется на нескольких интригах, очень хитрых поворотах, замечательных внутренних сюжетах, сложной судьбе искусствоведа Марухи Чо (ей сдают «Порфирия» в аренду — рынок, что поделаешь) и … невероятном уме автора. Пелевина можно не любить, но он, затворник и мизантроп, — главный российский интеллектуал, не разменивающийся на мелочи, умеющий не щадить ни себя, ни читателя. На фоне вечно заигрывающих то с одной, то с другой тусовкой деятелей культуры это вызывает уважение.
Роман в российской прессе захвалили, хотя главное, что в нем сказано — не об эпохе, а о самом Пелевине, человеке, сделавшем самый заметный шаг за границы национальной культуры. Писатель при этом никогда не играл в оппозиционность и не давал пространных интервью о том, как он обижен происходящим в России. Из «iPhuck 10» прямо следует, что автору до этого дела нет.
Внутренняя эмиграция — состояние не самое плохое. Но дело в том, что и собственно человеческие проблемы Пелевина не волнуют: он — не гуманист, не антигуманист, не западник и не очарованный ориенталист. В новом тексте прозаика почти нет традиционных для писателя буддистских «штучек» и шуточек. Однако произведение это в полной степени — религиозный трактат о сущности и сути одного из самых известных в мире философских верований.
Если коротко и без танцев с бубном, то буддизм постулирует мысль о том, что человеку стоит перестать страдать. В обычном переводе с религиозного на человеческий это означает: «Сядь, дружок, в позу лотоса и расслабься» (подобная трактовка нужна для того, чтобы учением Гаутамы могли приторговывать всякие мелкие жулики). В подлинном же смысле идею великого отказа от боли формулирует легендарный коан: в нем для того, чтобы познать дзэн, нужно убить отца, мать и, конечно, Будду. Сердце обязано быть пустым, избавленным не только от печалей, но и от радостей, от счастья, которое есть обратная сторона страдания.
А что же любовь ко всему живому и благо всех существ? Конечно. Лишь в той мере, в какой это способствует разрыву колеса сансары. Любовь — хорошее слово, но не стоит нагружать его христианским контекстом, в случае с Сиддхартхой оно означает что-то вроде «мне нравится синий цвет, а не красный, но и зеленый тоже ничего».
Мир — иллюзия, все — игра, попробуйте воспринять эти слова всерьез, и новый роман Пелевина будет ясен в полной мере. В книге нет морали, сюжета и цели, она написана действительно просто так, по-настоящему не для чего. Не для славы или денег, не из боли и не из любви. Автору нравится, как пляшут буквы, он старается не наслаждаться собственным умением думать красиво и полно — вот и все.
Искусственный интеллект, на время лишенный чувств, кажется (мы этого не знаем) должен будет вести себя именно так, и то, что Пелевину блестяще удалась имитация выхода за границы человеческого — очень тревожный симптом. Если бы возможно было рассуждать в конспирологическом ключе, стоило бы сказать, что это одинокий робот написал «iPhuck 10», а «Виктор Пелевин» — просто бренд, чтобы читатель не пугался. Вряд ли все обстоит так на самом деле, рука автора «Чапаева и Пустоты» еще узнается, но важно отметить, что Пелевину впервые все равно, о чем писать.
«Порфирий Петрович» расследует для Марухи, а мог бы — для Петрухи, сегодня в поле его зрения так называемое «современное искусство», а завтра — проблемы миграции тараканов. Есть ли разница? К сожалению, нет.
Именно здесь начинаются для нашей литературы проблемы. Роман Виктора Пелевина — еще и о том, что очень скоро всю пишущую братию можно будет спокойно сдать в утиль. С оговорками это легко сделать прямо сейчас, но слишком велика инерция большой русской романной традиции, которой наследуют, скажем, и Иосиф Бродский, и Веничка Ерофеев, не написавшие ничего, что отдаленно бы напоминало классическую прозу «золотого века». Они оба между тем — побеги от того самого древа, правнуки спора Льва Толстого и Достоевского, наследники Лескова (это, конечно, автор поэмы «Москва — Петушки») и Гончарова (а это создатель медленного, обломовского «Осеннего крика ястреба»).
Раннее творчество Пелевина было отражением довольно трудного писательского выбора между двумя стратегиями: одна, толстовская, подразумевала, что стоит вырасти до учителя и принимать в Ясной Поляне всех, кому нужно сделать тот или иной важный шаг; вторая — идущая от Достоевского — означала, что придется вытащить из своей души все самое трудное и больное, что в ней есть. Это прозвучит очень странно сегодня, но писатель мог реализовать и ту, и другую — с поправкой на время и место. Потенциал был огромен.
Но нет. Хватит больных вопросов и учительства — пусть даже буддистского. В мире, который придумал робот «Порфирий Петрович», ничто не имеет цены и значения.
Это еще не вся беда. Настоящая трагедия состоит в том, что современная русская литература последних лет — тягучее и бессмысленное варево, состоящее из очень простых ингредиентов. Или мы имеем дело просто с коммерческим текстом, который написан, чтобы быстро лечь на полки магазинов и помочь издательству (сто сорок пятая книжка про «попаданцев» — кто, интересно, помнит, как зовут автора хотя бы одной?). Или же перед читателем — упражнения литератора в красивости письма (робот Пелевина все равно умеет лучше). Есть еще «чернуха», выдаваемая за «исследование проблем». И, конечно, неизбежное ковыряние в советском и досоветском прошлом (иногда перепадает 90-м, редко речь заходит о петровских или екатерининских временах) — в попытке интересно рассказать какую-нибудь историю.
Что из этого глубже, умнее и тоньше «iPhuck 10»? Ничего. Пелевин играет, конечно, но его стратегия — универсального письма — новая для русской литературы, которая всегда делилась на славянофилов и западников, городскую и деревенскую прозу, сторонников «чистого искусства» и политически ангажированных глашатаев. Если бы его новый роман был дурно написан, плох технически, идеологически мерзок etc, то за это уцепились бы все. Но текст-то — прекрасен, нечеловечески. Он на голову выше, чем все, что можно прочесть.
Так выглядит тупик. Если идеальный русский роман 2017 года — повествование обо всем и ни о чем, написанное как будто роботом, то как на это может ответить наша словесность? Честно — никак. Здесь стоило бы сказать что-то вроде «лавочку пора закрывать», но ведь и лавочки никакой давно нет, одна видимость. Там, где раньше торговали часами ручной работы, затем — инструментами для резки по металлу, а уж потом — пирогами и блинами, теперь нет ничего. Одинокий робот сидит в позе лотоса.
Фото на анонсе: alisbook.ru