Дарья ЕФРЕМОВА

13.01.2017

Писательница из Екатеринбурга, заставившая говорить о новом литературном феномене, уральском магическом реализме, пользуется любовью читателей. «Фан-клуб» Матвеевой настолько активен, что в жюри «Большой книги» даже хотели написать жалобу, почему Гран-при не дали именно ей.

культура: В издательских аннотациях пишут, что номинированное на «Большую книгу–2016» «Завидное чувство Веры Стениной» — история женской дружбы и соперничества, но когда начинаешь читать, понимаешь, это лишь самый поверхностный пласт...
Матвеева: В названии — игра. «Завидное» и «зависть» — однокоренные слова, это отсылка и к предосудительной эмоции, которой терзается главная героиня, и к ее необыкновенному дару восприятия, дару человечности. Вера, хоть и комплексует рядом с красивой и востребованной Юлией, вовсе не неудачница. Она умеет находить силы, волю к жизни, когда кажется, что все обстоятельства против, в любой момент готова прийти на помощь. Она хорошая мать, причем занимается не только своим ребенком, но и дочкой подруги. Вера — очень интересный, глубокий и добрый человек. У нее есть чему поучиться, кроме умения заходить в картинки.

культура: Да не просто заходить. Вера затыкает уши, чтобы не слышать страшного плача Евы у Мазаччо, знает, как поют ангелы Гентского алтаря — «сразу слышно, кто там сопрано, а кто — в альтах», помнит, как бежит гулкое молоко из кувшина вермееровской кухарки — «если подставить палец под струйку, кухарка не больно, но крепко шлепнет по ладони». Она ни за что не расплакалась бы перед Моной Лизой, но при этом в ней бьется распятая на собственных крыльях летучая мышь с гравюры Дюрера... Вера настолько наполненная, искренняя и живая, что с ней начинаешь невольно себя идентифицировать. Кажется, только так и можно мыслить. Это закладывалось в роман? 
Матвеева: Немногие признаются, но зависть — очень распространенное и естественное чувство, не плохое, не хорошее, не белое или черное, оно просто есть. Большинство людей его отрицают, особенно женщины: «Как это я завидую? Я же великодушная, справедливая», а Вера не спорит, учится с этим мириться, старается приручить «домашнее животное» — дьявольскую летучую мышь. Зависть — из числа тех недостатков, которые можно превратить в трамплин для роста, развития. А вот из жадности ничего не извлечешь, из ревности — тоже... 

культура: Еще одна тема, обозначенная в Вашей книге и, по всей видимости, особенно важная для свердловских авторов, — 90-е. У Вас выходил роман «Девять девяностых», у Алексея Иванова — «Ненастье». Вот и в «Завидном чувстве...» события то и дело переносятся в годы юности Веры и Юлии: сладкий ликер в ночных барах, мастерские художников-авангардистов на мансардах, качки на черных мерсах, блузки с люрексом. Да, и вот еще — телесные колготки, зашитые волосом.  
Матвеева: Что-то витало в воздухе, так бывает. Вдруг случилась вспышка интереса к 90-м, и все начали о них говорить. Не только, кстати, свердловчане. Хотя для нас, Вы правы, это особенная тема. У нас происходило столько невероятных событий, что казалось, история пишется здесь. Был и другой момент: вдруг поняла, что начала забывать какие-то штрихи, приметы своей юности, для кого-то, может, и неважные, но для меня очень значимые, ведь юность — пора особенная для каждого человека. Из воспоминаний мы черпаем силы. И как чулок волосом зашивали — современным барышням этого не объяснишь. Или вот эти решетки, за которыми почему-то сидели кассиры. И локоны, накрученные на газету, и эпизод со школьного выпускного бала, где одна из девочек в раздобытом мамой модном платье-колоколе, а другая в стоптанный балетках, зато похожа на Си Си Кетч. 

Я много писем получаю от читателей, могу этим даже похвастаться — со всех концов света, и, представляете, меня благодарят за то, что помогла вспомнить это время. Не то чтобы кто-то хотел в нем очутиться, нет, но и обесценивать его не стоит. Хотя, должна признаться, сегодня я уже переела этой темы — в новом романе будут 80-е. 

культура: Тоже очень яркий период, странно, что современные авторы к нему редко обращаются. Можете рассказать про новую книгу или это пока издательская тайна?
Матвеева: Называется «Каждые сто лет». Семейная сага в двух томах. Там будет и XIX, и XX век, очень большой размах, но все начнется в 80-х. Первая часть — дневники двух героинь, между собой незнакомых, но неким образом связанных. В них фигурируют и известные исторические личности, но главная тема — та, что меня всегда интересовала, жизнь простого человека, не попавшая в учебники. О чем-то похожем мечтала Вирджиния Вулф, она планировала написать серию книг «Жизнь незначительных людей». Больше рассказывать не буду, есть такой эффект, когда выбалтываешь замысел, а потом — раз — и не пишется. Хотя я уже заметно продвинулась: первый том почти закончен. 

культура: Ваше «Завидное чувство...» было очень высоко оценено экспертами «Большой книги», критики хвалили и предыдущие романы — «Перевал Дятлова», «Небеса»», «Голев и Кастро», «Найти Татьяну». Вы много раз номинировались на крупные премии, но Гран-при так и не взяли... 
Матвеева: Одна читательница написала после церемонии: «Я буду жаловаться. Ваша книга — лучшая». Я так растрогалась, представляете, человек сидит, за меня переживает. А вот насчет высокой экспертной оценки — это для меня новость. До меня такие мнения, видимо, не доходят. Наоборот, показалось, что критика очень осторожно отнеслась к «Завидному чувству...». Самое интересное, что положительные отзывы дали мужчины, а женщины остались недовольны... 

культура: Слишком «женская» тема?
Матвеева: Как сказал один знакомый критик, «когда я бреюсь, стараюсь не смотреться в зеркало». Возможно, и здесь было что-то похожее. Может быть, неприятно читать о том, в чем мы себе не признаемся. Да я и не ждала никаких наград в этом году, как, в общем-то, и всегда. Пока решила не участвовать в крупных премиях, взять паузу. «Горожан», например, и не буду выставлять, хотя ими очень горжусь. Таких книг я до этого не писала. 

культура: Это что-то среднее между фикшн и нон-фикшн: девять новелл об известных свердловчанах и екатеринбуржцах в разные периоды их жизни? 
Матвеева: Да, здесь действуют и драматург Николай Коляда, и скульптор Эрнст Неизвестный, и сказочник Павел Бажов, и Владимир Шахрин, еще не ставший лидером легендарной группы «Чайф», — меняет пластинки на барахолке.

культура: Многие авторы признаются, что премиальный сюжет — травматичный по своей сути. 
Матвеева: Не без того. С одной стороны, грех жаловаться. Премии помогают привлечь внимание к книге, поднимают продажи. С другой — уходит слишком много душевных сил. И обидно даже не то, что кто-то выходит с наградой, а ты с пустыми руками. Вокруг писателя начинается шумиха, и отклики далеко не всегда благожелательные, бывают очень жесткие нападки. Впрочем, если разговоров вовсе нет, тоже плохо — значит, не заметили. 

культура: Говорят, сейчас писателем нужно «работать». 
Матвеева: А он работал в зо­опарке крокодилом? Ну да. Мне до сих пор смешно про себя говорить: «Знаете, кто я? Я — писатель». Хотя поначалу нравилось: компания маститых, пресса, камеры. Наверное, как и любому новичку. С громким успехом мне не везет, как и моей Вере. Но зато везет в любви читателей. Вот сейчас получаю письма с просьбой создать продолжение Веры Стениной. Как Гарри Поттера или как Бэтмена. Это значит, мою героиню полюбили, или, возможно, узнали в ней себя.