Дарья ЕФРЕМОВА

18.02.2016

24 февраля исполняется 230 лет со дня рождения Вильгельма Гримма, лингвиста, профессора Геттингенского университета, члена кружка гейдельбергских романтиков. Вместе с братом Якобом он стал одним из первых собирателей немецкого фольклора. Переписывать народные сказки приходилось множество раз: первая редакция вышла в 1812-м, окончательная — в конце пятидесятых годов позапрошлого столетия.

Из сказки слов не выкинешь 

Конечно, какие-то легенды существовали в письменном виде: в основном на французском или латыни. Первозданная «Сказка сказок» Джамбаттисты Базиле и творения Шарля Перро. Сюжеты, уходящие корнями в архаику и раннее Средневековье, по нынешним понятиям, изяществом не отличались. Золушка, она же Зезолла (сокращенное от Лукрезуция) теряла не хрустальную туфельку, а пианеллу, галошу с высоченной подошвой из пробки, в которых ходили женщины в эпоху Возрождения. Сестры, чтобы вписаться в чужую обувь, отрубали себе пальцы и пятки, а мачехи просто не было — ее Лукрезуция прибила крышкой от сундука в детстве, когда та склонилась полюбоваться на добро...

История Спящей Красавицы в версии Базиле вообще очень «жизненная»: красавица Талия укололась о кустарник, заснула; король, искавший в ее замке своего сокола, увидел девушку, «сорвал цветы любви» и уехал к законной жене. Проснулась красавица через девять с лишним месяцев — искавший грудь младенец принялся сосать палец и извлек отравленный шип. Она назвала мальчика Солнцем, а девочку Луной, а вскоре появился их отец и увез новую семью в свое королевство. Супруга очень обиделась и повелела приготовить из близнецов мясной пирог, а во время обеда все бормотала: «Мангия, мангия, ты ешь свое!» «Конечно, свое, — ответил король, — ведь твое приданое стоило копейки». Почувствовав такое «охлаждение», королева решила извести и принцессу, о чем и сообщила прямым текстом: «Ты мерзкая тварь! И я убью тебя!», велела слугам разжечь огонь и бросить туда разлучницу. Талия попросила исполнить ее последнее желание: позволить ей медленно раздеться и при этом громко стонать... Король услышал крики и спас возлюбленную. 

Это, впрочем, как говорят культурологи, общеевропейские архетипические сюжеты. Немцы не так интересовались пикантными подробностями, предпочитая тему каннибализма, колдовства и жестокого обращения с детьми — отголоски периода Великого голода 1315–1317 годов, когда подрастающее поколение действительно оставляли в лесу, потому что не могли прокормить. 

Там их поджидали злые, грубые, но, к счастью, очень глупые людоеды и отвратительные ведьмы — красноглазые, подслеповатые, с обостренным обонянием. «Нюх, как у зверя» подчеркивал анималистическую сущность колдуньи, так что ребятам оставалось только проявить смекалку. Что и сделали гриммовские «Гензель и Гретель». Зная о слабом зрении старухи, мальчик подсовывает ей на пробу вместо своего пальчика куриную косточку, та решает повременить с поеданием ребенка, велит сестрице откормить его получше. «Малыши» выигрывают время, обманом заманивают старуху в котел, сжигают ее, грабят дом и возвращаются домой победителями. Там, как нельзя кстати, умирает мачеха, которая в магической реальности двоемирия и была той самой колдуньей. 

Преданья старины глубокой 

«Сейчас самое время собирать и спасать старые предания, чтобы они не испарились, как роса под жарким солнцем, не погасли, как огонь в колодце, не умолкли навеки в тревогах наших дней», — писал в 1806 году Якоб Гримм. Братья, тогда еще совсем молодые ученые, предприняли свою первую фольклорную экспедицию по гессенскому краю. По большей части немецкие сказки жили в народе в форме устных преданий. Их рассказывали бродячие попрошайки (одну из таких описывает ученица Юнга Мария-Луиза фон Франц. Неопрятная нищенка-пьянчужка развлекала ребятню волшебными историями уже в середине XX века), что-то можно было услышать в пивной (заходил незнакомец, завсегдатаи ему «расскажи что-нибудь», он им про доктора, вступившего в сговор с самой смертью, или храброго портняжку, если что перепутает, поправят: «Было не так!»). Но настоящий кладезь находился в Гессене и Вестфалии. Вильгельм и Якоб опрашивали крестьян, ремесленников, городских мещан. Не брезговали преданиями и аристократы. Сказками «Королевские дети», «Шестеро слуг», «Живая вода», «Белая и черная невеста», «Дух в бутылке» мы обязаны баронской семье Гакстаузен. 

Про Мальчика-с-пальчика и Девушку Безручку рассказала некая «старая Мария», она же предложила немецкую версию Красной Шапочки и Спящей Красавицы — братья сделали «микс» из базилевского и народного прочтения. Сказки «Гусятница», «Ленивая пряха», «Черт и его бабушка», «Доктор Всезнайка» и многие другие сформулировала дочь трактирщика из деревни Цверен Доротея Фиман. Про Гензеля и Гретель и Госпожу Метелицу поведала другая юная девица — аптекарская дочка Дортхен Вильд, которая спустя несколько лет стала женой Вильгельма Гримма.

«...Сколько труда и подчас горького разочарования было связано с открытием и приобретением какого-то нового материала, <...> им совсем нередко приходилось уходить с пустыми руками, несмотря на всю их дипломатию и силу убеждения», — пишет исследователь Вильгельм Шооф. Сами же братья предварили свой первый сборник, вышедший в 1812 году тиражом в 900 экземпляров, романтичным предисловием. 

«Мы считаем за благо, когда случится, что буря или другое бедствие, ниспосланное небом, прибьют к земле весь посев, а где-то возле низкой живой изгороди или кустарника, окаймляющего дорогу, сохранится нетронутое местечко, и отдельные колоски останутся там стоять, как стояли. Засияет вновь благодатное солнце, и они будут произрастать, одиноко и незаметно, ничей торопливый серп не пожнет их ради наполнения богатых амбаров, но на исходе лета, когда они нальются и созреют, их отыщут бедные, честные руки и, бережно связав колосок к колоску, почитая выше, нежели целые снопы, отнесут домой, где они послужат пропитанием на всю зиму, а быть может, дадут единственное семя для будущего посева. Такие же чувства испытываем мы, взирая на богатство немецкой поэзии былых времен и видя, что от столь многого не сохранилось ничего живого, угасло даже воспоминание об этом, и остались лишь народные песни да вот эти наивные домашние сказки. Места у печки, у кухонного очага, чердачные лестницы, еще не забытые праздники, луга и леса с их тишиной, но прежде всего безмятежная фантазия — вот те изгороди, что сберегли их и передали от одной эпохи — другой». 

Критики встретили сборник с прохладцей. Истории, мол, конечно, хорошо причесаны, но язык уж слишком «простой». «Отцами германской филологии» они стали много позже и во многом благодаря Якобу. Его научные труды «Немецкая грамматика», «Древности немецкого права», «Немецкая мифология» имели большой успех в 30–40 годы — на пике романтизма и поиска национальной идентичности. 

Людоедские реалии

Для привычного к высокому штилю критика начала XIX века язык народных сказок был не только «простым» (даже сниженным) и уж точно очень необычным для литературы. 

«Фи-фай-фо-фам, дух британца чую там! Дух британца чую там! Мертвый он или живой, попадет на завтрак мой!» — «Вечно ты своими «фи-фай-фо-фам», — сказала Людоедша. — Это тем мальчишкой пахнет, которого ты вчера поймал». Не менее образно изъяснялась ведьма, заточившая Рапунцель в башню. «Красавицы-птички нет больше в гнезде, и она уже не поет. Ее унесла кошка, а тебе она выцарапает к тому же глаза», — сообщает она принцу, вознамерившемуся в очередной раз навестить беременную невесту. Старуха, прознав об интересном положении, падчерицу выгнала, предварительно отрезав ей косы — акт, конечно, символический. Длинные волосы — знак женской силы, мистической связи с матерью-землей. 

Подобным «зашифрованным символам» в сказках Гриммов несть числа. Королевская дочь Белоснежка, отправленная мачехой в лес (в оригинале псарь должен был не просто ее убить, но и принести в доказательство печень или легкое, так что милосердному слуге пришлось еще и охотиться на оленя), — олицетворяет солнце. Аналогичная история есть в шведском фольклоре. В сказке «Дочь Солнца и двенадцать заколдованных принцев» девочку угнетает собственная мать, ревнующая дочь к отцу Королю-Солнцу. Зеркало, конечно же, портал в другие миры, в данном случае инфернальные, а гномы, маленькие антропоморфные существа, обитающие под землей или в горах, справедливые духи природы. Что до мачехи, то она — не только помешанная на идее вечной молодости неугомонная ведьма (внутренности Белоснежки, само собой, полагалось съесть), но и пережиток былых времен. Вражда жен, когда старшая изводит младшую из зависти, — обыденное явление в полигамной семье эпохи развитого патриархата.