Дарья ЕФРЕМОВА

13.10.2015

Прекрасная пора, стихов очарованье. Кажется, осень настраивает издателей на романтический лад — в «Молодой гвардии» вышел пятитомный поэтический сборник под редакцией Захара Прилепина, а в «Ad Marginem» — новеллы Беньямина о Бодлере. Магические законы слова действуют в идиллической антиутопии Виктора Пелевина. Лирическим настроением проникнута энергичная биография Шукшина, опубликованная в серии «ЖЗЛ».

Библиотека Захара Прилепина. Поэты ХХ века. 
Совместный проект издательства «Молодая гвардия» и писателя Захара Прилепина, 2015

Может показаться, что год, объявленный литературным, уж слишком щедр на подобные проекты. «Книги моей жизни», в рамках которого Говорухин, Сатановский, Мацуев, Кобзон и Жириновский рассказывают о своем читательском опыте, актерские чтения Чехова в МХТ (гугловский «Чехов жив») и даже Толстой-digital, превративший «Анну Каренину» в виджет для айфонов и андроидов. Однако «Библиотека Захара Прилепина» — другого свойства. Эта антология не для тех, кто ленится читать. Она — для литературных гурманов. Знаменитые строки Есенина соседствуют с малоизвестными, что наглядно отражает творческую эволюцию поэта. «Спутник Есенина» и автор не всегда достоверных мемуаров Анатолий Мариенгоф открывается как мастер лирических миниатюр и талантливый драматург. Комсомольский поэт Борис Корнилов, прославившийся «Песней о встречном», оказывается тонким лириком, глубоко сознающим хрупкость человеческого бытия. Также читатель может познакомиться с редкими текстами Павла Васильева, чей «растущий из почвы» дар высоко ценили современники, и одного из самых ярких поэтов 1930-х годов Владимира Луговского. 

Вальтер Беньямин. Бодлер.
«Ad Marginem», 2015 

Шарль Бодлер умер за четверть века до рождения Беньямина, но немецкий философ-марксист писал о нем так, будто они вместе задавали шороху в веймарском Берлине. Поэт олицетворял для Беньямина явление модерна как таковое. И сквозь его фигуру, словно сквозь призму, просвечивает сеть беньяминовских понятий-метафор, раскрывающих реперные точки стиля. Искусство ради искусства, сплин, богема, девушки из кабаре, ненавистные буржуа, равнодушная толпа, фланер...

Кстати, о толпе. «Бескрайняя людская масса, в которой никто не может рассмотреть другого со всей ясностью, но и не остается скрытым от других» — явление, рожденное в городской среде второй половины ХIX столетия. Тогда же возникает понятие фланера — персонажа, занятого праздными прогулками, очарованного повседневной суетой мира, проносящегося мимо; героя, чей предмет интересов — толпа и витрины магазинов, а комфортная среда обитания — городской ландшафт. Фланер протестует против целенаправленного движения и его ускоренного ритма: «Году в 1840-м хорошим тоном считалось выгуливать черепах в пассажах. Темп, заданный черепахой, вполне подходил фланеру. Будь его воля, то и прогрессу пришлось бы освоить черепаший шаг». 

Виктор Пелевин. Смотритель.
Том 2. Железная бездна. «АСТ», 2015 

«Хоронили Кижа. За лакированным гробом на лафете несли ордена, шел полк с опущенными знаменами, ехали кареты. Рыдала безутешная вдова. Отдавал честь малыш сынишка. Толпа напирала со всех сторон», — траурную процессию по анекдотическому фантому (Киж — персонаж юмористической повести Тынянова, усредненный петербургский прапорщик — не лишенный хитрости, туповатый пьяница, еще и склонный к распутству) описал Павел Петрович Романов, к тому моменту уже материализовавшийся в другом измерении. Версию про табакерку, как мы помним из первого тома, придумали придворные «пиарщики», чтобы дурить народ. Латинские дневники Павла-Алхимика изучает нынешний патрон «Идиллиума» Алексис де Киже, и делает это не из простого любопытства. Рафинированный представитель правящего истеблишмента стыдится сомнительного происхождения: «Чей же я потомок? Лабораторной крысы?» — вопрошает он Ангела Воды. «Ты потомок Павла Великого», — утешает тот. Второй том «Смотрителя», вышедший спустя месяц после первого, практически не был замечен критиками. Может, оно и к лучшему — никаких босхианских чудищ, злобы дня и прочих напастей. Вполне исторический, местами даже куртуазный роман в «фирменном» пелевинском дискурсе. «Крысы, котята, голуби, стрекозы, мухи — все они выглядят здоровыми, но дух не желает входить в их тела. <...> Краткий миг их бытия мимолетен». 

Алексей Варламов. Шукшин.
«Молодая гвардия», ЖЗЛ, 2015 

Братишка из алтайского села, один из тех, кого можно спросить, где сейчас живет товарищ Белинский — в Москве или в Ленинграде, актер, сценарист, режиссер, лауреат Госпремий, писатель, обвороживший своими печками-лавочками и светлыми далями всю Россию. Варламов начинает биографию Шукшина с хрестоматийного эпизода — поступления во ВГИК. Солдатские сапоги, косоворотка, «Войну и мир» не читал — больно уж толстая она, неожиданное покровительство Ромма. Как «сермяжный морячок» стал всесоюзной знаменитостью, по каким дорогам помотала его шальная юность, каким образом складывались отношения с властью, литературным и кинематографическим окружением и, наконец, что удалось и не удалось сделать Шукшину? Известный прозаик, историк литературы ищет ответы на эти вопросы, опираясь на письма, рабочие записи, архивные документы. «Шукшин взял высоту с первой попытки, что, конечно, нельзя не расценивать как чудо, но надо уточнить — он сделал все, чтобы оно состоялось, — приходит к выводу автор монографии, — и вообще, вся его жизнь, начиная с демобилизации, есть образец невероятно точной стратегии человека, который стремится к успеху с неотвратимостью идущего на нерест лосося. Шукшин — двигатель внутреннего сгорания с почти стопроцентным КПД. Или — если вспомнить его рассказ «Упорный» — двигатель, созданный вопреки законам физики».