19.03.2015
культура: Какие интеллектуальные школы сейчас конкурируют за умы человечества?
Подберезкин: На мой взгляд, классическое соотношение социализма, либерализма и консерватизма сохранилось. Наиболее перспективным является такое направление, как социальный консерватизм, а также национализм. Именно они будут отвечать на вызовы глобализации в обозримом будущем. Вообще же, лидерство в идеологии останется обязательным условием для серьезных успехов государства в политике, экономике, финансах. Увы, наше постоянное пренебрежение идеологией, берущее начало с Горбачева, привело к тому, что мы стали заимствовать чужие модели в истории, философии, политологии. В конце концов мы чуть было не получили чужую изнанку. Сейчас спохватились, оказалось, что у нас на глазах переписывают картину Второй мировой войны. А почему? Да потому что нам и ответить особо некем, некого выпустить на этот участок идеологического фронта. Быть отечественным историком после распада СССР на долгое время стало ужасно не модно, сулило скромные доходы да обструкции со стороны либералов, которым для образования хватало западных исторических исследований и публикаций. Именно отсутствие когорты военных историков привело к тому, что Сердюков пошил нашим солдатам одежду, которая им не подошла. В итоге разобрались, проблему устранили, но потратили годы и миллиарды рублей.
Я к тому это говорю, что разрушенная школа в той или иной научной отрасли, сопряженной с идеологией, всегда аукается и немотивированными денежными тратами, и потерей временной инициативы. А чтобы создать с нуля или восстановить научную школу, требуется несколько десятилетий.
культура: То есть идеология — настолько важная составная часть современной управленческой системы?
Подберезкин: Конечно. Идеология имеет две очень важные функции, я бы сказал, уникальные. Во-первых, это система взглядов. Просто взглядов. Если вы отрицаете идеологию как таковую, то вы отрицаете базовую систему взглядов. Вы бессистемный человек. У нас при власти хватает таких антагонистов, действующих исключительно рефлекторно. Не стратегически, не последовательно, а реагируя на уже возникшую и совершившую разрушительное действие проблему.
Вторая универсальная особенность — это идеология как система управления. Управлять идеологически можно огромными массами. Причем быстро, стабильно и достаточно эффективно. Если вы отказываетесь от идеологии, то в качестве других инструментов остаются, разумеется, деньги — это называется «коррупция». Затем можно управлять с помощью сигналов обществу, скажем, при помощи телевизора. Также остается ручное управление. Можно еще — при помощи права, то есть используя законы. Однако это наименее эффективно и всегда с опозданием. А идеология — это максимально точное управление.
Можно сколько угодно ругать коммунистов, но, когда принималось решение о пятилетке, все члены партии знали, чем они будут заниматься в течение определенного временного цикла, куда они будут страну вести, что будут строить, осознавали собственную нужность на конкретном участке работы. По абзацам все было расписано, не надо было каждому мелкому клерку объяснять, что он должен делать. А сейчас, напротив, огромная масса чиновников сидит и ждет, какой нормативный документ или закон поступит сверху. Или не поступит.
В итоге и возникает чехарда с законами: то одна промилле, то другая, то их вообще нет; то по одному времени привыкаем жить, то возвращаем другое. И это у нас называется эффективным управлением. А вот у американцев есть идеология — государственная стратегия, национальная, военная, финансовая. И все, как матрешки, укладываются — одно в другое. Слава Богу, мы стали сейчас думать об идеологии. Ведь отказываясь от нее, мы теряли возможность научно обоснованного стратегического прогнозирования и планирования. Без идеологии нет даже образа будущего. Объясните нации, какую страну вы хотите построить? С какой системой ценностей и приоритетами? Если либералы мне говорят: мы будем строить комфортное государство, то, извините, комфортным бывает теплый туалет, а не государство. Государство всегда некомфортное, оно для того и создается, чтобы кого-то в чем-то ограничивать.
культура: Заговорив об управлении, нельзя опустить вопрос о дипломатических кадрах. В России не представляется возможным, чтобы «говорящей головой» МИДа был некто вроде Дженнифер Псаки. Почему?
Подберезкин: Ее не надо недооценивать, как не надо и лепить из нее большого человека. Псаки не должна говорить ни правду, ни неправду, ей надо вертеться волчком, чтобы получалось складно, и уметь при надобности накрыться хвостом, как лисица.
Ее задача — создавать виртуальную реальность. Говорить с ней в рациональном ключе бессмысленно. Псаки должна отвечать согласно тому, как ее «прокачает» руководство, которое она называет «коллегами в офисе». Даже если выглядит глупо, даже если приходится белое называть черным, — она это делает не моргнув глазом. Поэтому не могу сказать, что, начиная в ответ доказывать что-то с цифрами и выкладками, мы поступаем правильно.
Псаки — это форма подачи определенных сигналов для американских СМИ, западных практикующих политологов и разного рода ангажированных экспертов по Восточной Европе. Все сопутствующие этому несуразности, которые мы называем «псакизмами», никакого отношения к реальности не имеют.
А дальше начинается вплетение дополнительного узора в матрицу, где Россия представлена как агрессор. Если вы «погуглите», то обнаружите, как быстро и безапелляционно расползается мнение Псаки по всему миру в том или ином жанре, в пересказе того или иного журналиста, политика, общественного деятеля, чаще, конечно, переформатированное под издание и аудиторию, лишенное слишком явных ляпов, но дополненное логическими цепочками. Получается, в общем, что противостоять надо системе, а не «девушке в розовом». Саму Дженнифер Псаки правильнее было бы игнорировать.
культура: Противостоять можно, а победить как?
Подберезкин: Понимаете, раньше можно было победить врага классическим способом: объявить войну, разбить вражескую армию, занять столицу, наложить контрибуцию. Это войны XX века. В наступившем тысячелетии войны между крупными центрами не объявляются. Они начинаются. Идет такая война и сейчас, в качестве оружия используются в том числе средства массовой информации и международные институты. Главное — не разбить войска противника, не уничтожить гражданскую инфраструктуру, а заставить элиту и общество воспринять чужие ценности и реальность. И все — победа у вас в кармане.
Политическая победа означает не оккупацию, не захват столицы. Зачем потом возиться с партизанами? Вот если я создам другую реальность, то люди, хорошо одетые и улыбающиеся, будут делать то, что укажет победитель: покупать американский доллар, заграничные ГМО-продукты, продавать дешевле газ и нефть, голосовать либо собираться на майданы тоже по указке.
культура: Если сравнивать с 90-ми, насколько защищена Россия от подобного рода «военных действий»?
Подберезкин: В какой-то момент казалось, что мы валимся в бездну. Но, действительно, дошло до точки, и включились механизмы самосохранения общества и государства, поэтому мы сейчас гораздо более защищены. С середины 80-х и до конца 90-х все шло вразнос. Сегодня этого нет. Я не хочу сказать, что у нас достаточно эффективная пропаганда. Мы по-прежнему уделяем ей мало внимания. Мы по-прежнему ее недооцениваем. Но уже хорошо, что у власти есть понимание, что глупо было бы на федеральных каналах да за деньги налогоплательщиков бить себя же ломом по голове, а затем смеяться над этим вместе с «пятой колонной» и всем западным миром. Машина работает, надеюсь, ее сила, мощь и влияние будут только возрастать.
культура: Если говорить о постсоветском пространстве: станет ли ЕАЭС макроструктурой, способной решать не только экономические вопросы, но и задавать смысловые, идеологические и ценностные тренды?
Подберезкин: Конечно, станет. Заметьте, в Евразии существует «российское ядро» интеграции. Сейчас идет борьба за сердце Старого Света. Как говорит Збигнев Бжезинский: кто контролирует Евразию, тот контролирует основные ресурсы планеты. Ведь что такое ЕАЭС? Это возможность объединения нескольких государств не столько экономически, сколько идеологически. Идею евразийской интеграции, давайте не забывать, поддержали порядка 35 стран. Евразия — это альтернативный мировой центр, которому противостоит западная локальная человеческая цивилизация во главе с США. Они создали свою систему безопасности с НАТО, свою экономическую систему, все у них хорошо. Естественно, они не хотят никому уступать, не готовы тесниться и тем более — поступаться доходами, которые качают за счет захвата чужих рынков. Чтобы сохранить свои «завоевания», у американцев есть военная мощь, технологическое превосходство, финансы. Эти инструменты будут пускаться в ход, чтобы противодействовать другим центрам силы. Что пошло в ход на Украине? Финансы и военная мощь.
У Евразии есть общее геополитическое и культурно-историческое пространство. Наша общая история — это и Киевская Русь, и монгольское государство, и Российская империя, и Советский Союз. Огромную роль играют общие православные традиции. Именно общие, поскольку покоятся на сильнейших традициях терпимости, свойственных православию. Мы якутов не резали на шкурки, как это делали американцы с индейцами. То есть у нас очень много важнейших взаимных ценностей с нашими партнерами по ЕАЭС и вообще — на евразийском пространстве. Не надо этого стесняться.