Елена ФЕДОРЕНКО

08.11.2018

VI Международный фестиваль современной хореографии «Context» под патронатом Дианы Вишнёвой завершился выступлениями танцевальной компании «Батшева» из Тель-Авива.

Современный танец в Израиле развивается с головокружительной скоростью. «Батшева» — коллектив из числа самых известных, его любят не только на родине, но и в мире. Международный авторитет его главного хореографа Охада Нахарина непререкаем — он возглавлял труппу почти три десятилетия, недавно сложил административные полномочия, оставив себе дела творческие. Все годы Нахарин следует своей эстетической программе, основанной на четких постулатах: возможности тела — беспредельны, танец — самодостаточен, и потому ему не нужны подпорки в виде сюжета, костюмов, декораций, концепций. Хореограф разработал оригинальный пластический язык Gagа. Постигают его в залах без зеркал, отражение («как я выгляжу») отвлекает, а познать свое тело, разбудить его воображение можно только при глубокой сосредоточенности. Труппа, куда бы ни приезжала, проводит открытые уроки Gagа — для неофитов, любителей и профессионалов. Несколько «погружений» в непривычную систему прошли в рамках «Контекста», и их участники восторженно отмечают, что почувствовали в себе новые возможности и испытали радость от открывшихся резервов собственной телесной энергии.

Артисты показали Москве новый спектакль «Венесуэла». Особая радость — смотреть работы «Батшевы» после разговора с постановщиком. Сам Охад не рвется к общению, но от интервью не отказывается и тайные ассоциативные смыслы непростых опусов объясняет откровенно. «Контекст» запланировал предваряющую выступления встречу с Нахарином, но он не приехал — подвело здоровье. Набор общих слов в буклете о «диалоге и конфликте между движением и заключенным в нем значением» разобраться не помог. Ассистент хореографа Люк Джекобс и вовсе сказал, что название выбрано почти случайно и к происходящему на сцене прямого отношения не имеет. Думаю, что у автора все-таки были свои резоны — фольклор Венесуэлы близок к праистокам, а первобытная мощь давно увлекает хореографа. Темпераментное народное творчество на севере Южной Америки замешано на лихорадочной ярости древних ритуалов, в которых прорываются па почти современные, напоминающие вальсы, танго и даже ча-ча-ча. Конечно, у Нахарина не может быть радостного пластического портрета города, как в последних историях Пины Бауш, но ему явно близок дух далекой Венесуэлы. Страны контрастов: бескрайние долины перетекают в высокие горы, благополучие резко оборачивается нищетой, а слепое поклонение — строптивым протестом. Климатические перепады отличаются буйным нравом, пьянят морские бризы, угрожает разгневанный океан. А еще — там живут невероятно красивые женщины.

С прекрасными дамами многое связано в танцевальном искусстве Израиля. Основала коллектив легендарная Марта Грэхем, его название — имя баронессы Батшевы (так на иврите произносится Вирсавия) де Ротшильд. Труппа репетирует в Центре Сьюзен Деллаль, и он тоже связан с девушкой. Она умерла юной, к искусству отношения не имела, и убитые горем родители вложили весь свой капитал в строительство роскошного театрального дома — с условием, что он будет носить имя их единственной дочери, тогда оно не забудется. Из Центра, где создавалась «Венесуэла», спектакль полетел по миру, в Москве его принял Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.

Черная коробка сцены пронизана лучами и пятнами света, звучит невероятная музыкальная подборка: мистические распевы григорианских хоралов и старинные индийские мелодии, речитативы рэпа и оглушающие шумы мегаполиса. Гармонию сменяет электронный хаос, тишину — крики.

Танцовщики в черном кучно стоят под световыми бликами, потом рассыпаются на пары, еще мгновение — и их захватывает водоворот агрессивного драйва. Они, профессионалы высочайшего класса, падают ниц, взмывают в воздух, их колотит животная сущность движений. Подпрыгивают шеренги, рассыпаются группы, орава заходится в беспрерывном беге. В фокусе внимания — надрыв, ярость, гнев. Когда-то Нахарин сказал: «Мир гораздо более сюрреалистичен, чем мое искусство. Но внутри анархии мира есть моменты истинной гармонии». Таких мгновений, когда вдруг возникают отсветы сальсы или мелькают мягкие па, в сочинениях хореографа становится все меньше. Почти исчезли нежные дуэты, ироничные зарисовки, лирические монологи, что так украшали прежние спектакли.

В одной из сцен звучит тихое и расслабленное женское счастье — дамы, грациозно откинувшись, расслабленно сидят на спинах мужчин, вставших на четвереньки. Они, низко склонив головы, покорно, по заданной траектории возят своих наездниц. В иезуитском умиротворении всадниц и покорном рабстве забитых скакунов есть какой-то горький мотив насилия, подчинения и тирании. Вот еще один фрагмент — уже с антимилитаристическим пафосом: энергия передается по цепочке, страсти накаляются, и вот уже остервеневшая толпа отчаянно размахивает полотнищами и флагами, а утихомирившись, накрывает ими павшего. Распадается людское стадо и замирает в тихом скорбном плаче над телом погибшего.

Буйное действие завершается через 40 минут. И после краткой паузы — начинается вновь. Нахарин любит многократно повторять танцевальные фразы. В «Венесуэле» этот композиционный прием доведен до абсурдной провокации: весь спектакль повторяется — меняется музыка, исполнители, освещение, но танцевальная партитура остается неизменной. Получается эффект кривого зеркала — в «отблеске» смещаются акценты, трансформируются настроения, краски бликуют иными оттенками, и только что увиденное невольно привлекает узнаваемостью.

От танца израильтян, которому неведомы пределы технического совершенства, остается поразительное впечатление. Его головоломные трюки и редкие замирания хоть и ведут диалог с музыкой и светом, но существуют автономно, оберегая свой суверенитет. Танец — свободен и независим, как налетевший вихрь, способный смести все на своем пути. Сила разума тут бессильна,  дразнящая дерзость побеждает мелодии и пространство.

Фото на анонсе: Ascaf