Елена ФЕДОРЕНКО

13.07.2015

Чеховский фестиваль представил экстравагантную «Золушку», больше похожую на «Маугли». Старую сказку Москва увидела в исполнении артистов Балета Нюрнберга.

Сюжет о превращении замарашки в принцессу — один из древних. В нашем сознании балет «Золушка» — с пышным балом, хрустальными башмачками, феями, кузнечиками, стрекозами — входит в обязательную программу просвещения собственных чад, причем с самого раннего возраста. На «Золушку» из Нюрнберга зрителям, не достигшим 16, вход был строго воспрещен. Слишком горькую и мрачную сказку поставил испанский хореограф Гойо Монтеро. Казалось бы, мы уже ко всему привыкли, и замарашки представали разными: голливудской звездой — у Рудольфа Нуреева, закомплексованным очкариком времен Второй мировой — у Мэтью Боурна, а у Раду Поклитару и вовсе труженицей борделя. Безграничная по смыслам и ассоциациям музыка Прокофьева, написанная в военное время и пропитанная тревожным духом, сочувственно принимает самые радикальные трактовки. В каждой современной «Золушке» — своя история, не имеющая ничего общего с утонченным творением Шарля Перро, послужившим основой для музыки Сергея Прокофьева и сказки Евгения Шварца.

Монтеро обратился к иному источнику — угрюмым фантазиям братьев Гримм, где сестры отрезают себе пятки и пальцы, дабы влезть в заветный башмачок, а голуби выклевывают злобным девицам глаза. Подобрать ключ к прочтению помогла реальная история. Почти два столетия назад в Нюрнберге был найден мальчик-маугли Каспар Хаузер, но тайна его странной жизни и смерти по-прежнему не разгадана. Собственно, художественным осмыслением «синдрома Каспара Хаузера» артисты и занимаются. 

Как и реальный найденыш Каспар, Золушка (харизматичная японка Саяка Кадо) живет в принудительной изоляции: ее место — полка в камине, чуть вместительнее гроба, матрац и одеяло заменяют зола и пепел. Девица-маугли любопытна, как щенок, пуглива, как ее собрат по джунглям, передвигается, словно обезьянка, бегая на четвереньках, перекатываясь по полу, закидывая ногу-лапу за шею. Перевязанное ремнями тело дикарки то и дело тянут в разные стороны сестры. Начинают с невинных дразнилок, но постепенно, распаляя друг друга, доходят до истерического исступления палачей. Сестер танцуют мужчины, в чем нет иронической подоплеки. Просто ни одна женщина не смогла бы так ловко подбросить Золушку вверх, а затем перевернуть несчастную в цирковом сальто, подхватив за миг до фатального падения. Не уступает «дочуркам» и мачеха, вымещая на падчерице всю скопившуюся злобу.

Жертва в спектакле — не только Золушка, но и Принц, заточенный в золотую клетку, что населена не людьми, а манерными манекенами. Оба — заложники чужой воли.

Кстати, привычного финала с хрустальной туфелькой у Монтеро тоже нет. Принц (Макс Захриссон) находит Золушку благодаря голой пятке, торчащей из кучи угля, куда девушку спрятали злые сестры.

Беспощадность происходящего способна утомить любого, но продуманная до мелочей история держит внимание зрителей. В прологе вспыхивает луч света, и оживают клипы-картинки из прошлого: перед нами тоскующая девушка, рядом с которой появляется юноша, и вот они уже счастливы, она гордо несет свой округлившийся живот, затем мы видим их с младенцем на руках… Еще вспышка — и согбенный горем вдовец остается один с маленькой дочуркой. Последний кадр — к ним присоединяются три мужеподобные дамы — новая семья. Вскоре отец Золушки с поплывшим разумом и отказавшим повиноваться телом оказывается в инвалидной коляске. Вы, наверное, подумали, что именно паралич не дал ему заступиться за дочь? Нет, «Золушка» Монтеро рассказывает о возмездии, о том, что всем придется платить по счетам: сестрам и мачехе — за потерю человечности, отцу — за слабость, не позволившую защитить родное дитя. Зато к тем, кто достойно пережил все испытания, приходит счастье — лучезарное, как финальный дуэт главных героев. Жаль, что остальные танцы весьма однообразны и примитивны, и, в отличие от самой истории, начисто лишены изобретательности. Внятная фабула оказывается важнее пластики. Такова одна из тенденций современного европейского танцтеатра.