Елена ФЕДОРЕНКО

25.06.2015

Первой скрипкой танцевальной программы Театрального фестиваля имени Чехова стала 50-летняя французская прима-балерина Сильви Гиллем. Свой бенефис она назвала исчерпывающе просто: «Жизнь продолжается». Мировое турне продлится до конца 2015 года. Благодаря Чеховскому фестивалю в маршрутный лист попала и Москва.

В первом отделении Сильви станцевала новые сочинения Акрама Хана и Рассела Малифанта, чьи достаточно рациональные опусы к хореографическим свершениям причислить трудно. Но в случае с Гиллем их качество не имеет никакого или почти никакого значения. Своим исключительным телом, своей кошачьей пластикой она сообщает любым движениям интригу и развитие. Ползет пауком — и сгусток энергии чарует, выстреливает ногой под колосники — и тончайшая стрела взлетает туда, где, чудится, уже небо. Танцует с невообразимой легкостью, как будто шутит, но не лишает исполнение сосредоточенности и глубины. В неповторимом стиле Гиллем уникальные возможности тела соединяются с утонченной элегантностью манер, без всякого кокетства и утрированных акцентов.

Во втором отделении Сильви представила мини-балет Матса Эка «Bye» на музыку Бетховена — Москва видела его во второй раз, но он не надоедает. Поначалу думалось, что «Bye» — балет о героине, с печалью переступающей порог зрелости. Сейчас понятно, что «Bye» — личная исповедь, к возрасту как таковому отношения не имеющая. Растянутая старая кофта, ядовито желтая юбка, растрепанная косичка. Наедине с собой Сильви вспоминает «пороги» собственной жизни: минуты надежд и нежности сменяются отчаянием — тогда она неожиданно встает на голову, нелепо сгибает ноги и угловато взмахивает руками. На экране, имитирующем прозрачную дверь, — людской поток: кто-то всматривается в открытый проем, кто-то равнодушно бежит мимо, кто-то пытается приблизиться, но не может войти на территорию героини. 

Грустно, что мир скоро перестанет видеть танцующую Сильви. «Хочу закончить выступать, пока я еще могу делать то, что делаю, с гордостью и страстью», — откровенничает она. Несколько лет назад Гиллем перестала исполнять классику, теперь оставляет и contemporary dance. Хотя сцена наглухо не закрыта: роль шпиона шевалье д,Эона, исполненная ею в спектакле Робера Лепажа, может послужить началом нового репертуарного списка. 

Спектакли на чеховский фест приехали из 14 стран — санкции оказались бессильны. «Только завершилось празднование 70-летия Победы. Мы идем следом, и в этом определенный смысл: мировое фестивальное движение началось сразу после войны и получило развитие как желание объединить, сплотить людей в одном культурном пространстве», — поясняет генеральный директор Чеховского фестиваля Валерий Шадрин. Выбранный репертуар проводит зрителей по маршрутам человеческой жизни, и в каком бы уголке планеты она ни проходила, плоды театральной фантазии созревают для всех.

В спектакле «Танго и ночь» артисты труппы «Танго метрополис данс компани» рассказывают и о своих предках, придумавших этот завораживающий танец, и о себе — современных жителях Буэнос-Айреса. Три десятка микросюжетов сплетаются в историю танго — от пластического «крика» удалых авантюристов (танец рожден в полумраке портовых кабаков мужчинами-эмигрантами, настырно верящими в счастливую звезду) до дуэта любви и страсти (когда в танго появляется женщина). Десять виртуозов-танцовщиков слагают на наших глазах мир танго из брутальных мужских состязаний, флирта кокетливой дамочки и дежурного по вокзальному перрону и сметающей с ног страсти. Пилар Альварес и руководитель труппы Клаудио Хоффманн танцуют столь чувственно, словно их свидание не предназначено для посторонних глаз. Рядом с артистами — танго-оркестр, пять музыкантов, сплетающих тоскующие мелодии бандонеона с плачем скрипки. Аргентинцы понимают: их танцу доступно больше, чем слову, их танец — синоним гордой и страстной жизни.

Труппа испанской танцовщицы и хореографа Марии Пахес в Москве третий раз и стала здесь любимицей. В прошлый приезд показывали «Автопортрет» — спектакль, инициированный Михаилом Барышниковым, влюбленным в искусство титулованной «королевы фламенко». В новой постановке «Я, Кармен» Пахес решила доказать, что гордая Карменсита не ревнива и не взбалмошна («Такой ее увидели мужчины — Мериме и Бизе»). Хореограф на примере «Кармен» вывела свою формулу счастья («Во многих уголках земного шара я разговаривала с разными женщинами, записывала и анализировала их истории»): и без семьи жизнь не лишена достоинства, чести, интересов. В руках исполнительниц мелькают зонты, сумочки, книги, фартуки и веники, а не только веера и шали, привычно атрибутирующие танец испанок. 

Пахес разменяла шестой десяток лет, лицо ее выдает пережитое, но время бессильно против харизмы и рук — мягких, бескостных, вьющихся вдоль тела, как ветви диковинного дерева. Истаивающие мелодии меняются поэтическими строфами — от Сафо до Марины Цветаевой, и под их ритм артисты бьют чечетку, по-змеиному изгибают стан, перестукивают кастаньетами. В финале Пахес на русском языке призывает москвичек сторониться глянцевых журналов и оставаться такими, какими создала их природа. Зал заходится в восторженных овациях. 

Тайваньский театр танца «Небесные врата» — тоже любимый в Москве — показал спектакль «Рис» своего руководителя Лин Хваймина. Рис для Тайваня столь же сакрален, как танго для Аргентины и фламенко для Испании. Лин два года наблюдал за рисовыми плантациями, познал все стадии этого загадочного священнодействия, снимал видео. В цикличном порядке прорастания риса хореограф-философ увидел круговорот жизни: от рождения — к вечности. Картинки видео — колдовские и бескрайние — стали декорацией спектакля. Отрешенные и сосредоточенные движения 24 танцовщиков словно имитируют съемку в режиме рапида. Как в море, поднимаются и опускаются их ноги, руки, как под водой, смещаются оси тел. Во всем — умиротворяющая созерцательность, пластическая иероглифография восточной философии, не знающей хаоса и дисгармонии.

Совсем иная магия — снежная и зыбкая — в спектакле «Не забывай меня» легендарного режиссера-сказочника Филиппа Жанти, чьи поэтические опусы, созданные в соавторстве с хореографом Мэри Андервуд, свидетельствуют, что театр — не только чудеса техники и совсем не отражение ужасов жизни, причесанных под единый нецензурный стандарт. Театр — прекрасная греза, а спектакль — россыпь снов, видений и превращений. Многие из них — родом из детства, когда крошечная повозка со странными существами на линии горизонта обещает счастливые пути во взрослую жизнь. Другие сны — уже из взрослой жизни, где бездушные маски прирастают к лицам, и трудно понять, люди или куклы населяют мир. Владение ремеслом феноменально: не разгадать, как тряпичная голова снеговика сменяется «живой», или как под плоским полотнищем ткани, которую раскручивает артистка, оказываются несколько мужчин. 

Иллюзионный мир Жанти обосновался на перекрестке танца, драматического театра, акробатики, пантомимы. Джеймс Тьере (интервью с внуком Чарли Чаплина было опубликовано в прошлом номере нашей газеты) в спектакле «Красный табак» развивает преимущественно то же самое направление. В противовес чувственности, разлитой по сцене волшебником Жанти, мрачноватый мир Тьере вырастает из ностальгии старика-затворника, похожего на гофмановского Коппелиуса, который попал на пограничную полосу реальности и фантазий. Странные существа корчатся, рвутся куда-то вверх, взлетают, бегут, падают, переезжают из одного угла сцены в другие. Движутся и живут своей неведомой жизнью предметы — лампы, канцелярские принадлежности, фолианты, одноногий табурет. Фантастически послушные тела артистов «проникают» в предметы, вместе образуя диковинные композиции. Тьере, как все гости, планирует вернуться в Москву. Чеховский фестиваль, конечно, занят поиском новых идей и открытием новых имен, но круг своих давних друзей ценит особо. Фестивальные герои, как правило, возвращаются в Москву и не перестают признаваться в любви к России.