— Алло, Жерар! А ты знаешь, кто тебя сегодня расхвалил в газете «Культура»? Ха-ха! Жан-Мари Ле Пен! — звонит своему старому другу директор Госфильмофонда России Николай Бородачев, во многом «ответственный» за российское гражданство актера. На другом конце трубки небольшая пауза (видимо, работает переводчик) и заразительный смех.

— Приезжай поскорее, подарю тебе эту газету!

Глава одного из крупнейших фильмохранилищ мира свое обещание сдержал. Номер «Культуры» с эксклюзивным интервью нашей газете «великого и ужасного» отца французского национализма Жерару Депардье вручили. Правда, сам актер прилетел в Ниццу лишь на считанные часы. Из России, где он снимается в «Бирюзе» Филиппа Мартинеза — картине с чеченской тематикой — в роли гангстера. Коротко выступил с проникновенной речью о русской духовности со сцены выставочного центра «Акрополис» и уехал. В Москву. А может, и в Грозный...

Зал «Акрополиса» все эти дни был полон. Потомки эмигрантов первых двух волн, люди, недавно перебравшиеся из России на Лазурный берег, многочисленные российские актеры и режиссеры. Но большинство — французы. «Бедный, бедный Павел» и «Царская охота» Виталия Мельникова, «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» Александра Митты и «Цареубийца» Карена Шахназарова шли с французскими субтитрами. Французский «Распутин» — почему-то без субтитров. Говорят, продюсер фильма Арно Фрилле начудил. Так что многим «безъязыким» русским пришлось покинуть зал.

— Эх, жаль, что «Корона российской империи, или Снова неуловимые» показана не была, — полушутя делаю замечание организаторам фестиваля. Мой юмор понимают не все, но, кто понял, хохочут и начинают вспоминать знаменитую сцену с Роланом Быковым («лысым императором»), вступившим в потасовку с Владимиром Белокуровым («лохматым императором») за право быть эмигрантским «государем». Сцена по-советски глумливая, но не лишенная сермяжной правды. К слову, нынешняя претендентка в «императрицы» Мария Владимировна Романова, с деда которой во многом писался образ «лохматого», несмотря на приглашение, на фестиваль все равно не приехала. Никто не расстроился, а некоторые так и вовсе вздохнули с облегчением.

Вообще «Романовы и Ницца» — это отдельная тема. Здесь неоднократно бывали Александр II и Александр III со своими августейшими семействами и многочисленной свитой. Николай II распорядился построить здесь величественный Никольский собор, в крипте которого и сейчас располагается Музей русской колонии в Ницце. Одна из улиц города — бульвар Цесаревича — названа в честь наследника престола Николая Александровича, скончавшегося здесь в 1865 году (это именно вместо него, по-европейски образованного юноши, престол в итоге занял «самый русский» из последних Романовых — любитель водки и рыбалки, консерватор до мозга костей Александр III). Ну а проспект, ведущий к русскому храму, именуется avenue Nikolas II.

Не буду останавливаться подробно, но замечу, что в архитектурном плане ничуть не меньше, чем Никольский собор Ниццы, мне понравился храм Христа Спасителя в итальянском Сан-Ремо (также излюбленном месте Романовых и прочей дореволюционной русской аристократии). От французской Ривьеры сюда рукой подать на скоростной электричке. За символическую плату, приятно контрастирующую с довольно высокими евросоюзными ценами. Паспорта, разумеется, не проверяют — как между Россией и Белоруссией.

Видимой границы между Францией и Италией нет, но невидимая чувствуется сразу. Так, если на знаменитых Английской набережной Ниццы и каннской Круазетт, помимо разгульной цветной молодежи, постоянно мелькают развязные пары седовласых геев (вспомним недавно нашумевший французский закон о содомитских браках) и дамы с колясками, в которых вальяжно восседают... разжиревшие декоративные собачки, то в Италии бьет ключом традиционная жизнь. Множество семейных пар с маленькими детишками, кое-кто даже в национальных костюмах. Особенно в приграничной Вентимилье — старинном итальянском портовом городишке, не слишком прославленном среди туристов.

Вообще, чем меньше туристов, тем интереснее. И пафосное княжество Монако со своим Монте-Карло, знаменитым казино и гонкой «Формула-1» впечатляют куда меньше, чем провансальская глубинка. Например, тот же французский Грасс, куда туристы приезжают в основном на местные парфюмерные фабрики (действие «Парфюмера» Патрика Зюскинда происходит как раз таки в этом городке). И мало кто знает, что именно здесь несколько лет жил Иван Бунин.

— О-о-о! Иван БунИн! При НобЕль! «Ля ви АрсенЕфф»! — грасский полицейский Ален решил удивить меня своими познаниями русской литературы...

— Вам будет очень сложно самому найти это место, но я покажу, — продолжает страж порядка по-английски, после чего берет карту города и резво ставит крестики, попутно демонстрируя свои познания русского языка: «Изба нумеро один, изба нумеро два!» — Ален отмечает примерное расположение двух вилл, где когда-то жил классик.

Времени было немного, а потому найти удалось лишь одну — «Бельведер», где сейчас, разумеется, нет никакого музея, но живет простой французский доктор. Мне удалось забраться на двухметровый забор и сфотографировать скромный двухэтажный домик. Куда более скромный, чем тот, что изобразил Алексей Учитель в «Дневнике его жены», снимавшемся в Крыму.

Впрочем, французы помнят Бунина. Недалеко от «Бельведера» находится небольшой, но весьма живописный парк Принцессы Полины, где установлен бюст писателя. Малосимпатичный в художественном смысле, но все же лучше, чем ничего...

Но вернемся на Лазурный берег. Сегодня русских здесь едва ли не больше, чем до революции и даже в годы первой эмигрантской волны. Тех, кто родился еще в Российской империи, сегодня уже не осталось. Их дети пребывают в весьма преклонных летах, но немало и тех, кто пытается «примазаться» к русской аристократии. Раздражение от этого в разговоре со мной никак не может скрыть выдающийся французский русист профессор Рене Герра, изучающий русский язык и культуру с детских лет. Еще в 50-х годах прошлого века он познакомился с представителями той самой «первой волны». Позднее молодой Рене несколько лет служил личным секретарем известного прозаика-эмигранта Бориса Зайцева, работал переводчиком-синхронистом. Сегодня господин Герра — глава Ассоциации по сохранению русского культурного наследия во Франции, владелец уникальной коллекции документов, в которой немало материалов из личных архивов Ивана Бунина, Ирины Одоевцевой, Юрия Анненкова, Георгия Адамовича и многих других деятелей русской культуры.

— Вот этот?! Да он по-русски и говорить-то почти не умеет! — весьма неприязненно отзывается профессор об одном эмигрантском деятеле. Кстати, отзывается на чистейшем литературном языке Пушкина и Достоевского, без малейшего акцента, даром что чистокровный француз. Пожалуй, более русского человека, чем Герра, я во Франции так и не встретил...

— Ну а что? Мне здесь нравится. Работаю в отделе логистики «Касторамы», получаю две тысячи евро. Маловато, конечно, но я уже подал документы на французское гражданство, после чего попробую устроиться в жандармерию, там и зарплаты выше, и льгот много, — 28-летний Тимофей перебрался на средиземноморское побережье Франции шесть лет назад и теперь готов вовсе отказаться от российского гражданства. Хотя по родине скучает, каждый год бывает у родителей в своем южнорусском городишке.

Именно таковым может быть скорый итог Русской Ниццы и других французских городов, пока еще хранящих след дореволюционной русской культуры. Потомки белоэмигрантов скоро уйдут, а благодаря пассионарным энтузиастам-французам, наподобие Рене Герра, сохранить можно только артефакты. Воспетую же Депардье русскую духовность здесь можно возродить только в том случае, если наши соотечественники будут приезжать сюда не только ради длинного евро, удачного шопинга или комфортного пляжа, но и во имя более высоких целей. И в этом смысле лично мне кажется, что первый блин российского Госфильмофонда, испеченный в жаркой Ницце, вышел отнюдь не комом.