Баланчин поставил «Аполлона» (тогда балет назывался «Аполлон Мусагет») для труппы Сергея Дягилева начинающим 24-летним хореографом, и спектакль оказался главным событием последнего парижского сезона знаменитой антерпризы. Первым Аполлоном стал Сергей Лифарь, он был ровесником Баланчина. Сегодня титульную роль в Большом тоже танцуют молодые: Семен Чудин, Артем Овчаренко, Владислав Лантратов. Покровитель искусств мужает среди муз: Терпсихоры, Полигимнии и Каллиопы — их роли также отданы юным солисткам. Театр восстановил полную версию балета.

Накануне премьеры мы расспросили о работе балетмейстера-постановщика Викторию САЙМОН — верного хранителя баланчинского стиля, сотрудника Фонда Джорджа Баланчина.

культура: Для Баланчина многое было в этом балете впервые. Георгий Баланчивадзе привыкал к своему новому имени, придуманному Дягилевым. Впервые работал со Стравинским, что сплотило их творчески и сдружило на целую жизнь. А что для Вас «Аполлон»?

Саймон: Тоже — первый. Увидела этот балет еще ребенком, и он настолько потряс мое воображение, что я сразу сказала, что хочу быть только балериной. Маме ничего не оставалось, как отвести меня в Школу американского балета при труппе Баланчина «Нью-Йорк Сити балле». Ученицей я стала сладким Леденцом в «Щелкунчике» Баланчина. Потом пришла в труппу, и уже более 45 лет ставлю его спектакли в разных странах мира. Так что вся моя жизнь связана с Баланчиным.

культура: Вы танцевали в этом балете?

Саймон: Нет. Баланчину нравилось, когда муз танцевали высокие балерины, для меня были иные роли — соответственно небольшому росту.

культура: Хореографический текст этого балета известен и многим артистам вполне по силам, но «Аполлоны» — а их немало в мире — далеко не всегда становятся шедеврами. В чем сложность?

Саймон: В балете — четыре главные роли, каждая со своим характером. Аполлону — сложнее всего: он — и ребенок, и бог, проходит путь от рождения до восхождения на Олимп. Танцовщик должен чувствовать лирику, но и обладать сильной волей. Аполлон игрив, как дитя, и в то же время — он судья: оценивает и выбирает муз. Их — три. Каллиопа — муза эпической поэзии — занята сочинением стихов, и только в финале показывает стихотворение Аполлону, но оно ему не нравится, и она удаляется в печали. Полигимния у Баланчина отвечала за пантомиму, танцует с закрытым ртом, но вдруг — по ошибке — открывает рот, чем вызывает недовольство Аполлона. И только танец Терпсихоры очаровывает его: «Ты моя избранница, я станцую с тобой, но сначала покажу свою вариацию».

культура: Вы цитируете Баланчина?

Саймон: Да, именно так он говорил. Каждому герою, репетируя, придумывал монологи — не знаю, откуда он черпал идеи, но развивал их постоянно.

культура: В конце прошлого сезона Большой театр объявил, что Аполлона станцует Дэвид Холберг, однако его нет в составах...

Саймон: У Дэвида травма ноги — это единственная причина его отсутствия. Надеюсь, что он войдет в спектакль скоро — врачи уже разрешили ему заниматься и репетировать. Сейчас в балете участвуют три состава, и каждый по-своему интересен. В Большом прекрасные танцовщики, чего удивляться? Они легко осваивают текст, сложнее для них — воспринять музыкальность Баланчина, нюансы его стиля.

культура: «Аполлон» считается образцом неоклассического стиля Баланчина. В чем его секреты?

Саймон: Например, Баланчин не сводит движения к святая святых классики — пятой позиции, ступни Аполлона часто ставятся параллельно. Баланчин, гениальный хореограф, модернизировал классический балет и расширил его технические возможности. Ввел пируэты на чуть согнутой опорной ноге или высоченные подъемы ног в арабесках. Необычны для классического балета подвижные запястья, положения рук. Те движения, что Баланчин видел на улице — как дети закрывают руками глаза от солнца или девушки тянут руки к небу, он переносил на сцену. Конечно — в адаптированном виде. В классических па-де-де главная — балерина, а у Баланчина танцовщики всегда участвуют на равных с ней, часто выполняя те же движения.

Чрезвычайно важна в балетах Баланчина музыка. Согласна с теми, кто называет его хореографию визуализацией музыки. Он видел музыку и точно выражал ее в пластике.

культура: В Большом — целая копилка балетов Баланчина. Удалось посмотреть?

Саймон: Мне кажется, что это отличное сочетание: Большой и Баланчин. Видела только «Драгоценности». Артисты уловили разницу стилей в триптихе, эта разница определяется у Баланчина музыкой: классически совершенный Чайковский, джазовый Стравинский в «Рубинах» и очень французский Форе. Труппа передает три разных аромата и делает это талантливо. «Аполлон» — иной стиль, очень строгий, как греческая архитектура. Отчасти и потому, что нет никаких ярких цветовых сочетаний: только черный, белый и телесный. Статуи в Парфеноне мне кажутся застывшими в позах танца из «Аполлона».

культура: В балетах Баланчина немало автобиографических моментов. Есть ли они в «Аполлоне»?

Саймон: Баланчин был очень молод, когда ставил этот балет, и автобиографичен он разве в смысле преклонения перед дамами, которых автор обожал и в жизни, и на сцене. Один мужчина и три женщины. Такое сочетание он очень любил...

В спектаклях Баланчина встречаются парафразы из личной жизни. Помню, как он ставил один из последних своих балетов на Патетическую симфонию Чайковского: в финале выходил мальчик и задувал свечу. Мы сразу поняли, что Баланчин говорит о собственной смерти, предчувствует ее.

культура: Фонд Баланчина обречен на постоянные заказы?

Саймон: Спрос на баланчинские балеты велик: каждый театр считает своим долгом ставить не только современную хореографию, но и классику, а Баланчин сейчас уже, конечно, классик.