О чем говорят мужчины

Елена ФЕДОРЕНКО

13.09.2018

Японский театр кабуки продолжает гастроли в Москве, следующая остановка — Санкт-Петербург.

«Есть Япония, которую вы не знаете» — один из девизов перекрестного Года культуры России и Японии. Визит известной труппы Тикамацу-дза театра Сётику Гранд Кабуки — его главное культурное событие. Организовал турне неутомимый Театральный фестиваль имени Чехова, 15 лет назад уже знакомивший москвичей и жителей Северной столицы с артистами из Токио. Отношения сложились не только партнерские, но и дружеские. Нынешние выступления вдохновляет еще одна памятная дата — 90 лет назад с триумфальным успехом труппа кабуки показала свои спектакли в Советском Союзе. Это были первые зарубежные гастроли театра абсолютной национальной самодостаточности. Да и сейчас артисты предпочитают домашние стены, покидают их нечасто.  

Наши знания о загадочной сценической эстетике кабуки достаточно формальны. Возраст — 400 лет, на сцене выступают исключительно мужчины, артисты, играющие женщин, называются «оннагати». Возраст не имеет значения, в почтенные 70 лет можно выйти в образе юной гейши. Репертуар сохраняется цепко, хотя и появляются новые спектакли. Неизменны традиции отточенной веками актерской техники, ее осваивают с детства, впитывая тайный сплав движения, речи, танца, пения, фехтования, акробатики, — на это уходит не менее трех десятилетий. Особая статья — умение носить многослойные костюмы, черные парики и сложный грим, похожий на маску.

Европа ездит на японских автомобилях, заказывает в ресторанах суши и роллы, осваивает чайные церемониалы, увлекается дзюдо и айкидо, создает икебаны, не пропускает фильмов о самураях и ниндзя, но культура кабуки для нее остается таинственной и непостижимой, странной и манящей. Она замкнута законами своей системы, где регламентированы чувства, упорядочены движения, определен язык поз, каждый жест и каждый взгляд наполнен определенным смыслом. Цвета и детали костюма и грима, прически и обуви транслируют важную информацию о социальном статусе, характере, эмоциях, нраве и даже судьбе персонажа. Окутанные шелком и парчой актеры не играют, а священнодействуют. Инопланетная театральная цивилизация так же необъяснима, как каллиграфические завитки иероглифов. С привычными для нас мерками к национальному достоянию Страны восходящего солнца не подступиться. А потому единственный выход — созерцать эту безупречно организованную гармонию. И это — наслаждение высшего порядка. Экзотические образы возбуждали фантазию Станиславского, Мейерхольда, Таирова, вдохновляли Мориса Бежара, Начо Дуато, Джона Ноймайера, тревожили сердце Сильви Гиллем.

России преподнесли спектакли двух жанров: бытовой, или семейной, драмы и танцевальной интерлюдии. Музыкальный ансамбль и распевы вокалистов сопровождают сценическое повествование. Где-то за сценой грохочут большие барабаны, иногда выстукивают ритмы тайко поменьше, они появляются в руках исполнителей. Дробь отбивают деревянные сандалии гэта — дополнительный музыкальный инструмент. Степенные повествователи напевным речитативом рассказывают историю, что разворачивается на сцене, субтитры-переводы — на экранах. Комментируют все происходящее бесстрастно и буквально: «Медленно и спокойно он подходит к тигру и, надев очки, рассматривает зверя»; «Она говорит, задыхаясь от слез»; «Он складывает руки и склоняет голову в размышлении»; «Жена долго смотрит им вслед».

Декорации похожи на старинные японские гравюры: то павильон игрушечного домика с перегородками, окнами и ширмами; то панно с цветущей сакурой и розовое дерево по центру подмостков. На глазах у публики рабочие в черных комбинезонах с капюшонами на головах меняют одежду сцены. Они же помогают актерам переодевать пышные костюмы, завязывать широкие пояса, подкрашивать стрелки жестких носогубных складок.

Нехитрые сценические приемы, открытая условность, красочный живописный антураж напоминают глубокую медитацию, трогательно-красивое, бесконечное сновидение. В основе первого спектакля «Кэйсэй Хангонко» — пьеса Тикамацу Модзаэмона, которого называют японским Шекспиром, сочинена более трех веков назад. Художник Тоса живет отшельником в деревне. К нему приходят ученики. Один из них отличился и получил от наставника заветную награду — кисть и псевдоним Тоса. Старший воспитанник Матахэй, закомплексованный растерянный заика, видит в этом козни злого рока. Несправедливость толкает его свести счеты с жизнью, бесстрашная жена без колебаний готова умереть вместе с мужем. Двойного самоубийства удается избежать — прощальный рисунок Матахэя «проходит» через каменную чашу и «проступает» на обратной стороне. За это чудо он тоже получает право носить имя учителя. Спектакль — рассказ о жизни художников, волшебной силе искусства, благородстве и крепости семейного союза. От старинных традиций кабуки — цветочная тропа: актеры медленно и торжественно идут из глубины зрительного зала на сцену. Этот прием когда-то пленил Николая Охлопкова, и во многих своих спектаклях он выстраивал «дорогу цветов».

Образ путешествия — в танцевальной интерлюдии «Ёсинояма». Девушка спешит к любимому, ее сопровождает слуга, чье странное поведение можно понять, успев прочитать в программке, что в прошлом он был маленьким лисенком и его шкурку натянули на барабан, который прижимает к груди спутница. В памяти всплывают сцены давних битв, гибель отважного воина, ратные подвиги и расставания. Высокое соседствует со смешным, радостное — с печальным. Путь-дорога дарит им встречу с клоуном и охранниками правителя. Эпизоды складываются в изысканный пластический пазл. Плавная грация, покачивания корпуса, легкие приседания, тягучие наклоны, крохотные шаги, ориентальная вязь гибких рук. Сдержанный диапазон замедленных движений сопровождает невероятная внутренняя концентрация исполнителей. Отточенные эффектные позы не кажутся постановочными трюками, а зрители погружаются в состояние радостного спокойствия и нежного умиротворения. Кстати, в Японии актеры кабуки не выходят на поклоны, чтобы не разрушать послевкусия от спектакля, он заканчивается закрытием занавеса. Так принято в стране, где странным образом сочетаются компьютерный прогресс высоких технологий с упрямой верой в старинный театр, застывший в своих канонах и символах.


Фото на анонсе: Андрей Никеричев/mskagency.ru