Алексей Гуськов: «Нам только кажется, что мы хорошо знаем «Евгения Онегина»

Денис СУТЫКА

06.04.2018

Театральное агентство «Арт-Партнер XXI» представило на сцене театра «Содружество актеров Таганки» премьеру спектакля «Онегин-блюз». Режиссер иронической драмы — Михаил Цитриняк. В проекте заняты народные артисты России Алексей Гуськов и саксофонист Игорь Бутман. О том, способен ли сегодня Пушкин собрать полный зал и как время отражается на классике, корреспонденту «Культуры» рассказал Алексей Гуськов.

культура: Понятно, что говорить будем о Пушкине, но начну издалека. Если бы Вам — как продюсеру и актеру — подложили вот такой сюжет: в топ-менеджера банка влюбляется стажерка, но он не готов разделить ее чувства. Спустя годы они случайно встречаются, и герой внезапно осознает, что именно она женщина его жизни, однако та уже замужем. Вас бы заинтересовала такая история?  
Гуськов: (Смеется.) Как замечательно и просто вы переложили сюжет «Евгения Онегина» в наше время. Очень весело и забавно. При этом не думаю, что нырнул бы в такую историю, потому что так, как вы ее изложили, она звучит не слишком привлекательно. Любой классический сюжет можно переложить таким образом. Но дело же не только в сюжете, вернее, в конфликте. Их, кажется, всего 26, а тот, кто придумает 27-й, получит Нобелевскую премию.

Однажды, например, слышал следующий пересказ «Ромео и Джульетты»: у «солнцевских» была «герла», а у «подольских» — пацанчик. И вот они полюбили друг друга, а дальше такое началось... Поэтому ваш вариант про менеджера вполне может сойти за логлайн романа Пушкина. Но «Евгений Онегин» — это больше, чем просто сюжет, за ним стоит большое размышление о судьбах героев. Нам всем кажется, что мы достаточно хорошо знаем это произведение, но на самом деле только в рамках своих представлений. Гениальность Пушкина и состоит в том, насколько близко он совпадает с нашим собственным опытом, с нашими размышлениями о жизни... У всех есть опыт несчастной и счастливой любви, опыт потерь и обретений. Когда зрителю доходчиво и наглядно доносят великие строчки поэта, он благодарно вспоминает нечто свое. Вы же сами видели, как на премьере зал повторял вместе со мной: «Уж реже солнышко блистало, короче становился день». Кроме того, это радость приобщения к чему-то большому, как для зрителей, так и для исполнителей.

культура: Как появилась идея сделать моноспектакль по Пушкину с вкраплениями блюза и классической музыки?
Гуськов: Шесть лет назад встретился с Игорем Бутманом. Почитал ему стихи, и он сказал, что раньше делал нечто подобное с Михаилом Козаковым. Я говорю: «Слушай, у меня есть мечта взяться за «Онегина». Удивительное произведение, которое меня тревожит начиная со студенческих лет. Давай что-нибудь придумаем?» Дальше это «давай придумаем» растянулось на шесть лет. К моменту, когда мы вернулись к идее, Онегин уже пришел ко мне в Театре имени Вахтангова в блистательном спектакле Римаса Туминаса.

культура: Кстати, как Римас Владимирович отнесся к Вашему «загулу на сторону», да еще с «Онегиным»?
Гуськов: Первое что я сделал, когда мы с Игорем вновь обратились к этой истории, подошел к Римасу Туминасу и рассказал о замысле. «Могу ли я как-то осуществить ее и потом исполнять вне стен театра, потому что на сегодня являюсь частью вашей версии?» Он сказал: «Ну не я же написал «Евгения Онегина». Я сделал свою версию. Иди и делай свою». На днях даже интересовался, как прошла премьера.

культура: И как, кстати, Ваши впечатления?
Гуськов: Впечатления самые положительные: зритель нашу трактовку принимает, несмотря на какие-то просто технические накладки, несмотря на существующие еще шероховатости в соединении разных жанров. У нас ведь в спектакле — и балет, и скрипичный квартет, и тенор, саксофон Бутмана и рассказ актера. Кто же я там? Не Онегин, не Ленский и не Пушкин. Я человек из толпы.

культура: Каждый режиссер по-своему трактует сюжет «Онегина». О чем Вам как исполнителю хотелось поговорить со зрителем?
Гуськов: Со зрителем хотелось поговорить о «душах холодных и ленивых». Онегин, по классическому определению Белинского, — человек «лишний», который ни в чем и никогда не участвовал ни сердцем, ни душой. Человек, которому все досталось само собой: усадьба, образование; люди, его окружающие. Он сознательно отстранен от жизни. И пришедшую к нему любовь он тоже принимает как должное. И лишь в конце жизненного пути понимает, что самым ценным и главным были чувства и письмо провинциальной девочки: «я знаю, ты мне послан Богом», «то воля неба: я твоя».

культура: На премьере был аншлаг. Как Вам со сцены показалось: какая часть публики пришла на актера Гуськова, какая на музыканта Бутмана, а кого собрал под одной крышей Пушкин?
Гуськов: Думаю, на Игоря — процентов 30, на меня — процентов 30, а все остальные — в общем-то, случайные зрители, которые пришли скоротать вечер. Подозреваю, на Пушкина пришла очень маленькая часть. Без обид, но мне так кажется. Манкость нашей истории для зрителя в том, что классические, знакомые строчки, пройденные в школе, вдруг, оказывается, звучат современно и сегодня. И плюс музыка: и струнный квартет, и саксофон Бутмана создают настроение, атмосферу и восторг.

культура: Вы играете две разные трактовки «Онегина». Не вызывают ли они диссонанса в Вашем актерском организме?
Гуськов: Нет. Не вызывают, а, наоборот, взаимодополняют друг друга. Я себя даже поймал на мысли, что спектакль Туминаса способствует работе над «Онегин-блюз», а тот в свою очередь наполняет новыми красками мою роль в вахтанговской постановке.

культура: В одном из недавних интервью Вы сказали, что «классика каждые 7–10 лет проходит ревизию». Что Вы имели в виду?
Гуськов: Помните, как Качалов читает «Воскресение» Толстого? Он модулирует голосом каждую реплику, расставляет акценты. Если, к примеру, идет описание жизни Катюши, то он поднимает интонацию вверх и добавляет женственности. У него ритм и подача романа своего времени, в ритмах жизни начала XX столетия. Сейчас ритм жизни во много раз быстрее. Но ритм — это лишь скорость подачи материала. А классика потому и зовется классикой, что рассказывает о самом главном — о природе человека, которая не меняется со времен Адама и Евы. Достоевский говорил, что человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется. Говоря о ревизии, я имел в виду не одевание классиков в современный костюм, не перенесение героев в наши реалии в виде менеджеров банка и прочее, а именно то, что лишь классика дает возможность проследить в своих вечных сюжетах и конфликтах, как в наше время самосочиняется человек. В итоге зритель, проведя с нами 2,5 часа, может сопоставить себя со временем, задуматься о наследии, нам оставленном, о своих корнях и просто о том, становимся ли мы лучше.  

У Григория Кановича в произведении «Слезы и молитвы дураков» есть замечательный абзац. Один из его героев говорит, что у него болит душа. Ему отвечают: «Больное время — больные души. Надо лечить время». На что герой отвечает: «Надо лечить себя, и тогда выздоровеет и время». Все смысловые акценты расставляем мы, а время ни при чем. И поэтому классика и есть классика, что она вне времени, так же как и природа до сих пор не разгаданной человеческой души.

культура: В этом году у Вас планируются две кинопремьеры...
Гуськов: Пока одна — комедия «Вечная жизнь Александра Христофорова». Фильм выйдет на экраны 18 октября. У нас замечательный актерский состав: Оксана Фандера, Игорь Угольников, Станислав Любшин, Лидия Вележева, Роман Курцын и другие. Этот фильм, как и все мои последние картины, повествует о любви как высшем подарке человеку в жизни. Но что он должен сделать, чтобы получить его? История начинается с того, что герою снится сон. К нему на панихиду никто не пришел — ни близкие, ни просто друзья. Никто! Было несколько сослуживцев, да и те ни одного доброго слова не сказали. Он проснулся в холодном поту, посмотрел на свою жизнь и совершил определенные поступки, которые подарили ему любовь.