Елена ФЕДОРЕНКО

16.11.2016

Театр имени Евгения Вахтангова отметил свое 95-летие московской премьерой античной трагедии «Царь Эдип».

Спектакль, поставленный Римасом Туминасом, родился нынешним летом в Греции и был показан в древнейшем амфитеатре, построенном в Эпидавре в IV веке до н.э. Софокл написал «Царя Эдипа» столетием раньше. В античности здесь не устраивали зрелищ, а врачевали тело и душу, в лечебные процедуры входили медитации и чтение гармоничных текстов — их-то и слышали на северо-восточном побережье Пелопоннеса.

Сегодня в амфитеатре дают представления, но ощущение того, что он построен для исполинов, не покидает. «В гигантском божественном сооружении ты ощущаешь себя крохотным и открытым всем силам природы. Вокруг 15 тысяч зрителей, над головой — небо, под ногами — тысячелетние камни, поют птицы, стрекочут сверчки, но в самые важные моменты звуки природы замолкали, словно помогая нам. Репетиции начинались поздним вечером, а завершались уже ночью — тогда успокаивался зной и смолкал экскурсионный гул», — вспоминает Людмила Максакова, исполнительница главной женской роли. 

Спектакль создавался в дружественном тандеме вахтанговцев и Национального театра Греции. Герои трагедии — русские артисты, хор — эллины. Играют на своих языках. Но это не гремучая смесь или провокация, просто-напросто трагические страсти и нравственные тупики не имеют конкретной прописки. Восторженно принятые на родине античной драмы вахтанговцы взяли «Эдипа» в московскую афишу, чтобы отпраздновать юбилей театра. По окончании актеры вышли к журналистам и за бокалом шампанского ответили на несколько вопросов. 

Переезд в сценическую «коробку» оказался делом непростым и хлопотным, но игра стоила свеч. Если бы не случилось «Царя Эдипа» в Эпидавре, к памятной дате Туминасу — кудеснику античного масштаба — все равно пришлось бы заглянуть «в лицо трагедии». Капитану вахтанговского корабля претят церемонные банальности юбилеев, он всматривается в вечность, чувствует землю и звезды, просит актеров играть «по законам небес», поднимает внутренний мир человека над проблемами сиюминутными. Его влекут темы фатума, расплаты за ошибки — вольные и невольные, ситуации мифов, давно ставшие нарицательными.

Фабула здесь — путь к мифу. Оракул предсказал царю Лаю погибель от руки родного сына. Потому новорожденного отняли у матери Иокасты и велели пастуху бросить ребенка на съедение хищникам. Пастух пожалел младенца и отдал его бездетному главе соседнего царства. Тот назвал мальчика Эдипом и воспитал наследником. Спустя годы злой рок настигает героя. Он убивает родного отца и женится на его вдове Иокасте, то есть на своей матери. 

Эдипа играет Виктор Добронравов — мощно и точно. Его единственный недостаток — молодость, бодро сметающая эксцессы бед и расставаний. В каждой ипостаси Эдипа актер передает прочную основу. Храбрая дерзость юности (он спас город, победив Сфинкса, за что и получил в жены Иокасту). Самоуверенный цинизм правителя. Нежная привязанность к семье. Леденящее душу признание невольной вины и греховности: отцеубийство и инцест. Страшное наказание — Эдип выкалывает себе глаза булавкой жены, оказавшейся матерью: «На что смотреть мне ныне?»... 

«Культура» расспросила Виктора Добронравова о роли и услышала: «Я играю человека, а не царя. Поверьте, Римас Туминас удивится, если вы попытаетесь уточнить у него, когда происходит действие и какого правителя он имеет в виду. Страсти человеческие бессмертны, они — навсегда. Только так можно сегодня исполнять классику. Ошибка моего героя в том, что он приравнял себя к богам, узурпировав власть. Но мир его переворачивается — он наказывает себя слепотой и в тот же момент прозревает, обрекая себя на изгнание. Такой вот парадокс».

Вахтанговцы играют трагедию Софокла как внятную человеческую историю. К высотам эпическим, при внешней статике и бушующих внутри безднах эмоций, взлетает только Людмила Максакова в роли Иокасты. Ее мир рушится гораздо раньше. С неистребимым женским желанием уберечь близких, принять боль на себя, она пытается спасти семью от позора, остановить мужа-сына в его желании докопаться до истины. «Это лучший спектакль Римаса, потому что он — об осмыслении человеком своего присутствия в этом мире: ради чего он сюда пришел. Вы спрашиваете, что делать человеку, если его судьба предопределена? Ответ несложный: не убивать, не грешить, не возноситься в своих амбициях».

В режиссуре Туминаса бьется какое-то мистическое предназначение театра. Фантазия — причудлива и предлагает невероятные картинки-метафоры. Хотя начинается все достаточно беззаботно: прыгают девчушки, почти кривляется Жрец, и кажется, что нам представят еще один парафраз мифологического сюжета. Но — нет. Как в воронку затягивает трагедия. Мудрый старец Тиресий, Евгений Князев, своим монологом, балансирующим на грани мучительного знания и грустной иронии, погружает в детективные бездны: «Зришь ныне свет — но будешь видеть мрак». Вот трудный разговор Эдипа и Иокасты: он — в белом костюме, она — в траурном черном платье. Атакующая лейттема гоплита, глаз не отвести от Крылатой девы — мифическое существо гипнотизирует. На фоне крепко действующих символов, а каждый из них проявляет грани истово-беспощадной трагедии главных героев, некоторые актеры сбиваются на игру понарошку, привычную, бытовую. Избежать издержек русской психологической школы удается Максиму Севриновскому — Домочадцу царской семьи с перебинтованным лицом: «Мой персонаж разделяет с Эдипом бессознательный гнет рока. Он знает, что случится, но не может, конечно, помешать этому, и в его силах только бросить горький крик — небесам, которые оказались так жестоки. Монолог отчаяния дорог мне — он полон смыслами и болью. Мне нравится наблюдать за греческим хором, для них текст Софокла не литературный памятник, он живой и актуальный, традиции античности там в крови». 

С молодым актером трудно не согласиться. Как и положено традиционному древнему хору, он — и плакальщик, и рассказчик, ведущий действие, и его комментатор. Многоголосные песнопения, речитативы, мелодекламации (сложные партитуры сочинил Теодор Абазис) исполняют колоритные греки разных возрастов и телосложения в черных костюмах и черных шляпах. Фабульные перипетии сопровождают щемящие мелодии Фаустаса Латенаса, давнего партнера режиссера. Музыка и действие дышат вместе. В одной из сцен поет саксофон в руках Эдипа. «Все, что делается в жизни, для чего-то нужно, — поясняет Виктор Добронравов. — Оказывается, мне надо было отучиться в музыкальной школе, потом 16 лет не притрагиваться к инструменту, чтобы на реплику Римаса Туминаса «Хорошо бы здесь зазвучал саксофон» ответить: «Я умею».  

Художник Адомас Яцовскис — тоже единомышленник Туминаса — распахнул сцену и погрузил ее во тьму. По центру — образ тщеты богатства и славы: колесо Фортуны в виде огромной трубы-цилиндра, чье движение беспощадно. Когда из ее отверстий валит пар, кажется, театр заполняется адским дыханием. Труба возносит людей на вершины, и она же их забирает, проходясь по телам, как катком. От этого пожирающего детей Молоха попытаются в финале убежать две девочки в белых платьях — Антигона и Исмена, дочери Эдипа и Иокасты. А когда страшный вал покатится к рампе, по залу пронесется вздох ужаса. К катарсису, очищающему души, призывает театр. На поклонах актеры кладут руки друг другу на плечи и без всякого жеманства начинают двигаться в ритме сиртаки. Тут тоже символ — радости, как считают на родине Софокла. Ведь спектакль — праздник. В этом не сомневался основатель театра Вахтангов, в этом не сомневается и Туминас.

Судьба «Царя Эдипа» сложится необычно: он будет появляться в Москве нечасто и играться блоками, ведь привозить греческий хор не так просто. В ближайшем будущем — выступление на Международном культурном форуме в Петербурге, чуть позже — в Израиле и, возможно, в Италии. «Царь Эдип» не оставит и режиссера: весной Туминас покажет одноименную ораторию Игоря Стравинского в Музтеатре Станиславского и Немировича-Данченко.