17 ноября в столичном Доме кино (а следом - на площадках двух десятков российских городов) открывается 34-й Международный студенческий фестиваль ВГИК. Однако этим юбилейные торжества в честь 95-летия старейшего в мире киновуза не исчерпываются — на середину декабря запланирован праздничный вечер в новом Учебном театре.

«Новый, новое, новая» — подобные эпитеты весь текущий год сопутствуют ВГИКу. Свежеотстроенный корпус — стекло и сталь, 54 метра в высоту, 20 000 «квадратов» площади — заработает на полную мощь к концу 2014-го. Только что прогремел Кинопоезд «ВГИК-95». Студенты и педагоги, среди которых — наши лучшие режиссеры и легенды отечественного экрана, проехали по стране, возвращая надежду: у нас опять появится объединяющий людей великий кинематограф.

За эффектными событиями спокойно, без помпы прошел юбилей Владимира Малышева. Человека, вынесшего на своих плечах (так же скромно, не стремясь фигурировать на переднем плане) и техническое переоснащение, и возведение нового корпуса, и путешествие от Москвы до Владивостока.

65-летний ректор ВГИКа охотнее рассказывает о работе, чем о себе самом. Но главный редактор «Культуры» Елена ЯМПОЛЬСКАЯ все-таки попыталась проникнуть в душу того, кто держит в своих руках будущее отечественной кинематографии.

Страна полуграмотности

культура: Какой крест у ректора самый тяжелый? Строительный, хозяйственный? Общение с коллегами, с начальством?
Малышев: Самый тяжелый — сочетание хозяйственных забот. Потому что во ВГИКе под этим подразумеваются еще и новые технологии. Сейчас, после открытия нового корпуса, без паузы, собираемся реконструировать учебную студию — это раз. И вторая задачка: есть у нас старое общежитие, хотим его снести и построить на этом месте центр инновационных технологий. Чтобы проводить там переподготовку действующих кадров, ну и студентов учить с опережением — ведь в нынешнем кинематографе технологии меняются каждые 3–4 года. Хотелось бы, чтобы государство нам в этом помогло. ВГИКу очень повезло, когда Владимир Владимирович Путин в 2009-м выделил деньги на переоснащение. Мы даже купили камеры «Алекса» — в кинокомпаниях по одной такой, а у нас несколько. Но сейчас наши педагоги начинают мне рассказывать, что впереди новая кинотеатральная революция. И отставать никак нельзя.

культура: Вы в этом свободно ориентируетесь или доверяете специалистам? Ведь сейчас зачастую даже в новомодном гаджете разобраться не так легко.
Малышев: С грустью понимаю, что уже отстал от развития гаджетов и вряд ли догоню. Разве только на пенсии. Насчет кинотехнологий — конечно, надежда на специалистов. Каким бы шустрым ни был руководитель, все равно он не справится без команды, где каждый тянет свою лямку. Вообще ректор должен заниматься прежде всего учебным процессом. Когда я пришел сюда, у меня были мечты: наконец похожу на сценарный факультет, на актерский, на режиссуру, лекции послушаю, — сам-то экономику оканчивал. Меня это очень прельщало. Думал, в основном буду активно участвовать в развитии учебного процесса. Потому что, поработав на практике, все-таки понимаешь, что и во ВГИКе надо менять кое-какие подходы. Безусловно, сохраняя традиции, советуясь с мастерами, но все-таки вводить определенные новшества. Допустим, у нас есть более 500 фильмов, обязательных к просмотру. И это правильно — если ты хочешь работать в кинематографе, ты должен знать его историю, знаковые ленты каждого периода. А вот некоторые новые фильмы, в основном иностранные, не очень нравятся педагогам старшего поколения — и они всячески уклоняются от их просмотра и обсуждения. Я все понимаю, но, с другой стороны, это тоже этап развития кинематографа. Наряду с «Потемкиным», хочешь — не хочешь, надо смотреть и «Аватар». 

культура: Тем не менее Вы жестко ратуете за академическое образование в рамках отечественной традиции. Возникшая пару лет назад идея открыть в России американскую киношколу вызывала у Вас резкое неприятие.
Малышев: Во-первых, я считаю это неправильной постановкой вопроса. 

культура: Идеологически?
Малышев: Всячески. Начиная с экономики. Почему государство должно за свой счет приглашать американских педагогов? Сначала хорошо бы создать частную школу, которая наберет студентов, обучит их, продемонстрирует свои преимущества, а уж потом и государство могло бы к этому подключиться. Но вопрос изначально ставится так: дайте бюджетные деньги, мы позовем заокеанских специалистов. Кстати, во ВГИКе ежегодно проводятся 25–30 мастер-классов. Самых именитых мастеров приглашаем со всего мира. Но попросту заменить одну систему другой — значит потерять отечественную киношколу. У других стран давно была возможность научиться все делать по-голливудски, но что-то я в Европе не заметил американских школ... Видимо, собака зарыта в другом: вырисовывается желание некоторых продюсеров и дальше четко разделять кинематограф на рыночный, создающийся ради заработков, и авторский. 

культура: Тогда как лучшие образцы советского кино — причем количество таких образцов исчисляется сотнями — совмещали бешеную кассовость и яркую художественность. Народ рвался смотреть фильмы, снятые в индивидуальной авторской манере. Почему?
Малышев: Народ прежде всего рвался смотреть про свою жизнь, про самого себя. Глубокие чувства привлекали людей, хорошие истории. 

культура: И вдруг перестали привлекать?
Малышев: Так нам в 90-е годы, или даже начиная со времен перестройки, стали внушать, что старые принципы, прежнее мировоззрение — это уже немодно. Цензуры нет, государству наплевать, сниму какую-нибудь дурку, и народ будет валяться. Фактически мы вернулись к заре кинематографа, когда он был аттракционом.

культура: Впали в первобытное состояние.
Малышев: Официант на экране несет поднос, на арбузной корке поскользнулся, упал — все, кино готово! Честно говоря, меня дико расстраивает, когда «Гитлер капут!» или «Самый лучший фильм» становятся лидерами проката.

культура: Получается, уровень кинематографа в стране глобально зависит не от качества обучения, а от общей атмосферы, идеалов, ценностей. Учи — не учи, в безвоздушном пространстве все живое умирает...
Малышев: Не согласен. Отечественная школа всегда была построена на том принципе, что творец, художник должен быть всесторонне интеллектуально развит, знать историю, литературу. Даже в нынешнем кинематографе это приносит свои плоды. 

культура: Приносит — Михалкову. А помогут ли знания и душевное развитие 25-летнему режиссеру? Будет ли у него возможность реализовать свои достоинства на практике?
Малышев: Так или иначе, а у 25-летних режиссеров, получивших академическое образование, фильмы все равно поглубже, покачественнее. Профессия еще никому не мешала. Другое дело — для душевного развития необходим определенный жизненный опыт. Но как мы ни бьемся, чтобы к нам приходили люди более взрослые, чтобы второе высшее на режиссуре и драматургии было бесплатным, — пока бесполезно. Так и не удалось пробить поправку в закон, хотя на словах все согласны. Причем дополнительных денег не просим, просто говорим: на режиссуре 15 бюджетных мест, разрешите на семь из них взять людей постарше, для получения бесплатного второго высшего образования.

культура: По-моему, тут даже спорить не о чем. Драматургия и режиссура, в отличие от актерства, требуют зрелости. Молодняк, не зная жизни, начинает из пальца высасывать истории.
Малышев: Прибавьте к этому то, что теперь можно достать телефон из кармана и кино снять. Выложил в соцсетях — ты уже режиссер.

культура: Сакральность профессии ушла. В итоге и появляются ленты про несуществующих героев в неправдоподобных обстоятельствах.
Малышев: Вот уже несколько лет в Якутии снимают собственное кино. Малобюджетное, но зато со своими актерами, со своими режиссерами и операторами. И про свою жизнь. Кстати, нас попросили целевой набор сделать, мы для них курс обучили, выпустили. Не хотят якуты другое кино смотреть. Им интересно, как в советское время, — про самих себя. Вот так и развили национальный кинематограф.

культура: В этом смысле американские педагоги нам вряд ли помогут. Странно было бы учиться у сценаристов из США создавать истории из российской жизни.
Малышев: Да в этом проамериканском лобби все завуалировано и при том предельно ясно. Сейчас в стране снимается 70–80 художественных фильмов в год, и якобы не хватает специалистов. Хотя ВГИК обеспечивал творческими кадрами Советский Союз, а там по 150 фильмов снималось. Скажите прямо: не хватает кадров для производства сериалов по сто серий и больше. Когда серия делается за неделю, и не надо готовить пять лет какого-то суперспециалиста, нужны просто оловянные солдатики. Где-то чего-то быстро нахватались — и вперед. Каждый год телеконтент составляет три тысячи часов. Есть и художественные сериалы, но это мизер. А для остального требуются ремесленники в огромных количествах.

культура: Ваши дипломники — сценаристы, режиссеры — тоже наверняка зачастую уходят на телевидение? 
Малышев: А куда им деваться? Это способ выжить, заработать деньги. И актеры туда уходят, потом рассказывают: пришел, тебе текст в зубы, через двадцать минут — на площадку, будь любезен быстренько отыграть. Какие там паузы, какой характер персонажа, просто-напросто оттарабанил и пошел. И вот на эту жвачку, как на наркотик, подсажена значительная, если не основная, часть населения.

культура: Да, сериалы были и остаются едва ли не основным инструментом отупления нации. Год культуры, Год литературы... — для ТВ, как слону дробинка. 
Малышев: Помню, в Год русского языка еду по городу и вижу надпись: «Лучший шопинг к школе». Во-оооот такими буквами. Наверху объявляется год того, год этого, а в действительности все смотрят сериалы и строчат эсэмэски без знаков препинания. Мы стали жить по очень упрощенной схеме. 

культура: И такая простота хуже воровства?
Малышев: Конечно. Потому что она вошла в норму. Когда-то было модно знать больше, чем другие. А теперь это вроде как дурной тон.

Помню, еще работая в Минкульте, я спорил с Министерством образования насчет ЕГЭ. Говорю: я окончил обычную сельскую школу-восьмилетку, но почему-то до сих пор помню, как меня Пелагея Андреевна обучала знакам препинания, разным «ча-ща», «жи-ши»... Сложносочиненные предложения, сложноподчиненные предложения и так далее. Мы все это знали. Зачем ломать систему образования, которая хорошо работала? Плюс к тому: кто у нас в поселке были самые уважаемые люди? Врач, директор школы, педагоги и директор клуба. А моя жена преподавала русский язык и литературу — ученики ее любили, хоть и строгая была, — так вот, когда в 90-е она приносила из школы по 70–80 тетрадей, а зарабатывала раз в восемь меньше меня, я ей сказал: сиди дома!.. Думаю, это самая большая беда России — потеря качества школьного образования. За год, за два ее не решишь. Нужно исправлять всю систему. Товарищ Ленин с чего начинал? Построить страну всеобщей грамотности. А мы за два десятка лет создали страну полуграмотности. И те единицы, которых родители отсылают в Англию учиться, нас не спасут.

До первой крови

культура: Каков уровень абитуриентов, приходящих сегодня во ВГИК?
Малышев: Уровень абсолютно разный, но, учитывая, что на актерский идут 2500–3000 человек на 20 мест, на режиссуру — 400–500 на 15 мест, все-таки из этого потока можно выбирать. Хотя мне педагоги рассказывают дичайшие случаи. На портрет Толстого показывают: это что? Думала, думала... «Портрет дедушки».

культура: Ну, в каком-то смысле... Кто скажет, что это бабушка...
Малышев: Известное полотно Крамского оказывается портретом дедушки, нормально... Другую девицу я спрашиваю:

— Что ты знаешь про Великую Отечественную войну? 

— Ну, вроде наши с фашистами воевали. 

— И как развивались события?

— Вроде сначала те наступали, потом наши... 

— А куда дошли фашисты? 

Молчание. 

— Ты сама-то откуда? 

— Из Томска.

— У вас были фашисты?

Молчание. Затем говорит:

— Нет. Они до окраин дошли, а их потом отбили и повернули назад.

Какой тут патриотизм? Ведь он со знания своей истории тоже начинается. Он по команде не возникает. Всегда основной источник человеческой нравственности был в деревне, с ее укладом, когда люди друг у друга на виду. Мой дед — из большого села в Вятской губернии, так он рассказывал: на все село два пьяницы. Сердобольные тетки хлебушка им приносили. Человек с утра до вечера сидел на завалинке, пьянствовал, и ему, чтобы не умер с голоду, давали поесть... Двое таких — на всю деревню. Остальные работали с утра до ночи. И в нашем поселке жили по определенным правилам. Даже на танцах: не бей лежачего, драка только до первой крови.

культура: Интересные у Вас танцы были...
Малышев: За девушек борьба шла. Но не так, как сейчас, — буцают ногами, пока не добьют... Мне кажется, что, как только порубали колхозы, лишили деревню средств к существованию, мы потеряли огромный слой, веками несущий природную нравственность — ту, которая от земли.

культура: И деревня снова — уже не впервые — отомстила нам люмпенами и симулякрами. Людьми без корней, без твердых знаний и дела в руках.
Малышев: Раньше кто считался профессионалом? Трудно что-то сделать, а человек берется и делает. Значит, он профессионал. Теперь профессионал — тот, кто объясняет, почему этого сделать нельзя.

культура: В чем причина такой нескрываемой импотенции? Ведь объяснять, почему не можешь, — по логике вещей, стыдно...
Малышев: Ориентиры в обществе сбиты. По телевидению в шоу какой-нибудь полумужик- полудевица в одежде непонятной выступает, а потом приезжаешь в районный центр и видишь то же самое на сцене местного клуба. Еще и гордятся: у нас, как в телевизоре!

культура: Естественно. Людям нужны образцы.
Малышев: Конечно, все строится на подражании во многом. А героев-то нет.

культура: Но герои-то отсюда должны происходить, из вашего учебного заведения. Важнейшим из искусств, как известно...
Малышев: Не только на экране — в жизни прежде всего должны быть герои. Молодежь опоры не имеет. Я когда-то делал сценарий о том, как выживали люди в XX веке. Отсняли 52 часа документальных интервью — от Владивостока до Калининграда. В основном с людьми лет восьмидесяти. Чего только на их долю не выпало, а они, несмотря на все беды, так и остались оптимистами, ни разу не обругали страну, не пожаловались на свою судьбу. Хотя со стороны посмотреть — сплошные мучения...

А вот одна девушка-студентка мне на днях говорит... Я ее спросил: «Слушай, проезжал мимо кинотеатра, огромная афиша — фильм американский, причем совершенно среднего уровня, тупой фильм и даже без спецэффектов... Ты такая образованная, в искусстве разбираешься, зачем вы на эту лабуду ходите? Взяли бы, один раз не пошли, второй — и прокатчики стали бы снимать с экранов...» «А нам все равно, — говорит. — У молодежи, столько проблем, что вы себе и представить не можете. Мы в кино отдыхать ходим. Нам на экране трудностей не надо, у нас своих выше крыши. Вечер провели, кофе выпили и пошли. Не хочу я в кинозале страдать, сопереживать...» Для меня это стало таким откровением... Ведь мы, когда оканчивали тот же ВГИК, балбесами были, но знали: без работы не останемся. А им-то сейчас нужно думать, как пристроиться. Они остаются с жизнью один на один.

культура: Случались в истории России времена, когда проблемки были, мягко говоря, посерьезнее, чем в наши дни. Ваши 80-летние герои — тому подтверждение. Однако это не мешало людям плакать в зале, затрачиваться душевно. 
Малышев: Видишь ли, в то время начальники по зарплате от силы раза в полтора превосходили простого человека...

культура: А! Вы имеете в виду, что, когда всем трудно, себя жалеть не станешь?
Малышев: Сейчас слишком уж заметно неравенство. Я понимаю, каково, допустим, обычной девочке, когда она видит, что ничуть не глупее, а может, и поумнее других, но эти на иномарках ездят, а она одеться нормально не может.

культура: Кстати, какая стипендия во ВГИКе?
Малышев: 1200–1300 рублей.

культура: 350 — проездной на метро, тысяча на жизнь, и ни в чем себе не отказывай.
Малышев: Есть повышенные. Президентских и правительственных стипендий выплачивается порядка 70–80.

культура: А сколько студентов вообще?
Малышев: Около двух тысяч. Примерно 1300 на очном.

культура: Чем реально им можно помочь в обозримом будущем?
Малышев: Надо по-другому выстраивать работу с кинопроизводящими компаниями. Слава Богу, вышел правительственный документ, который обязывает студии принимать студентов на практику, если ты, конечно, хочешь от государства деньги получать. Кинокомпании не должны быть по отношению ко ВГИКу просто потребителями. Я говорю  Сельянову: «Есть у вас идеи — приходите, экспериментальную мастерскую сделаем». Чем предъявлять претензии, будто бы наши выпускники плохо подготовлены, участвуйте в их подготовке. И дайте возможность работать, нарабатывать опыт, мастерство. Ни одному выпускнику мединститута не дадут сразу делать пересадку сердца. На новенького и аппендицит-то не позволят удалить.

«Политические взгляды — где-нибудь на стороне»

культура: ВГИК — это целая империя. Давайте ревизуем Ваши владения. Итак...
Малышев: Итак, во-первых, сам по себе ВГИК — с очным и заочным отделениями. НИИ киноискусства. Колледж кино, телевидения и мультимедиа, который дает среднее профессиональное образование. Плюс четыре филиала, которые «упали» нам пару лет назад, кинотехникумы — в Ростове-на-Дону, городе Советске Калининградской области, в Иркутске и под Москвой, в Сергиевом Посаде.

культура: По географии идеально. Практически вся страна охвачена: юг, запад, восток, центр...
Малышев: Есть такая мечта — ввести в филиалах «верхнее» образование, чтобы не обязательно было ехать в Москву. Студии какие-никакие везде есть, кадры в регионе учатся, там же и остаются. Но мы никоим образом не можем выдавать в филиалах дипломы более низкого качества, чем здесь. Вгиковский диплом мы очень ценим. Следовательно, нельзя просто объявить: теперь мы будем обучать режиссеров, продюсеров, драматургов. Надо обеспечить качественное образование. Чтобы наши московские мастера читали лекции на местах. Чтобы студент мог на месяц-два — благо есть общежитие — приехать, «повариться» в центральном ВГИКе. Ну и третье мы уже сделали, без сбоев работает — дистанционное обучение. Мастер здесь, аудитория там, и в системе онлайн они общаются.

Еще проблема: есть такое правило, что в филиалах должно быть только платное обучение. И стоимость этого обучения должна равняться московской. Хотя где логика?! Средняя зарплата в Москве в два раза выше, чем в регионах.

культура: Не секрет, что во ВГИКе преподают люди разных, зачастую противоположных взглядов. Есть православный патриот Владимир Хотиненко, «интеллигентные оппозиционеры» — вроде Вадима Абдрашитова, есть Игорь Ясулович, который вообще ходил на белоленточные марши. Как Вам удается между ними лавировать?
Малышев: Уставом ВГИКа объединения по религиозным и политическим принципам запрещены. ВГИК вне политики.

культура: В сегодняшней России невозможно пребывать вне политики. Общаясь со студентами, мастер волей-неволей транслирует свою гражданскую позицию.
Малышев: Когда пошло разделение на Союз кинематографистов и Киносоюз, у нас собрался ученый совет, сидят мастера — вперемешку, эти — по одну сторону баррикад, те — по другую. Я понял, что, если займу чью-то позицию, противоположная сторона сразу превращается в «гонимых»... В итоге был такой разговор: «Ребята, наша задача здесь — обучение. Все ваши взгляды, в том числе политические, — где-нибудь на стороне».

Тут трудность в чем? Бывает настоящий мастер, но воззрения у него отчасти радикальные. А бывает не мастер...

культура: Но патриот. Это сейчас на каждом шагу.
Малышев: И поди выбери, что лучше. У нас завкафедрой драматургии Юрий Арабов. У него по любому поводу имеется собственное мнение. Но я просто молю Бога, чтобы Арабов и дальше заведовал кафедрой, потому что это действительно серьезный мастер, их во ВГИКе уже мало, а новые преподавать не рвутся. Заманить сложно. Пока человек активно работает, снимает, чем ты ему компенсируешь потерю времени и сил на преподавание? Финансово — точно нет. Естественно, идешь на какие-то моменты... Не то чтобы закрываешь глаза, но учитываешь ситуацию. Во ВГИКе вообще невозможно приказывать. У нас рабочий день с 9 до 18, но, скажем, мастер в первой половине дня снимает, а я вывешу на доску объявлений: «Мастер такой-то прогулял...» Он просто сделает мне ручкой.

культура: То есть от искусства компромиссов...
Малышев: ...Никуда не денешься. Я спрашивал в других творческих вузах: везде то же самое. Кроме официального порядка, есть еще неформальная жизнь, которая важнее. Вот я читаю личное дело: студент третьего курса Василий Шукшин рвался в закрытый магазин, требовал водки, посажен на трое суток... Я думаю: как же его не выгнали? Да в то время и не за такие поступки вылетали из институтов с треском. И не было бы режиссера Шукшина... Здесь невозможно быть кондовым ректором, начальником. Я бы не хотел, чтобы в дальнейшем пришел некий менеджер — эффективный, но не знающий эту среду, потому что, если разрушить атмосферу, ВГИК перестанет быть ВГИКом. Не зря десятилетия ходит поговорка: во ВГИКе можно учиться, можно не учиться, главное — побыть в этой атмосфере определенное количество лет.

культура: Довольны ли Вы путешествием на Кинопоезде? Сами-то далеко уехали?
Малышев: Сначала до Екатеринбурга. Оттуда выскочил, слетал на премьеру «Солнечного удара» в Белград, вернулся уже в Иркутск — и до конца. И именно с Иркутска я начал понимать, что принимаю участие в историческом событии. Причем то же самое стали ощущать и студенты. Категорически отказывались возвращаться домой с полпути. Мы боялись их перегрузить — каждый день выступления, быт такой непростой... «Нет, оставьте нас, пожалуйста! Мы хотим ехать до конца!»

культура: Никаких ЧП не было?
Малышев: Вроде проводники студенческих вагонов не жаловались. Правда, пели ребята до четырех утра, а так — все в порядке. Мы с ними до этого путешествовали неоднократно, и я им говорил: «Вы должны уметь себя держать. У вас вся жизнь будет состоять из поездок, гастролей, съемок. Никого не волнует, что вы там ночью делаете, вы обязаны вовремя встать, не создавая никому проблем, чтобы ваши вещи за вами не собирали, не тащили. Если так не сможете — извиняйте, будет повышенный надзор...»

культура: Воспитательный эффект от Кинопоезда заметен?
Малышев: Я понял — и это не громкие слова, — что ребята впервые увидели Россию. И поразились.

культура: Масштабам?
Малышев: Конечно, и масштабам тоже. Особенно ближе к концу пути, когда часами ни одного населенного пункта, только пейзажи меняются. На Байкал мы съездили — они не представляли себе, что это такое. Но главное, смотрю — какое-то другое отношение к людям появилось. Много выступали, просто беседовали. Ребятам, которые в каждом городе ветеранов войны снимали, сначала казалось, что это дежурное такое задание, но ветераны их «пробили»... Стали искать творческие подходы.

культура: А в городах, где останавливался поезд, как встречали?
Малышев: Чем дальше от Москвы, тем чаще повторяли: «Здорово, что вы приехали! Это для нас глоток воздуха...»

культура: Интересно, как будет отмечаться столетие ВГИКа?
Малышев: Думаю, уже без меня. Хорошо бы к столетию нашелся какой-нибудь вгиковец помоложе, поактивнее, с более свежим мышлением. Но вряд ли в честь векового юбилея кто-то проедет на поезде от Москвы до Владивостока. Такое раз в полсотни лет бывает. В 30-х годах на поезде «Союзкино» ездил режиссер Александр Медведкин, страну снимал, там даже был проявочный вагон. И теперь вот — мы. Но это дело трудноподъемное. Только Никита Михалков со своим размахом мог такое придумать и всех вдохновить.

культура: На прощание хочу спросить: как Ваше литературное творчество? Все-таки «Культура» была площадкой Вашего дебюта, мы в начале нынешнего года опубликовали рассказ под названием «Дураки» и не можем оставить подающего надежды прозаика без внимания...
Малышев: Оказывается, литературное творчество — это интересно! Особенно, когда тебя печатают. Есть задумки, которые с удовольствием бы реализовал, если бы нашлось время...

культура: Прежде Вы никогда не баловались изящной словесностью? Неожиданно началось?
Малышев: Ну, стишки иногда... Хранились на клочках. Когда переезжали на новую квартиру, я их выкинул, а жена нашла и сберегла. Потом появились внуки, жена говорит: сделай книжку. Выпустил — для себя, для друзей, я вам подарю...

Откуда тяга к сочинительству? Наверное, оттого, что отец рано умер — мне было семь лет, я ощущал некое одиночество. Мать с сестрами была ближе, хотя и любила меня очень сильно. Потом в техникум на электричке — по два часа туда-обратно, надо чем-то себя  занять. Но чтобы целенаправленно сесть за стол и одним махом что-то написать — это в прошлом году впервые случилось. Выпало свободное воскресенье. Думаю: дай-ка освою нормально компьютерный набор, а то одним пальцем печатаю, ведь не настолько же я тупой. Сел, звоню сыновьям — как шрифт изменить, как перейти со строчки на строчку, как это все сохранить... Потом думаю дальше: а что я бессмысленно слова набираю, не сочинить ли что-нибудь? Часов 5–6 просидел. Вроде и ничего получилось. Ваша газета даже сочла возможным опубликовать...

культура: Приносите еще.
Малышев: Хорошо, что я несерьезно к этому отношусь... Хотя два года, пока служил в армии, готовился поступать в МГИМО, на журналистику. Статьи в газетах печатал, целую пачку собрал. Но опоздал сдать документы. И вот, иду расстроенный, встречаю знакомого парня. Он говорит: «Давай во ВГИК, я уже на четвертом курсе». — «Так там ведь актеры, режиссеры, я вообще ноль в этом». — «У нас есть экономический, на директора фильма можно учиться». А я по математике не готовился — в основном по литературе, истории. Приехал во ВГИК, неделя оставалась до экзаменов. Сидит девица какая-то на подоконнике на втором этаже, в драных джинсах — а на дворе, прошу заметить, 1971 год. Читает учебничек. Проходит мимо замухрышка-профессор. Она: «Иван Петрович!» — «Что, голубушка?» — «Спичечки не найдется?» «Да-да», — подходит к ней, она прикуривает... Я сдаю документы, возвращаюсь домой и заявляю с порога: «Мама, больше никуда поступать не буду, только во ВГИК!»

культура: Вам понравилась форма общения между студентами и преподавателями?
Малышев: Еще бы! Я только из армии, а тут такая вольница... Ну и, поскольку люблю штурмовщину, набрал учебников по математике и до экзамена из квартиры не выходил — только иногда на балкон, подышать. Примерно на пятые сутки с матерью или сестрой разговариваю, их лица — на втором плане, а перед глазами — формулы, формулы... Сдал на четверку, а там половина на математике сыпалась, остальные все пятерки, и р-рраз — я во ВГИКе!

культура: Можно сказать: случайность...
Малышев: А можно — судьба. Я люблю ВГИК. Я счастлив абсолютно, потому что мне всегда нравилась моя профессия. Наверное, благодаря этому кое-чего и добился в жизни.