Алексей КОЛЕНСКИЙ

09.09.2014

17 сентября Владимиру Меньшову исполняется 75 лет. Накануне юбилея «Культура» встретилась с режиссером, вспомнила любимые фильмы и обсудила проблемы отечественного кинематографа. 

Ельцин рождался в Доме кино

культура: Ваши ленты обросли легендами. Правда ли, что цензоры вырезали и смыли семь эпизодов из картины «Любовь и голуби»?  
Меньшов: Поражаюсь осведомленности коллег — Михайлов, Баталов, Табаков знают о картинах Меньшова больше, чем я. На самом деле, чиновники Госкино потребовали удалить из фильма все сцены с выпивкой, но это было решительно невозможно. Меня сняли с картины и как-то хитростью заманили в Госкино — показали, что намонтировал другой режиссер. Начальники сидели мрачные, а я хохотал — такой бред получился. Филипп Ермаш пригласил в кабинет: «Что-нибудь изменишь в своем фильме?» Я ответил: «Ничего». Но потом немного «киксанул» — отрезал финал эпизода, где Юрский с Михайловым пили пиво. Их прогоняла бабка (Тенякова), к столику подсаживался мужичок и «уговаривал» под шумок четыре беспризорные кружки. Всего минута, очень живая, но я подумал: один гэг — не велика потеря, щелкнул ножницами. До сих пор жалею... Картине дали вторую прокатную категорию, не пустили на фестивали. Чудом она попала в Торремолинос и получила главный приз.

культура: Народная любовь моментально накрыла мелодраму «Москва слезам не верит»?
Меньшов: Первые дни было тихо, потом сработал «сарафан» — зрители сносили двери, разбивали стекла в кассах. И все-таки прокатная судьба картины не была безоблачна. Готовя ленту к зарубежному прокату, «Совэкспортфильм» нарисовал хреновенький плакат. Вообразите композицию: крупный план Ирины Муравьевой, помельче Раиса Рязанова, еще мельче Баталов, в нижнем углу —   крохотные фигурки Табакова и Алентовой. Со мной проходили такие интриги. До сих пор пропускаю удары, не умею качать права.  

культура: До и после триумфа Вы ощущали недружелюбие кинематографической среды. С чем оно было связано? 
Меньшов: Меня никогда не считали своим. Долго размышлял: почему? В молодости, как все вокруг, поддерживал диссидентские разговоры, но с «Пражской весны» начал улавливать в передачах «Радио Свобода» и «Голоса Америки» оскорбительные интонации. Диссиденты не ограничивались критикой строя, их просто раздражала Россия. А в моей среде они воспринимались некритически, возражать «голосам» считалось бестактным и подозрительным: эге, да среди нас стукачок завелся — давайте-ка, ребятки, помолчим. Я искал иные круги общения, но мало преуспевал. Накопленная на кухнях антиэнергия вырвалась наружу в перестройку — разделявший диссидентские ценности Горбачев был поднят на щит, и народ, не рассуждая, радовался краху «неудачного исторического эксперимента». Те, кто призывал к осторожности и осмотрительности, были освистаны и осмеяны — в итоге законы о кооперации и свободе внешней торговли запустили механизмы дикой приватизации и развала государства. Говорили: «Коммунисты привели к пустым полкам». Ложь, это сделал  Горбачев. Убежден, если бы мы оставались в брежневской системе, сейчас жили бы в экономически процветающем демократическом государстве. 

Ельцин вообще рождался в Доме кино — это наш общий грех, за который отечественный кинематограф до сих расплачивается утратой зрительского доверия. Сейчас издается много откровенных мемуаров, тогда же я и представить себе не мог степень лютой, судорожной ненависти, которую испытывала к советскому государству творческая элита. 

культура: В чем ее истоки?
Меньшов: Грубо говоря, страну распропагандировали «вражескими голосами» и запрещенной литературой. Если сегодня поинтересуешься у ветерана диссидентского движения: «За что ты ненавидел советскую власть?», то едва ли дождешься внятного ответа. Все сведется к дефициту колбасы и острому желанию смотаться за рубеж. То, что мы сумели выжить и защитить себя, они по-прежнему не воспринимают — так же, как и планы атомных бомбардировок русских городов, игнорировали фантастические успехи нашей страны. Мы до сих пор расходуем потенциал, накопленный СССР, никак промотать не можем. 

культура: В чем главная причина краха Советского Союза? 
Меньшов: Наши начальники не учли меру терпения русского народа. А нужно было немногое — удовлетворить потребительский спрос. Начиная с косыгинских времен к этому все и шло... Сыграл свою роль Горбачев, имевший незначительный трудовой опыт, деливший комнату в университетской общаге с будущим чешским диссидентом Зденеком Млынаржем и перековавшийся в евро-коммуниста. Иначе говоря, в идеологического банкрота. Подобными «достижениями» завершились духовные поиски мастеров культуры, не принимавших советский строй, ненавидевших народ, который пел «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина» и выходил на демонстрации с портретами генералиссимуса. Недовольных можно понять, но сталинофобия приняла извращенные формы — неплохо зарабатывавшие творческие кадры смотрели на обычных инженеров или рабочих, десятилетиями копивших на кооператив, как на нелюдей, рабов. Это мы-то, победившие в самой страшной войне, — рабы? Это в отдавшейся Гитлеру Европе живут свободные граждане, сверхчеловеки? Сегодня либералы поднимают тему «русского фашизма». Но вспомните грузинскую войну 2008-го, покажите хоть один разгромленный грузинский ресторан или избитого гражданина с фамилией, оканчивающейся на «швили». Есть ли у нас ненависть к украинцам? Мы поразительно толерантны — по сравнению с Европой, где дают реальные сроки за отрицание Холокоста. Также и русофобам следует ответить за базар о «русском фашизме» перед судом.  

культура: С оптимизмом смотрите в завтрашний день?
Меньшов: С надеждой. Есть поговорка, приписываемая китайцам: «Не дай Бог жить в эпоху перемен». А мне кажется, напротив — очень интересно. Видишь историю, начинаешь понимать простые и важные вещи, неосязаемые в спокойные времена. Еще недавно колебался, но сейчас вижу: врагам России не позволят выиграть войну, Украина в ее русофобском формате не возродится, и НАТО туда не полезет. На 80 процентов это персональная заслуга Путина, его звездный час, реванш за потери нулевых. Президент долго пытался по-хорошему договориться с Западом, но клюнул жареный петух. Теперь история переменится — думаю, скоро в России и государственного капитализма не останется. Мы должны вернуться к успешной экономической модели, построенной при позднем социализме, — как единственно адекватной нашему менталитету.

Гоша был обыкновенным строителем

культура: Ваша самая недооцененная картина?
Меньшов: Она же наиболее удавшаяся — «Зависть богов», мелодрама «позднего застоя». Думаю, пройдет время, и ее признают зрители. 

культура: Вы доверили ребятам «Розыгрыша» электрогитары — родилась первая в отечественном кино рок-группа. Столичной провинциалке подарили мужчину жизни. В следующей картине вернули «голубя» в семью. И все у Вас так — Меньшов доводил «до ума» мир, устраивал судьбы героев и ненавязчиво учил жизни. 
Меньшов: Во всяком случае, эти вещи я не просчитывал. Сейчас задумываю злободневную картину, но с каждым выпуском новостей в сценарии что-то устаревает. Так быть не должно, надо учиться работать, как наши великие художники. Чехов, Толстой умели передать суть времени без пятен и язв. Но, кажется, я нащупал ядро...

культура: Мы говорили о социальном рывке как движущей силе Ваших нестареющих ретросюжетов. Однако кое-что в них теряет актуальность. Сейчас, например, не сыщешь деревни, из которой мужик мог бы махнуть на курорт...
Меньшов: И тогда не было. 

культура: А шукшинские «Печки-лавочки»? 
Меньшов: В начале 80-х с автором пьесы «Любовь и голуби» Володей Гуркиным поехали выбирать натуру на его родину, в Иркутскую область. Застали удручающую картину. А я планировал снять фильм с документальной фактурой — под Василия Макарыча. Решительно отказался от замысла и взял курс на театрализацию действительности. 

культура: Но зрители узнали себя в персонажах, значит, правду жизни сберегли. Однако, согласитесь, трудно представить, что сегодня героиня фильма «Москва слезам не верит», сделав карьеру, встретит Гошу. Такие мужики перевелись, а если бы и отыскались — селф-мейд-бабы статусом не поделятся. 
Меньшов: Думал об этом, перед съемками консультировался с социологами, и они говорили, что неравенство влияет на отношения. В сценарии Валентина Черныха Гоша был обыкновенным строителем, я «приподнял» его, сделал штучным, столичным, уважаемым мастером «золотые руки». Социальный разрыв у моих героев невелик — по крайней мере, в зарплатах, какая-нибудь сотня рублей. Но все-таки мезальянс задел чувства светских дам: чушь, сказочка, быть такого не может — твердили мне — героиня добилась успеха через койку или блат, иначе не бывает. Им были неприятны люди, дораставшие до командных высот с самого низа. Одна из причин перестройки — ненависть к «быдлу», стремящемуся на высокие посты. Те, кто их занимал, гордились папами, пострадавшими в 30-х, но оставившими наследство — квартиры, связи, знакомства. «Лишние люди» элите были не нужны, и к концу 80-х социальный лифт перестал работать. Но и задолго до остановки он воспринимался элитариями как вредный и ненужный механизм. Пытаясь убедить оппонентов в его пользе, я приводил собственный пример: перед вами оскароносец, двадцать лет назад работавший на воркутинской шахте подкатчиком главного ствола. Не вижу в своей судьбе ничего волшебного — каждый день сознательно работал, всю жизнь добивался, чего хотел. Мне никто не помог пролезть куда-то без очереди — как и героине Алентовой. 

культура: Откуда растут картины Меньшова? 
Меньшов: Из советских и западных лент 30-х–40-х годов. Восхищаюсь «Первой перчаткой» Андрея Фролова, «Мы из Кронштадта» Ефима Дзигана, «Валерием Чкаловым» Михаила Калатозова, «Чапаевым», роммовской ленинианой и трофейными фильмами, крутившимися в послевоенных кинотеатрах — французскими «Сетями Шпионажа» («Гибралтар») Федора Оцепа, американской «Судьбой солдата в Америке» («Ревущие 20-е») Рауля Уолша, шедеврами Орсона Уэллса. Недавно пересмотрел «Римские каникулы» Уайлера и в который раз был очарован. Я — поклонник актерского кинематографа.

Сильную картину на ремесле не вытянешь

культура: Много лет Вы преподаете на Высших курсах сценаристов и режиссеров и во ВГИКе. Поделитесь секретами педагогического мастерства. 
Меньшов: Рад бы, да нечем. Будучи студентом актерского факультета, обжегся на системе Станиславского — погрузившись в нее, довел себя до состояния запутавшейся в конечностях сороконожки. На выпускном экзамене не смог показать ничего впечатляющего. Начал с нуля. Доверился интуиции и чувствам, отказался оцифровывать, нумеровать, анализировать и конкретизировать образ, освободился от поисков «для чего» — и все стало получаться. Возможно, я не лучший педагог для своих ребят — молодежь ищет простые ответы на простые вопросы, а я говорю: эй, кончайте заниматься ерундой! Обогащайте душу — читайте, смотрите кино, ходите в театр, главное — познавайте себя, а остальное приложится. Профессиональными секретами можно овладеть за месяц учебы, но сильную картину на ремесле не вытянешь. 

культура: Большинство наших начинающих режиссеров, поупражнявшись в артхаусном чистописании, безболезненно переквалифицируется в попсовики-затейники. Карма?
Меньшов: Антитрадиция. Во ВГИКе пафосные разговоры о профессионализме начались в конце 60-х. Одним из пионеров движения был Кончаловский, разошедшийся во взглядах с Тарковским. Андрон призывал снимать что угодно в любой манере. Он считывал стилистику западных классиков и искренне не понимал: зачем вынашивать замыслы, искать индивидуальную тему, свой почерк?

культура: Главная беда нашего кинематографа?
Меньшов: Дефицит качественных злободневных сценариев. 

культура: Чьи успехи Вас вдохновляют?
Меньшов: Последнее открытие — Андрей Першин, он же Жора Крыжовников — автор смелой хулиганской комедии «Горько!», близкой мне юмором и глубиной.

культура: За Вашими плечами сотня киноролей. Есть любимые? 
Меньшов: Из главных, но малоизвестных — «Последняя встреча» Бориса Бунеева по сценарию Одельши Агишева о назревающей перестройке. Второе дыхание актеру Меньшову подарил «Ночной дозор». С удовольствием снимался в «Русском регтайме» и «Ликвидации» Урсуляка.

культура: Образ маршала Жукова нащупали самостоятельно?
Меньшов: Вместе с постановщиком. Режиссеры порой робеют, стесняются делать замечания — приходится искать роль без «зеркала», это неправильно. Урсуляк, напротив, не стеснялся подсказывать, с ним работалось легко и приятно. Недавно сыграл в «Легенде № 17», нахватал призов за роль в «Диалогах» Ирины Волковой. И этот год выдался урожайным — снялся в пяти картинах, в одной исполнил главную роль.