Алла Демидова: «Судьба тащила Высоцкого к финалу»

Ксения ПОЗДНЯКОВА

25.01.2013

Ведущая актриса любимовской Таганки, постоянный сценический партнер Высоцкого — Алла Демидова по-прежнему чрезвычайно востребована. Накануне поэтического вечера в «Мастерской Петра Фоменко» корреспондент «Культуры» встретилась с Аллой Сергеевной, чтобы поговорить о молодом поколении, разрыве цивилизаций и о том, что судьба редко дает второй шанс. Ну и о Высоцком, конечно.

культура: Не так давно состоялся Ваш творческий вечер в Госкапелле Санкт-Петербурга. Изменилась ли программа «Рождественские стихи» по сравнению с предыдущим выступлением в Доме музыки?

Демидова: Дело в том, что рождественских стихов много, но они все на одну тему, и построить программу так, чтобы люди в зале не заснули, сложно. Этот цикл я составляла примерно полгода. Отсеивала, потому что у меня всегда намного больше стихов, чем нужно.

культура: Перемены как-то зависят от публики?

Демидова: Откровенно говоря, я ее не вижу. Прошу меня осветить так, чтобы передо мной была темнота. Но все равно дыхание и какой-то энергетический посыл чувствуются. Тут-то я и понимаю, что именно надо поменять или добавить.

культура: Чтецкие программы стали продолжением театра или его заменой?

Демидова: Таганка — первый театр поэтического направления. Вокруг него собирались лучшие поэты, их стихи звучали со сцены. Да и внутри Таганки было много поэтов — Филатов, Высоцкий. Но почему-то только я продолжаю эту линию и Веня Смехов. У Джорджо Стрелера существовал проект «Голоса Европы». От России он пригласил меня и выстроил такую мизансцену: микрофон, пюпитр и обязательно листы, как ноты. Между стихами — импровизация. Либо по поводу поэта, либо ассоциативно. Та постановка мне очень понравилась, и я ей, в общем, не изменяю. Причем, я была первая у нас в России, и многие даже возмущались: как это так, она читает с листа?! Но нужно видеть строчку, тем более, когда стихи разные по ритму, по музыкальности. Когда читаешь наизусть, получается немножко актерская манера исполнения, которая мне не очень нравится.

культура: Музыку к своим сольным программам выбираете сами?

Демидова: Да, но и охотно откликаюсь на предложения музыкантов. Давным-давно мы, несколько человек, решили найти деньги на реставрацию церкви, где венчался Пушкин. Организовали благотворительный концерт. Володя Васильев с Катей Максимовой поставили новых шесть номеров, «Виртуозы Москвы» все время были на сцене, играли новое. Я предложила «Реквием» Ахматовой, он тогда был даже не напечатан. С Володей Спиваковым мы вместе сидели и размечали, где должна звучать музыка, а позже он уже сам выбрал Шостаковича. Мы ездили с этим концертом по разным странам: были во Франции, в Германии, Израиле. И в Армении, после землетрясения в Спитаке. Я читала «Реквием» с «Виртуозами», и там поэма аукнулась с сиюминутным горем.

культура: Есть какая-либо программа, которая особенно близка Вам самой?

Демидова: Сейчас уже нет. Думаю, надо завязывать с этими программами, потому что вслед за мной, слава Богу, в такой манере стали читать Райкин, Крючкова, Рутберг. Нужно придумывать что-то новое. Но я, как все актеры, человек ленивый, и просто жду, когда судьба подкинет какой-нибудь новый проект. Например, меня приглашают в оперу. Дмитрий Курляндский написал прекрасную оперу современную «Носферату». Ставить будет Теодор Терзопулос, грек, с которым я работала много лет.

Ну и скоро, когда откроется «Гоголь-центр», буду у Серебренникова читать бунинские «Темные аллеи». Кирилл — живой, он хочет что-то изменить, а это уже хорошо. Но это еще не значит, будто я заранее уверена в том, что у него получится. Зависит и от тех, с кем он там столкнется, и какой выберет репертуар, и от людей, которые будут сидеть в зале. А место, откровенно говоря, не очень хорошее — рядом с вокзалом — зрители немножко случайные...

культура: Неужели зритель так много значит?

Демидова: К сожалению, да. От вкуса публики очень многое зависит. А нынешний ее вкус, к сожалению, ниже плинтуса. И поэтому в какой-то степени театр опустился. У нас произошла революция в девяностых годах. Банку общественную перевернули, и то, что было на дне, оказалось наверху. Пена когда-нибудь осядет, но нужно время. Сейчас все снивелировалось. Интеллигенции нет. Старые интеллигенты сидят, как сверчки за печкой, и не высовываются. А так называемая мОлодежь — с ударением на первый слог — думает, что схватила за крыло птицу счастья. Мы в 60-е все-таки оглядывались на стариков. Сказать честно, появился разрыв цивилизаций.

культура: И его невозможно преодолеть?

Демидова: Можно. Потому что он возникал и после революции семнадцатого года. И в 37-м, и после войны Великой Отечественной. Но ни в одной стране такого не было, чтобы формация перевернулась в одну неделю. Веками в Старой Европе капитализм ковался. И веками, соответственно, — мировоззрение и мироощущение человеческое. А что с нами будет — никто не знает, аналогов нет.

Меня тянет, конечно, к молодежи. Иногда встречаются очень талантливые люди, умные. Мои сверстники говорят, мол, они не знают того, что знаем мы. Да, но они знают что-то другое. Так всегда с поколениями. В общей массе вы куда-то летите. Не в ту сторону, куда мне бы хотелось. Потому что много соблазнов. Вопрос денег отнимает сегодня слишком много времени и сил. Почему и нельзя сравнивать пик шестидесятых с нынешним временем.

К примеру, в Щукинском у меня была ученица, талантливая девочка, но после училища она оказалась на перепутье и выбрала театр удобный: хорошо платят, прекрасная атмосфера, все дружат, сразу дали роль. Но я, например, там и раньше не была, и сейчас вряд ли окажусь. Говорю: «Прийти, посмотреть?» — «Нет-нет, не надо, ни в коем случае». В то же время Туминас набирал студию молодых актеров. Я советовала всем своим идти. Да, там, может, и стипендии нет. Неважно. Потому что на первое действо студии молодых актеров Туминаса придут все. А значит, ты уже на виду. Тебя увидят. Условно говоря, увидит Никита Михалков. На моей памяти очень многие проспали свой шанс.

культура: Вы бывали на Таганке после того, как ее покинул Юрий Любимов?

Демидова: Нет, мне неинтересно. Любой театр живет циклами. Пик Таганки пришелся на 60-е — середину 70-х. Позже — и это как-то совпало со смертью Высоцкого и отъездом Любимова — начались уже необратимые процессы.

культура: То есть потеря Высоцкого была первым ударом по фундаменту Таганки?

Демидова: Не зная ничего изнутри, так можно сказать. Но на самом деле — нет. Высоцкий не был таким уж кирпичом, который вынешь — и все здание развалится. Просто так совпало.

культура: Недавно вышло переиздание Вашей книги о Высоцком. Не возникало желания что-то исправить?

Демидова: Сейчас о Высоцком может написать любой. Достаточно накупить чужих книг, там практически все изложено... Мы даже при жизни о нем меньше знали. У меня не хватило сил перечитывать свою книгу, я отдала нескольким друзьям посоветоваться, стоит ли оставлять в таком виде или нет. Они говорят — да, потому что там прямая речь его друзей, родственников. Не скажу, что тогда эту прямую речь было легко собрать, но легче, чем сегодня. Иных уж нет, как известно.

культура: Способны ли понять масштаб его личности те, кто не видел Высоцкого на сцене?

Демидова: Думаю, нет. Потому что вы знаете его по результату, а мы знали в процессе. А Высоцкий начинал простым актером, который играл в массовке. Вот это становление актера, и личности, и приход славы — было очень интересно наблюдать. А вы получаете его готовым.

культура: Вы смотрели фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой»?

Демидова: Нет. У меня есть диск, но никак не соберусь. Думаю, что не найду для себя ничего нового. Существуют, к примеру, фильмы о Пушкине или о Есенине, их я тоже не смотрела, потому что приблизительно знаю, что увижу. Мне кажется, что мое знание о Пушкине, Есенине, Высоцком больше.

культура: Мемуаров все прибавляется, но чаще обсуждают не роли, не стихи, а с кем Высоцкий жил, на каком автомобиле ездил...

Демидова: Мы столкнулись со вкусом публики. Как бывший экономист скажу: спрос определяет предложение. Всегда. Сейчас нацелены на такой интерес. Важен только скандал.

культура: Как получилось, что успешный актер, всенародно любимый, женатый на французской кинозвезде, сохранился в памяти как гонимый и непризнанный?

Демидова: Он мог далеко не все. Например, в театре хотел играть Вершинина в «Трех сестрах» — ему дали Соленого, хотел Воланда — получил Бездомного. Говорю только о последних спектаклях, но до этого тоже было много несыгранных ролей. Судьба, в конце-концов, его уже тащила к финалу. Я придумала метафору, по-моему, очень точную: нельзя руками остановить взлетающий самолет, даже если знаешь, что он разобьется. Это жизнь Высоцкого последние два года. Он знал и не мог остановиться, и все знали, но он был заложником своей судьбы. Высоцкий не довоплотился: и в театральных ролях, и как поэт, и как режиссер.

культура: В Вашей книге «Бегущая строка памяти» упоминается спектакль «Крик», который Высоцкий ставил для себя и для Вас. Как работалось с Высоцким-режиссером?

Демидова: Опять-таки это было уже во времена его болезни. Он работал спонтанно и мог в одну репетицию сделать то, что обычно в театре делается за два месяца. Такая энергетика в нем была, в том числе и из-за его болезни. Но из-за нее же он мог вообще не прикасаться к работе месяц. Не было той регулярности, которая нужна в театре, чтобы получить достойный результат. Думаю, если бы мы успели поставить спектакль, все закончилось бы скандалом. Может быть, даже хорошо, что не успели. Еще один миф.

культура: Но Вы ведь показали готовые фрагменты на Таганке?

Демидова: Мы сделали первый акт и вывесили на доске объявлений, что устраиваем прогон. Пришел только Давид Боровский, который был художником этого спектакля.

культура: Никто больше не заинтересовался?

Демидова: Опять-таки — нынешняя оценка. Многие не видели объявление, потому что оно было написано от руки. У многих в это время были дела. Это мы теперь знаем, что Высоцкий вскоре погибнет...

культура: В него вообще верили как в режиссера?

Демидова: Тогда никто всерьез нашу затею не воспринимал. А сегодня, каким режиссером был бы Высоцкий, можно только гадать, потому что в искусстве засчитывается исключительно результат.