Денис БОЧАРОВ

10.06.2016

«Пора-пора-порадуемся на своем веку...», «Когда твой друг в крови — а ля гер ком а ля геро», «Не вешать нос, гардемарины...», «Ланфрен-ланфра, лан-та-ти-та...». Не одно поколение выросло на песнях, слова к которым написал Юрий Ряшенцев. 16 июня ему исполнится 85 лет. В преддверии круглой даты поэт ответил на вопросы «Культуры».

культура: С каким настроением встречаете очередной юбилей?
Ряшенцев: Да в общем не жалуюсь, все хорошо. Единственное, что в теннис больше не играю: а ведь он был одним из моих главных увлечений. Но вот уже примерно полтора года минуло с той поры, как пришлось эту забаву оставить — возраст, сами понимаете. 

культура: Недавно состоялась премьера оперы Эдуарда Артемьева «Преступление и наказание». К этому сочинению Вы тоже имеете непосредственное отношение. Каковы впечатления от постановки? 
Ряшенцев: Сложно говорить об ощущениях, будучи, что называется, соучастником. Но если попытаться обобщить, то они двойственные. Когда мы несколько лет назад записывали пластинку — одна история. В данном же случае Кончаловский предложил иной вариант: речь не столько об опере, сколько о мюзикле. Андрон Сергеевич попытался представить, какими бы Соня Мармеладова и Родион Раскольников выглядели сегодня, — оставшись при этом каноническими персонажами Достоевского. И мне кажется, задуманное режиссеру удалось. Много сильных сцен, задействована хорошая труппа. Актеры влюблены в суть происходящего. От работы я получал колоссальное удовольствие. Конечно, приступая к спектаклю, осознавали, что идем на определенный риск: все-таки поющих героев из шедевра Федора Михайловича представить непросто. Но, по моему глубокому убеждению, труды огромного коллектива, бесспорно, удались. 

культура: Слышал, Вы с Эдуардом Николаевичем работаете над очередным проектом... 
Ряшенцев: Пока говорить рано, но завесу приоткрою. У Никиты Михалкова есть задумка создать мюзикл по мотивам фильма «Раба любви». Еще лет десять назад мы с супругой, Галиной Полиди, написали сценарий, который Никите Сергеевичу очень понравился. Но лишь теперь дошли руки до того, чтобы его поставить. Надеюсь, будет интересно. А музыка Артемьева, как всегда, выше всяких похвал.  

культура: Фильм «Д’Артаньян и три мушкетера» сделал имя Юрия Ряшенцева известным на всю страну. Однако Вам лента не очень приглянулась. Почему?
Ряшенцев: За истекшие годы успел уже привыкнуть. Все-таки в ней заняты выдающиеся актеры, звучат прекрасные песни. Тут дело в другом. Важно помнить, что еще за несколько лет до появления кинокартины в Московском театре юного зрителя поставили замечательный спектакль, в котором д’Артаньяна играл Володя Качан. Успех был колоссальный, не будет преувеличением сказать, что постановка, по сути, возродила театр. 

Мы с Марком Розовским относились к Дюма, равно как и описываемому им времени, с известной долей иронии. Посудите сами: пьяница Атос, сутенер и обжора Портос, ханжа Арамис, беспутный донжуан д’Артаньян... Но у всех этих парней есть некая святыня, какой не было у большинства людей той эпохи, — дружба. А она побеждает все. И та самая удивительная нить, что связывала ребят, представлялась нам неразрывной. Именно поэтому, когда появился фильм, мне показалось, будто неуловимая тонкость, лихость, присутствовавшие в спектакле, потерялись. Неудивительно, что я был несколько разочарован. Уж слишком иронично там преподнесена героика. Но повторюсь: с тех пор прошло немало лет. Ленту ведь продолжают показывать по нескольку раз в год, значит, мы не зря старались. Тут важен и еще один аспект: «Три мушкетера» — картина музыкальная. Попробуйте убрать песни и стихи, а потом посмотрите, что там, вне зависимости от уровня артистов и постановщиков, останется.    

культура: Как бы Вы оценили состояние современной поэзии? Насколько вообще востребовано высокое художественное слово в нашем донельзя материальном мире?
Ряшенцев: О молодой поэзии я, наверное, не имею права судить в полной мере. Я плохо ее представляю, ибо она мне не очень нравится — возможно, здесь сам виноват, а не молодежь. Когда-то долго работал в отделе поэзии журнала «Юность». Некоторых авторов, как, например, Алексея Дидурова и Инну Кабыш, с восторгом принимал. Но это, пожалуй, последнее поколение, хорошо мне знакомое... 

Конечно, молодая поэзия существует, а как иначе? Другое дело, что те способы общения с читателем, к которым она прибегает, меня не очень привлекают. Когда прихожу на книжный развал, люблю поступать следующим образом: открываю наугад неизвестную книжку и читаю три-четыре строфы. И если они не убеждают — значит, такого поэта для меня не существует. Ведь настоящий мастер может писать удачно или невпопад (никто не совершенен), но несколько корявых строф подряд — это уже вздор. 

Что касается того, нужна ли сейчас поэзия — судить непросто. Ведь меня знают в основном благодаря работе для большого экрана. Правда, есть нюанс: кино интересно людям, но не так уж необходимо мне самому. Данной сферой деятельности не поглощен целиком. А вот то, что не особенно требуется публике, однако представляет главную ценность для меня лично — это собственно стихи. Поэзия — дело сугубо индивидуальное, не дает ни денег, ни славы. Ныне хватает других способов добиться признания и благополучия. Но создание стихов позволяет перенестись в любое время, в каждый уголок вселенной. А стало быть, и те, кому не все равно, тоже остаются в выигрыше: они могут вслед за сочинителем отправиться куда угодно. Хотя, откровенно говоря, широкую аудиторию сегодня не волнуют поэтические достижения.

культура: Говорят, если можете не писать — не пишите. А Евтушенко выдал постулат: «Поэт в России — больше, чем поэт». Вам какая точка зрения по душе? 
Ряшенцев: Я без сочинительства свою жизнь представить не могу. Но и Евтушенко вывел очень емкую и серьезную формулу. Я и сам, если честно, не прошел мимо нее. У меня есть такие строки: «Полет в России — больше, чем полет: / Он — ясное предчувствие паденья...» Евгений Александрович вообще славен тем, что умеет выбрать болевую точку и четко о ней сказать. Он тоже не может не писать. Жизнь Евтушенко прошла на моих глазах, я был свидетелем такой его популярности, которой даже Маяковский позавидовал бы.

культура: А Вы причисляете Владимира Владимировича к числу любимых поэтов? 
Ряшенцев: Отнюдь. Хотя Серебряный век обожаю: Мандельштама, Пастернака, Ахматову, Цветаеву, Кузмина, Заболоцкого. А вот к Есенину, равно как и к Блоку, у меня отношение неоднозначное.